— Ну уж как получится — конюх хитро усмехнулся. — Тогда раздевайся, начнем с задницы, потом спина.

Десятник Ноксон передал барону Шогену свой разговор с Лайсом. Тот немного покривился, когда услышал условие Лайса, но ничего не сказал, кроме того, что он сейчас поедет к командиру стражников барону Чарвену. Выходец из Таренского графства, как и большинство наиболее влиятельных аристократов королевства, Чарвен даже на фоне других аристократов Лоэрна, совсем не замеченных в мягкотелости, отличался особенной жестокостью. И какой — то собачьей преданностью королю. За это тот его высоко ценил и закрывал глаза на различные темные делишки своего фаворита.

А находясь на такой должности, где ежеминутно решались судьбы людей, имевших несчастье попасть в лапы его стражников, не сделать себе состояние не мог бы даже глупец. Не без основания его считали вторым по богатству человеком в Лоэрне. Первым был сейкурский граф, бывший таренский барон Волан.

Ноксон, конечно же, не знал, как пройдет встреча Шогена с Чарвеном. Придется ли его новому командиру поделиться будущими барышами или же Чарвен окажет услугу безвозмездно. Впрочем, и услуга — то была, по меркам королевской стражи, плевая. Да и просил за своего солдата не абы кто, а влиятельный барон Шоген. Как бы ни сложилась эта встреча, Ноксон был уверен в одном: Лайсу дадут отсрочку. А барон Чарвен еще и прикажет, чтобы Лайса эту седьмицу оставили в покое.

Так — то оно так, но десятник прекрасно знал нравы, царящие в королевстве, когда каждый, допущенный мало — мальски до крохотной власти, считал себя вправе не обращать внимания на приказы вышестоящих командиров, а руководствоваться собственной выгодой и желаниями. Вот и здесь на приказ командира стражников, спущенный с самого верха, там, внизу, скорее всего, внимания не обратят. И Лайса за эту седьмицу или забьют до смерти, или в лучшем случае сделают немощным калекой. И тогда он, Ноксон, не получит своих пятидесяти монет. Деньги даже для него громадные.

Поэтому, долго не раздумывая, Ноксон вновь пошел в казематы, где размещались темницы с арестованными. Найдя начальника этих темниц хаммийца Рюбина, десятник без лишних разговоров достал из кошелька золотой и показал его хаммийцу.

— И что ты хочешь?

— Сегодня придет приказ от барона Чарвена. По моему солдату Лайсу. Не трогать парня. Совсем не трогать.

— Этого мало.

— Через седьмицу я принесу еще один золотой.

— Пять.

— Парень столько не стоит. Я назову цифру, но она будет последней. К этому золотому через седьмицу добавятся еще два золотых. Это очень много.

— Давай золотой.

Ноксон крутанул монету по столу в сторону Рюбина.

— Но если меня обманут?

— Я прослежу, чтобы все было выполнено.

— Всю седьмицу, от зари до зари? Любой стражник за полсеребрянки откроет камеру и впустит к солдату чужих.

— Я понял. Этого не будет.

— Хорошо. Тогда не будет и виры. Один плюс два. Вира в три золотых и возврат моего золотого. Итого четыре.

— Ты мне угрожаешь? Мне, старшему королевскому стражнику?

— Разве я булочник? Я десятник личной королевской сотни. И здесь не мои интересы. Это интерес самого барона Шогена. Он сейчас с вашим бароном Чарвеном обсуждают судьбу Лайса. Вопросы есть? Тогда через седьмицу я приношу два золотых. Если не принесу, можете делать с солдатом, что захотите.

— Если не принесешь через седьмицу к полудню, то через час твой Лайс станет женщиной. Мамой клянусь.

— Договорились…

Ноксон был уверен, что теперь Лайса никто не тронет. Даже если будут обольщать тюремщика серебрянкой, тот камеру не откроет и никого из хаммийцев туда не впустит. То, что Лайс перешел дорогу хаммийцам, десятник не сомневался. Но эту проблему он пока решил. Теперь можно ехать к постоялому двору «Три медведя» и разыскать какого — то Грейта.

Грейт оказался ровесником Лайса, или был чуть старше. Странный парень, не понять, кто он. Если судить по одежде — обычный горожанин. Но руки выдавали человека, умеющего держать меч. Ноксон в этом разбирался. Вот хаммийцев этот парень еще мог обмануть своим простецким видом, но не опытного Ноксона, ставшего десятником еще при короле Френдиге. А тогда к десятникам предъявлялся особый спрос. И еще во время разговора Ноксону показалось, что парень будет не из простых людей, а как бы не из аристократов. Но показалось — и ушло, заменив образ аристократа взглядом бывалого каторжника. Да, странный парень, не простой. С таким надо держать ухо востро.

Ноксон передал Грейту слова Лайса и с интересом ждал реакции парня. Ну, понятно, что нахмурился. Как не нахмурится, когда с тебя требуют двести пятьдесят золотых, да еще и за седьмицу времени. Но возмущения, ахов и причитаний, обычных в такой ситуации, не было. Парень только нахмурился.

— Достанешь? — с надеждой спросил Ноксон.

— Достану, — ответил парень.

И десятник понял, что достанет. Ну и Лайс! Кто же он такой, если его люди так запросто обещают достать такие бешеные деньги? Именно люди, а не один человек. Выходя из комнаты Грейта, Ноксон как никогда обострил внимание и заметил в нескольких местах постоялого двора странных парней. Точнее, странными их не назовешь. Парни как парни, если внимательно не присматриваться. А вот всмотреться, тогда и поймешь, что парни — не простые постояльцы. Крепкие, сильные, с цепким взглядом. Без сомнения, это люди Грейта. А, значит, и Лайса. Вот откуда у того золотишко, которого тот не очень — то и жалел…

После ухода десятника Грейт долго сидел в задумчивости. Да и как тут серьезно не задуматься. Цифра, которую ему озвучили, была слишком велика, а срок мал, чтобы попытаться достать деньги путем, которым они уже несколько раз пользовались. Таких денег у чиновника средней руки или богатенького торговца не найти. Конечно, лучшие купцы Лоэрна имели состояние явно превышающее требуемую сумму, но даже они не имели таких денег лежащих без движения. А если кто и имел, то это не афишировал.

А крупные чиновники почти все были аристократами, держали неплохую охрану, но главное — опять же таких денег в свободном состоянии у большинства из них не было. Потому что они предпочитали все появляющиеся излишки переводить за границу, скупая на них поместья.

Охрану, конечно, можно перебить, но бесшумно это сделать вряд ли удастся. А на рывок из дома такого чиновника много не вынесешь. И чуть задержишься — набежит стража, от которой уже не уйти. А стража появится быстро, благо все крупные аристократы и чиновники живут отнюдь не на окраинах, а в самом что ни на есть центре столицы.

Можно, конечно, похитить такого человека с целью получения хорошего выкупа. Но с кого этот выкуп потребовать, если сам главный хозяин ими похищен. С жены? С детей? А они знают, где глава дома хранит деньги? Побегут домочадцы занимать деньги в рост? Тогда известие о похищении быстро выплывет наружу, а Тарен не очень — то и расположен привечать такие ультиматумы. Ему проще и выгоднее бросить стражников на поиски похищенного аристократа, и будьте уверены, они найдут.

Проклятье! Где же раздобыть эти деньги! Они есть, их много, а больше всех денег у этих новых баронов, выбившихся из грязи в аристократы. Хотя и природных баронов, тех, кто был ими еще при покойном короле, тоже осталось много. Некоторые так и не смогли привыкнуть к новым веяниям в королевстве, а другие не хуже всех этих новоиспеченных баронов прекрасно живут и богатеют. А ведь он тоже, как — никак барон. Барон Фрастер, только никто кроме его парней об этом не знает. Кости отца уже давно истлели. Он даже не смог найти его могилу. А теперь их родовое имя носит младший брат Волана.

Девять лет тому назад, еще при короле Френдиге, барон Волан, близкий человек к графу Тарену, теперь королю Лоэрна, получил титул сейкурского графа вместе со всеми землями убитого подлым Тареном графа. А отец Грейта, барон Фрастер, вассал убитому графу, был казнен. Его замок и земли отошли младшему брату Волана. В его родовом замке, где мальчишкой бегал Грейт, теперь бегает сын нового владельца замка. А на ложе его родителей теперь возлежат новые барон и баронесса Фрастер.