Он протянул испачканные в соусе пальцы к Знаку на стене над ликом Кирсанова, но ко лбу не притронулся, чтобы не испачкать – лишь элегантно наметил движение.

– В законах и положениях есть такое, чтобы отправлять на каторгу невиновных?

– Олесь, – закатив глаза, сказал Витька. – Да ну его! Потеря времени!

– Пять минут! Итак, Администратор, отвечай на мой вопрос!

– Невиновных на каторгу не отправляют, – ответил Админ.

– Однако ты это сделал. С Верой.

– Она меня оскорбила. Она не невиновна.

– За оскорбление на каторгу не отправляют!

– Почему? – снова удивился Админ, подняв редкие брови.

– Такое есть в законах?

– За оскорбление власти полагается каторга или расстрел. Это закон. Я выбрал каторгу, а не расстрел. Проявил милосердие.

– Она оскорбила тебя лично, жирная ты свинья, а не власть! – рявкнул я, закипая. Админ был свято убежден в своей правоте, и это выводило из себя.

– Я и есть власть! – повысил голос и Админ.

– Ты не власть, ты... – начал я, привставая. Но одернул себя и сел обратно. Через силу улыбнулся. Разговор и вправду не имел смысла. Чего я хотел от этого говнюка? Раскаяния? Страха? Сожаления? Чувства вины? Ничего подобного он не выказывал даже под действием Знаков. – Хорошо, ты и есть власть. Ты вправе казнить и миловать. Но в данном случае ты не обошелся меньшим наказанием, не заключил Веру под стражу на пятнадцать суток, например. Ты сразу отправил ее на каторгу. Ты сделал это, потому что у тебя раздутое эго. Признай это!

– Ты прав, – снисходительно улыбнулся Админ. – Я мог ее засадить в подвал на несколько дней. Но я отправил ее на каторгу.

– Почему?

– Потому что я так решил.

– Почему ты так решил?

Витька снова встрял:

– Олесь, да хорош воду в ступе толочь! Дай ему по морде и отправь на лесоповал, пусть там худеет!

– Витька, не мешай! – заорал я. Меня заклинило, я закусил удила. – Я хочу знать, почему он так решил! Я хочу, чтобы он признал, что он скотина!

– Я не скотина, – сказал Админ. – Я – власть.

Я судорожно вздохнул и направил на него тату Знака Урода, силой воли усилив воздействие волшбы до предела.

– Скажи. Мне. Правду. Ты отправил беззащитную женщину на каторгу, потому что ты – скотина!..

Взгляд белесых поросячьих глазок Админа выцвел от могучего удара В-токов. Он стопроцентно находился под сильным действием волшбы и не мог лгать.

– Я... не... скотина... – прохрипел Админ. – Я... власть! Это Вера – скотина, потому что осмелилась поднять на меня руку... Она не власть, но посмела... Ей место на каторге... чтобы никто и никогда больше... Пусть бы и сдохла... Будет примером... Старая шлюха!.. Посмела... руку...

Его речь стала бессвязной. А может, это я уже не воспринимал ее как следует. У меня помутилось сознание от дикого, непреодолимого бешенства, замешанного на бессилии хоть как-то изменить мировоззрение этой твари.

Я схватил со стола вилку и с размаху воткнул в тыльную сторону ладони Админа, лежавшей поверх столешницы. Она пробила кожу, мышцы и сухожилия и застряла в деревянном столе. Жирдяй завопил. Я вскочил, подобрал тупой ножик, которым Админ до нашего прихода резал сочное мясо, и ударил Админа в глаз. Выдернул нож и мгновенно ударил вновь, в ту же глазницу.

Витька отшатнулся. Админ глухо, по-бычьи ревел, хватаясь невредимой рукой за окровавленную глазницу, кровь брызнула прямо на изысканную еду. Модераторы стояли, как манекены.

Я отбросил нож, схватил папье-маше и, ничего не соображая, принялся лупить им по башке Админа без остановки, в режиме отбойного молотка, до тех пор, пока череп не превратился в кровавую кашу. Жирное тело Админа дергалось в предсмертных судорогах.

– Олесь, остановись! – позвала меня Ива.

Кажется, она звала меня уже несколько секунд, но я ничего не слышал и не видел. Гнев – неслыханный, неудержимый, чудовищный и огромный, как вселенная, – охватил меня и покорил целиком, без малейшего остатка. Никогда прежде я так не злился.

Я остановился. Выронил окровавленное, в ошметках мозгов Админа, папье-маше. В наступившей тишине стук от падения прозвучал выстрелом. Затем Витька отошел на деревянных ногах к стене и издал звук, будто его стошнило. Но его не стошнило. Хотя позыв был. Он отвернулся от тела и сильно побледнел.

Я вдруг увидел собственное отражение в висящем на стене небольшом зеркале. У меня был вид абсолютно невменяемого существа – уже не совсем человека. Волосы и отрастающая борода торчали дыбом, а на лбу и щеках проступили темные геометрические узоры, как татуировки у Отщепенцев. Когда я пригляделся, они исчезли, и я так и не понял, привиделось это мне или нет.

– Что ты наделал? – спросила Ива.

– Показал власти, что никакая она не власть, а скотина, – пробормотал я.

– Ты его убил.

– Да ну? – Я сел на стул, обессиленный вспышкой. – И что?

– Ты не управлял собой. Это плохо. В будущем это принесет проблемы...

– Кому? Таким, как этот Админ? Согласен.

– Твое желание непременно заставить раскаяться человека, чья психика обрабатывалась пропагандой с рождения, глупо.

– Да, глупо! – заорал я. – Зато по-человечески! Тебе этого не понять, Ива, не так ли?

– О, Олесь, – грустно проговорила Ива и растаяла на интерфейсе.

Витька все еще стоял у стены, упираясь о нее одной рукой и отвернувшись от меня. Я его наверняка напугал.

– Видишь, Витька, – обратился я к нему, – как оно получается? Какой смысл наказывать человека, если он свято верит в свою правоту? Отправь я его на каторгу, он считал бы себя жертвой произвола! Как бы он исправился? Как бы исправились тысячи таких, как он, если они верят в свою правоту? Какой из меня монарх, если я даже этого жирного ублюдка не смог раскаяться под волшбой? Я его раздавил, но... проиграл.

Какое-то время царила тишина. Где-то забегали, но вблизи от кабинета Админа шаги стихали – сфера моего магического влияния гасила в людях любое желание заглядывать сюда.

Затем Витька отклеился от стены и двинулся к выходу, стараясь лишний раз не глядеть на повалившегося на стол Админа с раскуроченным затылком. Возле меня Витька остановился и шепнул сдавленным голосом:

– Он не победил... Он умер. В ты все-таки больше судья Дредд, а не Санта Клаус. Скажешь, что это не ипостась Единого сейчас в тебе проснулась?

Витька вышел из кабинета, и до меня донеслись его шаги в коридоре. Следовало бы пойти за ним, пока к нему не придрались Модераторы вдали от сферы моего магического влияния, но несколько долгих минут я не мог заставить себя встать.

Необычайно яркая алая кровь расплывалась на столе Администратора из-под его размозженной головы и начала размеренно и нудно капать на пол. Модераторы – крысеныш и другой, незнакомый, – торчали у стенки, скованные волшбой.

– Ива, – наконец заговорил я. – Я схожу с ума? Я опасен для окружающих?

Не удивился бы, если бы она не отозвалась после моей выходки – но она отозвалась. Все же она не женщина, а искусственный интеллект.

– Трудно сказать... Я навела порядок только в оперативной памяти твоего нейрочипа и откалибровала процессор. Но я не знаю, как работает вся эта сложная система, включающая нейрочип, допарты и твой собственной мозг. Я отметила всплеск гормонов стресса, также очень высок уровень тестостерона – видимо, его выработка провоцируется допартом дольмена. Отсюда рост мышечной массы, растительности на лице и теле и вспышки ярости.

– А Единого ты не чувствуешь?

– Я не представляю, что он такое и как себя проявляет. Я не вижу твоих снов и видений. Я воспринимаю лишь состояние твоей внутренней среды и эмоции.

– Если эта вспышка повторится... ты сможешь меня остановить?

– Взять полное управление твоими системами на себя? Потенциально это возможно, но полностью аморально. Свобода воли человека неприкосновенна.