– Да, есть, в той же мере, что и у людей. И одновременно ее нет – как и у людей. Личность – устойчивая иллюзия, которая ведет нас по жизни, как пустынные миражи... Сейчас я другая, Олесь, совсем-совсем. И хотя я помню все аргументы Либерахьюмов против небинарной морали, я их не поддерживаю. Я помню все, что было до Черной ночи, но я тебе не друг. Мои цели поменялись.

– И какие у тебя цели?

– Защита Республики Росс от опасности. Любой ценой.

– Одну опасность ты уже прошляпила.

Она отпрянула, глаза ее вспыхнули, и мне почудилось, что радужка на краткое мгновение сменила цвет с темно-карего на хищно-желтый, как у Габриэллы.

– К сожалению, да! Я не способна обеспечить полную защиту Республики, потому что не обладаю полным контролем над ней! Мне мешают другие умботы, другие россы и законы, защищающие их свободы! Моим целям препятствуют сами основы нашей Республики. Свобода и безопасность – величины обратно пропорциональные. Чем больше свободы, тем больше опасностей. Чем выше безопасность, тем ниже свободы.

– Ишь ты как запела! Слышал бы тебя Кирсанов – расцеловал бы в обе виртуальные щеки! Запри всех россов в клетке – и будут они в полной безопасности. Но разве это жизнь?

Она понурилась.

– Ты прав. Это очень большая проблема. Я защищаю россов, как мать защищает дитя. Но если постоянно держать ребенка в комнате, не выпуская на улицу, он... будет в безопасности, но глубоко несчастлив.

– Дошло? – усмехнулся я.

Первая резко подняла голову и снова впилась в меня немигающим взглядом. Но на сей раз ее лицо исказилось от злобы. Я был потрясен этой метаморфозой. Не думал, что виртуальный аватар умбота способен на такое.

– А ты тот самый плохой мальчишка с улицы, что подвергает моих детей опасности! – вскричала она.

“Она рехнулась, – подумалось мне. – Черная ночь не прошла бесследно. Она помнит прошлую жизнь, но при этом отстаивает те интересы, которые ей вложили Кураторы. А они идут в прямое противоречие с памятью... Нехилый это у нее вызвало когнитивный диссонанс! Интеллект умбота слишком сложный, а потому перезагрузка не проходит бесследно. Это тебе не комп вырубить и заново включить”.

– Я не плохой мальчишка, – успокаивающим тоном сказал я. – Мне нужна Кира, вот и все.

– А нам нужны твои допарты, – опять совершенно спокойно ответила Первая. Переходы от гнева и возмущения до полного покоя происходили у нее слишком быстро. Нормальный человек так не умеет. Разве что очень талантливый актер, играющий на публику.

– Знаю. Но если не вернете Киру, будут еще взрывы. И пострадают люди.

– Они уже пострадали! – завопила Первая. Черные волосы взвились вверх, как змеи медузы Горгоны, глаза налились желтизной, зубы оскалились, пальцы вытянулись и скрючились. Она была страшна. Я с трудом заставил себя не шевельнуться. – Четырнадцать человек получило ранения разной степени тяжести!

Я выдержал и это, сохранив каменное лицо. Ива говорила, что ее третья резервная копия замутит теракт в максимально безлюдном месте. Это и было безлюдное место? Знала ли Ива-3, что ранит людей?

Первая в третий раз моментально успокоилась. Посмотрела в сторону и задумчиво проговорила:

– Уже пятнадцать раненых...

Она постоянно на связи с Росс, сообразил я.

– А раненые и убитые в Прикордонье тебя не слишком беспокоят? – спросил я, вспомнив Нестория. – Да, и кстати: раны у россов быстро заживают – нечего тут трагедию устраивать.

– В Прикордонье те, кто сознательно участвует в войне. Они полностью понимают и принимают все риски. А пострадавшие в вашем взрыве этого не хотели...

– Да срать я них хотел! – рявкнул я и сам удивился этой вспышке. Шизофренические переходы настроения у Первой сказались на моем состоянии, не иначе. – Еще больше народа пострадает, если вы не вернете мне Киру!

– Если мы вернем Киру, ты уйдешь в Поганое поле навсегда!

Я фыркнул:

– Досадно, правда? Короче, хватит лясы точить. С вами, небинарами, кроме как с помощью языка силы, бесполезно разговаривать. Приведите мне Киру, мы уйдем, и после этого наши люди в Росс получат отбой.

Ишь как завернул! – восхитился я сам собой. “Наши люди”! Можно подумать, у нас там целый батальон из шпионов и диверсантов.

Хочешь убедить в чем-то умного человека – достаточно разумных слов. Желаешь убедить тупого – слукавь, покажи выгоду или пригрози, разумных слов он не разумеет. А ежели ты возжелал нагнуть целую Республику с извращенной моралью – взрывай людей. Выхода нет. Точнее, есть – забить на Киру. Но этот выход не для меня.

Первая в который раз сменила “фазу” – стала равнодушной и невозмутимой. Вкрадчиво спросила:

– А ты уверен, что она хочет идти с тобой и жить в палатке?

Я широко улыбнулся.

– Да наплевать мне на твои фантазии! Даже если она замуж за росса вышла и у нее прямо сию минуту брачная ночь – тащите ее ко мне!

– А если ее... уже нет в живых? – тем же вкрадчивым голосом спросила Первая.

В груди у меня екнуло, но я снова подавил эмоции. Если Первая отслеживает мои физиологические показатели, вся эта актерская игра бессмысленна. Но я должен сохранить достоинство.

– Тогда вам всем жопа, – прошептал я. – Не успокоюсь, пока не разрушу вашу страну целиком... Устрою геноцид... И будешь ты смотреть со своей орбиты на пепелище и сходить с ума вечность, страдая от мысли, что не спасла своих детишек...

Я ждал вспышки бешенства от этой ненормальной робо-бабы, но она лениво поинтересовалась:

– Ты и вправду пойдешь на это? Олесь, которого я знала, на это был не способен.

– Олесь – нет. А монарх – да.

– Какой монарх?

– Тот, о котором мне так долго твердил Витька. Я его слушал, но не слышал. Теперь понимаю, что должен, так сказать, принять свою судьбу. Извини за пафос.

Первая нахмурилась.

– Я ничего не поняла...

– Неважно. Хватит болтать! Ты тянешь время?

Проигнорировав мои слова, Первая спросила:

– Как ты умудряешься защищать Витьку и одновременно давать ему свободу? Вы постоянно путешествуете – это опасно. Но в то же время... ты вернул его с того света! Как ты находишь баланс между защитой и свободой?

Я пожал плечами.

– Мы просто друг друга понимаем. Мы друзья.

Первая пристально посмотрела на меня и внезапно исчезла – без всякого предупреждения и спецэффектов. На долю секунды мне подумалось, что весь этот разговор – умелая инсценировка, задуманная с целью меня разговорить. И я прямо сейчас сболтнул что-то важное. Торопливо перемотал нейрочип и не нашел ничего крамольного...

Позади раздался другой женский голос – с хрипотцой, грудной и низкий:

– Мы не тянем время. Мы уже приняли решение. Просто Ива потребовала от нас несколько минут для разговора с тобой.

Я обернулся и увидел Габриэллу. На ней было синеревое платье в пол с вырезом внизу и без рукавов. Грудь закрыта полностью до самой шеи. Белую кожу рук “прошивала” серебряная нить в виде микросхем или просто каких-то геометрических узоров. Из выреза загадочно выглядывала стройная, абсолютно женская ножка – и тоже с серебряной вязью. Красные волосы рассыпались по плечам. Габриэлла производила странное, двоякое впечатление: с одной стороны была прекрасна, с другой – отвратительна. И дело вовсе не в том, что я помню ее мужчиной. В ней чувствовалось что-то настолько неестественное, что даже Первая рядом не стояла.

Сколько раз за свою долгую жизнь Габриэль переделывал свое тело? Как он выглядел в естественном виде? Помнит ли сам свой истинный облик? Кем он родился в самом начале – мальчиком или девочкой? И рождался ли обычным способом? В Росс мне не встречались беременные женщины.

– Что ей было надо? – спросил я.

– Наверное, понять тебя. А еще – понять себя.

– Она рехнулась.

– Да, скорее всего, – равнодушно сказала Габриэлла. – Черная ночь умботов – очень травматичный процесс, а наши умботы стали слишком... человечными. Некоторые даже мнят себя носителями консервативной морали! Но ничего страшного. В глубинах Сети зреют новые умботы. Очередное поколение. Они сменят таких, как Ива. А старых пустим в расход.