Если сконцентрироваться, можно почуять, как он нагревается и начинают чесаться пальцы. Если это ловушка, то для них самих.

Мужик с большими чёрными усами, который был старшим, сел впереди, держа на коленях автомат с дисковым магазином и деревянным прикладом. ППР-25? Это же старьё.

— Кто напал на тюрьму? — спросил я. Всё никак не могу привыкнуть к голосу, который ещё и слишком сипит от купания в холодной воде.

— Ещё не выясняли. Но имело место предательство. Мы слили неверное время визита и вот результат.

И всё, больше никаких подробностей.

Ехали недолго и совсем в другую от тюрьмы сторону. Я боролся со сном и смотрел на лесную дорогу, которую освещали фары. Уже через полчаса там показались несколько деревянных покосившихся домиков.

Рядом с ними несколько мотоповозок, похожих на те, на которых мы приехали. Это деревня, но свет горел только в одном окне. Собаки не лаяли.

— Приехали, господин генерал, — доложил усатый гвардеец и вылез первым.

Меня завели в дом, но не в тот, в котором горел свет. Этот, наверное, был домом старосты, он сохранился неплохо. Даже осталась какая-никакая мебель: лавки, столы, стулья и даже кровать.

Один из бойцов, веснушчатый парень, развёл огонь в печке. Другой, седеющий мужик с сломанным и кривосросшимся носом, принёс походный чёрный котелок и вывалил туда банку тушёнки. Котелок поставили на печь, рядом с ним облупленный жестяной чайник, а мне вручили ломоть чёрного хлеба, почти свежего.

— Наш хозяин велел, — сказал усатый. — Чтобы вы передохнули и перекусили перед разговором.

Желудок уже ревел от голода, едва я почувствовал запах греющейся тушёнки. Сколько я не ел мясо? Уже и не помню.

Ел всё это я один, остальные смотрели, стоя по углам. Оружие так и болталось при них.

— Генерал готов, — доложил усатый в переносную рацию, которую ему подал сержант.

И вот теперь все напряглись. Почти каждый в этом доме взялся за оружие, снимая автоматы с предохранителей и взводя курки револьверов. Темноволосый парень подошёл к двери и взялся за ручку.

Снаружи послышался стук чего-то металлического по деревянному крыльцу. Стрелок открыл дверь, и в домик вошёл скрюченный старик, опирающийся на трость из гладкого чёрного дерева с золотыми узорами и рукоятью.

Это не обычный дед. На нём чёрный с роскошными аксельбантами и погонами мундир, а на груди куча наград, включая высшие военные. У меня была парочка таких, ещё давно. На шее у него был повязан белый шарф.

Один из гвардейцев подхватил его за руку, чтобы помочь, но старик отмахнулся. Для него принесли табурет, но садиться он пока не собирался. Дед шумно дышал через нос.

А он похож на своего деда или прадеда… не знаю, какой он там сейчас по счёту. Большинство Громовых в молодости были высокими и крепкими блондинами. Этот тоже когда-то был таким.

— Вот, наконец-то, я тебя и увидел, генерал, — сказал старик, громко и устало дыша. От него несло лекарствами, пылью и смертью. Ему недолго осталось стучать клюкой. — Роман Загорский, Наблюдатель бывшего Малого Дома Загорских. Знаменитый Молот империи.

Он замолчал несколько секунд, чтобы перевести дыхание.

— Твоим именем пугают детей, но курсанты в академии Сильва очень внимательно изучают тактики боя на риггах. До сих пор. Ты легенда.

— Вот он я, — я вытер миску хлебом, собирая остатки тушёнки. — А ты, я так понял, очередной император?

— Да как ты смеешь так говорить с Его Императорским Величеством? — ко мне подскочил молодой темноволосый гвардеец, что держал дверь.

А только что общались со мной очень вежливо. Сопляк явно хочет выслужиться. Но зато понятно, причём здесь нерские стрелки. Это гвардия Дома Варга, но каждый год лучших их них набирают для охраны императора.

— Потише, парнишка, — сказал я и вручил грязную миску гвардейцу. — Помой-ка лучше, займись делом, — я повернулся к старику. — Знаешь, я так долго сидел, что уже подзабыл манеры.

— Отойди и не мешай, — император глянул на молодого гвардейца и выдохнул. — Мне надо с ним поговорить.

Старик тяжело рухнул на деревянную табуретку, покрытую облупившейся краской, и выдохнул громче. Табуретка скрипнула.

— Тяжело поверить, — сказал император. — Кажешься молодым, но ты видел моего деда живым. И убил его.

— Было дело, — согласился я. — И убил бы его ещё раз. И ещё. Потом ещё и ещё. Если бы ты знал, для чего я это сделал, ты бы меня понял, старик.

Кулаки сжались против воли. А татуировки с цепями начали нагреваться.

— Да как ты смеешь так говорить с Его Императорским… — темноволосый гвардеец снова подскочил ко мне.

— Уйди! — приказал старик на удивление громким голосом. — Выйдите все!

Охрана вышла из дома, с опаской глядя на меня. Один оставил императору большой белый конверт, который тот положил себе на колени. Топот сапожищ стих на крыльце. Мы остались вдвоём. Старик поправил шарф и откашлялся.

— Я тебя понимаю, — тихо произнёс он. — Очень хорошо понимаю, генерал. Поэтому пришёл с тобой поговорить.

— Не страшно так оставаться со мной один на один? — спросил я, хрустя костяшками пальцев. — Я же всё-таки угроза империи, как меня называли.

— Я боюсь только одну вещь, — сказал старик, глядя мне прямо в глаза. — И это не моя смерть. Я пришёл к тебе по делу. И всё-таки увидел тебя вопреки заговору.

Он взял конверт обеими руками, скрюченными артритом.

— Я много знаю о тебе, генерал. Знаю, почему ты поднял мятеж и убил моего деда, императора Валерия Громова. Всё ради них, верно?

Старик протянул конверт мне.

Я взял конверт из скрюченных рук старика. Ни надписей, ничего. Я осторожно надорвал край и взглянул внутрь. Внутри много чёрно-белых снимков.

— Я изучал историю твоего восстания, — сказал император Громов, не отрывая от меня взгляда. — И там всё было не так, как писали в учебниках истории.

— А что там писали?

Я поглядел на первый снимок. Я и мой брат Кир, Кирилл Загорский, на фоне нашей боевой ригги. Он был вторым пилотом, а я готовил его, чтобы стал первым.

— Там писали, что знаменитому Молоту империи в голову ударила власть. И он казнил всеми любимого императора Валерия Громова, прозванного Мудрым, чтобы самому занять его место.

Старик усмехнулся.

— А разве всё было не так? — теперь уже ухмылялся я, всё ещё разглядывая снимок.

Это фото ещё с тем телом, моим старым, которое было со мной с рождения. Сегодня я видел себя в отражении воды: слишком худой, высокий и с более светлыми волосами. А тогда был мужиком хоть куда: сильным, здоровым, бородатым и громкоголосым.

Мне было всего двадцать семь, когда я стал генералом, получив под свою команду квадру ригг, отряд из четырёх шагоходов. Когда мне было тридцать три, под моим управлением была вся имперская армия. А мятеж я поднял в тридцать пять, уже после войны с заморскими захватчиками.

Хотя вряд ли бы старый я выдержал этот рывок через озеро и лес. Сразу пошёл бы камнем ко дну. Так что свои плюсы есть и у нового облика.

— Я долго изучал, что случилось тогда, — император посмотрел на меня. — На момент восстания я был совсем мал и не помню, что тогда творилось. А ты старше меня. Странное ощущение, совсем не верится.

— Я всегда чувствовал себя на тот возраст, когда меня посадили. В тюрьме будто не становишься старше, — я убрал снимок с братом и взял другой. — А теперь вообще помолодел и чувствую себя на двадцать, представь себе. Ну так что там с моим восстанием?

— Сейчас знаю, что мой дед боялся тебя и твоей популярности в войсках.

— Ого, — протянул я. — Никогда бы не подумал.

Старик нахмурился, услышав мой едкий тон.

— Он приказал арестовать твою жену и брата, — сказал он. — Когда они приехали в столицу по твоему поручению. Никто не ждал, что император их схватит. Хотел, чтобы они уговорили тебя распустить армию и прибыть во дворец одному. Твой брат понял, к чему это идёт и отказался наотрез. Тогда его обвинили в измене и казнили.