Внимание привлекла семейка, поднимающаяся по эскалатору. Папа и мама – молодые еще люди – стояли ко мне спиной, а вот сынишка смотрел прямо на меня. Лет четырнадцати, с каштановыми волосами, худенький, с острым носом.

– Витька? – вслух сказал я и привстал.

Пацан приподнял брови. Потом нахмурился. То ли ему не нравилось, как я на него пялюсь, то ли тоже пытался вспомнить что-то. Меня из-за расстояния он не слышал. В конце концов просто отвернулся.

Нет, подумал я, это игры моего разума... Мозг после неудачного теста создает миражи, внушает, что я вижу человека, похожего на того, что снился мне в самом длинном сне в моей жизни.

Витьки никогда не было в природе. Как и Киры. Как и Бориса. Как и фантастических тварей Поганого поля.

Как и самого Поганого поля.

Снова зачесалась рука, и я приподнял предплечье.

Пятно потемнело, приобрело форму ромба. При всем желании его нельзя было назвать проявлением какой-нибудь крапивницы.

Это был Знак Урода.

Сон был тяжелым и муторным. Не совсем кошмар, но далеко и не обычное ни к чему не обязывающее сновидение, о котором забываешь через считанные секунды после пробуждения.

Мне снилось, что я стою посреди сумрачного поля с редкими низкорослыми кустами, торчащими, как пальцы мертвецов, из лохмотьев грязного тумана.

Не слышно ни звука: ни шума ветра, ни пения птиц, ни звона насекомых. Полная, замогильная тишина.

Небо низкое, темное, тяжелое, затянутое мутной пеленой, из-за которой не видно ни солнца с луной, ни звезд.

Я чувствую, что поле обширное, но не вижу дальше нескольких шагов. В сером тумане кто-то скрывается; их много; они следят за мной холодно и внимательно.

Я пытаюсь найти выход... хотя какой выход может быть из этой бесконечной туманной равнины? Эта равнина и есть вся вселенная, а я в ее центре. Я бегу сначала в одну сторону, затем в другую, но вокруг ничего не меняется, я попросту топчусь на одном месте.

Между тем кто-то злой приближается ко мне, окружает, и, возможно, уже поздно куда-то бежать...

В какой-то момент я останавливаюсь и озираюсь. Хватит бежать! Пора заглянуть в глаза преследователю. От этой мысли сосет под ложечкой и подгибаются колени. Мне страшно – причем так, будто я маленький ребенок, что заблудился в лесу, а папа с мамой больше не отзываются на отчаянное “Ау!”

И тогда из тумана выходят вовсе не чудовища, а обычные на вид люди. Худощавый седой старик с неопрятной щетиной и глубокими морщинами. Сгорбленная старуха со злобным взглядом; она кажется мне смутно знакомой. Женщина, чье лицо я не могу разглядеть как следует; вроде бы она красива и стройна. Взрослый мужчина со скрытым под капюшоном лицом.

И ребенок. Парнишка лет четырнадцати, востроносый, худенький, с растрепанными волосами.

Все пятеро мне смутно знакомы. Но, как я ни напрягаю память, вспомнить ничего не удается.

Разве что спустя какое-то время я узнаю́ ребенка.

“Витька?” – говорю я, но голоса нет, и изо рта вырывается тихое сипение.

“Олесь, – отзывается Витька неестественно громким и гулким голосом, который бьет по барабанным перепонкам. – Почему ты не ищешь меня? Я совсем отчаялся тебя ждать”.

“Я ищу! – сиплю я, но голоса по-прежнему нет. – Я стараюсь, но не знаю, где тебя искать! Подскажи, где ты, и тогда...”

“Я устал ждать, – перебивает Витька и слегка оборачивается к прочим людям, что вышли из тумана вместе с ним. – Я нашел других друзей. Мы вместе гуляем по этому полю день и ночь. По этому Поганому полю, Олесь... Мы гуляем тут вместе. У тебя совсем мало времени, потому что скоро я и мои друзья будем едины. Понимаешь, Олесь? Скоро, совсем скоро мы станем ЕДИНЫ во славу нашей расы”.

Последняя фраза звучит так оглушительно громко, что я закрываю уши ладонями, но это не помогает. Фраза гремит и гремит, постепенно превращаясь в заполняющий весь мир грохот. У меня лопается череп от этого грохота...

***

...Я проснулся и увидел край подушки, а за ней – тусклые обои, едва освещенные светом, просочившимся сквозь неплотно задернутые шторы.

В пустой комнате отчетливо прозвучал мальчишеский голос:

– Совсем скоро...

Я рывком повернулся на другой бок.

Ощущение, что прямо за спиной посреди комнаты кто-то стоит, было неимоверно реалистичным.

Никого не было, естественно. Просто до моего потрепанного мозга долетела последняя фраза из сна... Бывает такое иногда.

В комнате царил полумрак. У окна вырисовывался силуэт старого кресла, на спинке которого громоздилась куча одежды. Из мебели – стол с ноутом, шкаф и две табуретки. Ну и кровать, на которой я, собственно, и возлежал.

Моя родная съемная квартира.

...Я снова жил в мире Золотого Тельца. Или в эпоху буржуев. То есть в самом обычном и банальном мире с рекламой, социальными сетями, политической пропагандой из каждого утюга и безработицей. В этом мире нет ни магии, ни ночных чудовищ. Скучно, одним словом. Но зато нет риска, что ночной кошмар внезапно материализуется...

Доктор Пономарев подкинул мне деньжат за моральный ущерб, нанесенный в ходе научного эксперимента, и я оплатил аренду квартиры за пару месяцев вперед, так что выселение мне больше не грозило. Но и работу я не нашел. Подозреваю, что если бы не “моральная компенсация”, я бы шевелился в направлении поиска работы куда энергичнее и, глядишь, что-нибудь нашел бы. А так искать работу не хотелось.

Несколько дней после того злосчастного эксперимента я пребывал в странном полуоглушенном состоянии. Никак не мог свыкнуться с мыслью, что вернулся. Хотя куда я мог вернуться, если никуда и не уходил? Поганое поле мне примерещилось.

И Вечная Сиберия примерещилась, и Республика Росс со становищем Отщепенцев. И тетя Вера из 37-го Посада, и Кира Огнепоклонница, и ее полудурочный брат Борис с обожженной физиономией. И Габриэль, и Ива, и ведуны с берега Танаиса.

Просто офигеть как много всего разного я увидел в коротком сне, наведенном приборами Пономарева.

В интернете я нашел инфу, что при определенных условиях человеческий мозг способен генерировать целые миры, в которых время идет в сотни раз быстрее, чем в реальном мире. Собственно, понятие времени – штука субъективная; мозгу достаточно в н у ш и т ь, что время идет быстро, и так оно и будет восприниматься.

Иными словами, мозгу вовсе не обязательно хранить кучу информации о сне; хватает и того, что он верит в эту кучу.

Увиденное во сне Поганое поле было, по всей видимости, вовсе не таким детализированным, как вспоминалось мне сейчас. Это просто самовнушение.

Вообще-то, события из этого удивительного “электрического” трипа успели стереться из памяти. Остались лишь отдельные яркие моменты и сцены. Возможно, других событий и не было вовсе, даже в самом трипе. Я лишь предполагал, что они были, но на самом деле это результат самовнушения.

Тем не менее основные события из этого “Поганого трипа” я помнил очень отчетливо.

Вместе с Витькой Смольяниновым я сбежал из идиотского тоталитарного государства под названием Вечная Сиберия. Пересек гигантскую аномальную зону – Поганое поле, населенное разной хтонической жутью, и попал к колдунам Отщепенцам. Потом поехал в другое государство – не тоталитарное, а “нетократическое”, разделенное на Секции и Касты. В Республике Росс был очень высокий технологический уровень, но ее жители следовали какой-то странной небинарной морали, в которой нет таких понятий, как добро и зло. Из-за этого (а может, и из-за чего-то другого) они спонсировали Вечную Сиберию, подкидывая ей разные приборы, включая квест-камеры, которые прочищают мозги похлеще зомбоящиков.

Я вернулся в Вечную Сиберию, чтобы спасти тетю от каторги, а заодно уничтожить квест-башню, которая транслирует промывающие мозги квесты на все камеры государства. Но меня подставил один старый пень по имени Решетников, из-за которого я взорвался на самых подступах к этой самой башне.