— Но которые еще долго будут ждать, когда освободится графское место. К тому в нашем герцогстве из неженатых первых виконтов есть только Драйк. Толстый и глупый.

— Который окажется во всех отношениях приятнее этого конопатого придурка. К тому же безрукого. Он мне так и не рассказал, как он лишился рук. Замыкался, мрачнел. Пару раз я пыталась, но бросила попытки. И этот ужасный шрам на лбу.

— Пожалуй, ты права. Я прикажу Гонторну, когда тот найдет этого Сашку, сделать так, как ты предложила. Я полагаюсь на твою проницательность… королева.

После ухода дочери герцог задумался. Конечно, дочь права, этот Сашка лишний, только мешает. Но дочь поняла это чисто интуитивно, сыграли женские чувства, которые ее вновь не подвели. Но он, герцог Гендованский, не должен полагаться на одни чувства. Политику от чувств стоит держать на расстоянии. Дочь еще слишком юна, чтобы охватить все политические расклады. Сашка ей мешает, стоит на пути к получению влияния на виконта. Первого виконта Ларского. Когда Дарберн станет графом, этот Сашка превратится из младшего виконта в первого виконта. Это не так страшно. Это временно, до появления у Дарберна детей. Моих внуков. Но что будет, когда Дарберн наденет корону Лоэрна? Дочь станет королевой, это понятно. Внуки — принцы крови. С этим тоже все ясно. Но что будет с Ларском? А ларская корона достанется этому выскочке Сашке. Несправедливо. Он, герцог Гендованский, готов столько сделать, чтобы вернуть Дарберна в Ларск, а для этого придется схватиться с Черным Герцогом и еще неизвестно, чем все это закончится. Нет, наградой Гендовану должен стать Ларск. Когда Дарберн займет престол Лоэрна, графом Ларска должен стать его Ильсан. Не быть же ему вечно в маркизах? У него, правда, дурной характер, слишком высокомерен. Впрочем, для графа это и неплохо. Но графом еще нужно стать. Эльзина поможет, но этого мало. Нужно сделать так, чтобы Дарберн был ему обязан. А в чем он может быть обязан? Конечно, в возвращении Ларска. Но из мальчишки военачальник никакой, Черный Герцог его разобьет. Значит, нужно послать с Ильсаном графа Тратьенского. И вверить тому командование войсками. А Ильсан… пусть надувает щеки перед Дарберном, но только аккуратно. Эльзина поможет.

— Эй, кто там? Пригласите Гонторна.

Начальник стражи смог прибыть по вызову герцога только к вечеру.

— Как продвигаются поиски мальчика?

— Ваше сиятельство, мы перевернули весь город, только за сегодняшний день доставлено для опознания три десятка мальчишек, похожих по описанию на разыскиваемого. Эти идиоты даже двух рабов с длинными светлыми волосами притащили.

Герцог засмеялся.

— Они, наверное, подумали, что за два дня короткие волосы могут стремительно вырасти?

— Да, ваше сиятельство, я точно это им и сказал.

— Значит, никого не опознали?

— Никого, милорд. За городом мы заставили крестьян, несмотря на то, что сейчас самый разгар работ на земле, прочесать все близлежащие леса, но тоже безуспешно.

— Он не мог уйти к соседям?

— Все возможно, ваше сиятельство. Наверное, так и произошло.

— Нет, я уверен, что он не сбежит отсюда. У него есть то, что его удерживает у нас. Никуда он не уйдет. Усильте розыски.

— Да, милорд.

— И вот что, Гонторн. Кто у вас там производит опознание этих мальчишек?

— Десятники стражи, из тех, кто в данный момент дежурит по замку.

— Я вас попрошу взять эту работу на себя. Схваченных мальчишек пусть запирают до вашего прихода, а опознание проводите один.

— Но часто требуется вызывать родственников пойманных мальчишек, которые подтверждают, что те не разыскиваемый Сашка.

— Я понимаю. Приглашать — приглашайте, но допрос проводите без ваших людей.

— Зачем, осмелюсь спросить, ваша светлость?

— Когда опознаете Сашку, то сообщите мне. Никто кроме меня и вас не должен знать, что его нашли. А потом… я скажу, что надо будет сделать. Хотя у меня нет от вас секретов. Мальчишку надо будет задушить, и закопать где–нибудь за городом.

Гонторн скривился.

— Ох, уж это чистоплюйство, — подумал герцог, а вслух сказал:

— Впрочем, вы будете лишь на подхвате. Мальчишку придушит Ильсан. А копать яму… можно будет поступить иначе: засунуть труп в мешок, бросить туда же пару камней, а потом Ильсан сбросит мешок в реку.

— Слушаюсь, милорд.

Да, так будет надежнее. Ильсан не будет кочевряжиться. Тем более после того, как я скажу, что это его первый шаг к графской короне.

Вот уже второе полнолуние, как неудачи преследуют Гандина, главного жреца храма Великого Ивхе. А ведь статую бога обильно задабривают, число жертв, ему приносимых, не уменьшается. Раньше большие обряды проводились четыре раза в год, теперь каждый месяц. Но картинка с Посланцем, которую смилостивился показать Великий Ивхе два месяца назад, оказалась первой и последней. В следующие два обряда Гандин только зря лишился двух старших жрецов. Один жрец из Гендована и… этой ночью снова из Гендована. Значит, Посланец до сих пор в Гендоване. И может пробыть в городе и дальше. И в следующее полнолуние незавидная участь быть принесенным в жертву будет ждать очередного нового старшего жреца из Гендованского храма. Зато теперь там не будут так настойчиво лезть в старшие жрецы. Итак, этой ночью обряд вновь сообщил, что Посланец в Гендоване. Сообщить–то сообщил, а вот показать окружение Посланца опять не удалось. Вместо картины, передающей что происходило с Посланцем накануне днем, опять, как и месяц назад, почти все изображение закрыл шар, соединенный с каким–то вытянутым предметом.

Если так пойдет дело дальше, то он скоро останется совсем без гарема, уже вчера еле–еле хватило жертв для ночного обряда, хотя храмовники пригнали отобранных даже из храма Ужасного Паа. И что самое обидное, он даже не сможет уберечь самые ценные жемчужины своего гарема. Храмовники его даже слушать не станут, заберут всех для обряда. А он, главный жрец, в лучшем случае будет только невнятно блеять, и просить у своих слуг оставить хоть пяток лучших наложниц.

Слуг!.. Это сказки для всего остального Атлантиса, а он, да и все жрецы, уже убедились, кто на самом деле господа, а кто слуги. Попробуй только выступить против храмовников. Они даже не будут дожидаться дня большого обряда жертвоприношения, как было три месяца назад с Селиманом, чтобы поставить на его место другого, более послушного. Они его попросту убьют. И никто не защитит. Никто.

Прежний верховный жрец, Селиман, только попытался быть независимым, как храмовники его убрали. Убрали, между прочим, его, Гандина, руками. Тогда, в конце зимы, к нему зашел один храмовников. Зашел бесцеремонно. Гандин даже хотел прикрикнуть, чтобы вышвырнуть наглеца из его покоев. Но храмовник быстро его отрезвил, указал ему его место. И предложил сделать Гандина верховным жрецом.

— У Селимана будут завязаны глаза, у тебя нет. Но у Селимана есть и вторая пара глаз — это уши.

Да, слух у Селимана был изумительный. Почти заменял глаза. Почти. Но глаза есть глаза. Как и обещали, Селиману их завязали, ему — нет. Так он стал верховным жрецом, а голова бывшего верховного жреца торчит на колу перед входом в храм.

— Господин! — появившийся на пороге служка был растерян, — там, к вам…

Служка не успел договорить, как в комнате сильно запахло орками. Так и есть! За спиной служки возникла уродливая фигура храмовника, тот схватил служку за шиворот и не сильно, но действенно оттолкнул его от порога. А сам вошел внутрь и закрыл за собой дверь. По комнате распространился вонючий запах.

Гандин был немного испуган, но постарался это не выказывать. Он встал, пытаясь изобразить гордую и величественную позу, но предательски задрожали ноги, а плечи вместо того, чтобы быть расправленными, неожиданно стали опускаться.

Храмовник это заметил и довольно захрюкал.

— Можно снова вернуться к проведению больших обрядов раз в три месяца. Через три месяца как раз подоспеет осеннее равноденствие. Посланца твои люди ищут плохо.