Из кабины медленно вылезал второй конвоир – намного старше, но тоже при усах, седых и пышных. И у него была фуражка с буквами “СЛИУ”, форма, галифе и сапоги.

Я ударил обоих Знаками Морока и Урода. После знакомства с Егорушкой не стал мелочиться и вложил всю силу, отчего старый конвоир застыл с растопыренными конечностями, присев, словно хотел сделать “Ку!”, как персонажи одного известного фильма, а молодой аж упал на карачки. Фуражка у него свалилась, и я узрел преждевременную лысину в обрамлении черных шелковистых волос.

От сердца отлегло – конвоиры поддаются волшбе!

Дальнейшее прошло как по маслу. Я проинструктировал конвоиров, они привели Егора, чьи глаза размером с блюдце отчаянно вращались в глазницах, запихнули в фургон. Компанию ему составил молодой лысый красавец. Мы с Витькой сели в кабину, впритык друг к дружке, а за руль устроился старый конвоир. Без лишнего рассусоливания поехали. В зеркале заднего вида улыбался и махал нам рукой гостеприимный Федя.

В кабине трясло не так отчаянно, как, должно быть, это происходило в фургоне, но особенным комфортом и не пахло. Инженеры Вечной Сиберии не знают о правилах эргономики или принципиально их не применяют. Сидения были жесткими, прямоугольными, приспособленными для аморфных существ, вроде амеб, или роботов с прямоугольной задницей без нервных окончаний. Наверное, инженеры верили в то, что любое удобство людям противопоказано, чрезмерно расслабляет и отвращает от любви к родине.

В остальном поездка получилась недурной, жаловаться не на что. После обильного чаепития нам с Витькой потребовалось сделать пару остановок. Водитель останавливался на обочине гравийки, по которой мы ехали все это время, и мы орошали почву возле леса. Егор, наверное, мозги вывихнул, гадая, для чего мы останавливаемся. А может, он уже ни о чем внятном не думал. Как бы то ни было, молодому плешивцу, сидящему рядом с ним, разговаривать с Егором запрещалось.

Остановились за километр до границы, за которой начиналась территория каторги – вернее, Северного Лесного Исправительного Учреждения. Вот что значила не совсем благозвучная аббревиатура СЛИУ. Мы с Витькой пересели в фургон, в гости к Егору, а молодой конвоир составил компанию старшему в кабине. Фургон был оборудован двумя деревянными скамьями, натертыми задницами пленников до зеркального блеска, и стальными кольцами, к которым прикреплялись цепи от кандалов – ручных и ножных. Егора пришлось приковать по всей форме, чтобы не выпрыгнул по дороге, не разбил себе голову или не натворил еще каких-нибудь дел. От фанатика – неважно, религиозного или патриотического – можно ожидать чего угодно.

Километр протряслись на ухабах, затем грузовик наконец остановился. Снаружи заговорили, что-то заскрипело, машина снова тронулась, и сквозь щели в задней части фургона я разглядел скрипучий шлагбаум.

Снова остановились, снова голоса. Тронулись – проехали стальные ворота с колючкой наверху.

На сей раз в полутемный фургон заглянули две физиономии при исполнении. Я легко их зачаровал, и они увидели то, что было нужно: прикованных арестантов. Помню какой-то фантастический фильм, где один телепат провернул тот же фокус, но он внушил досмотрщикам, что машина пуста. И в фильме не показали, чтобы телепат нервничал, что его дар не сработает. А я немного нервничал.

Егорушка, то ли отчаявшийся, то ли боящийся, что я выставлю его предателем, молчал, внимания не привлекал, саботажничать не пытался.

– Всего трое, что ли? – спросил хриплый голос. – Ради них машину гоняли... не говоря уже о судне. Что за нах?

– Да бля, – отвечал молодой плешивый конвоир, заранее проконсультированный мною, – говорят, было больше, но сколько-то по пути подохло. Их до этого на шахтах держали, а потом по состоянию здоровья перевели к нам, на свежий воздух.

– Ну и нах их было таскать по учреждениям? – удивился хриплый. – По-любому ведь сдохли. А нам – машину зря гонять...

Машина, по всей видимости, очень беспокоила хриплого. Вероятно, это был завхоз.

В третий раз поехали и на сей раз ехали чуть дольше. Третий КПП был последним и самым въедливым. Арестанты, то есть мы, обязаны были выйти из фургона для пристального досмотра. Мы и вышли, а я наложил заклятье Знака сразу на пятерых.

– Кто главный? – по-хозяйски осведомился я.

– Я, – выступил вперед один из пятерки, пузатый, с отекшим лицом, демонстрирующим пагубное пристрастие к “Тишь-да-глади” на самогонке.

Мы стояли между машиной и невысоким невзрачным строением из кирпича (что удивительно для лесного края, где все строят из бревен), с плоской крышей, узенькими окошками-бойницами и железной дверью. Решетчатый забор с колючкой по верхнему краю образовывал тесный – только один грузовик проедет – коридор. За забором зеленели кусты и молодые деревца. За ними выглядывали еще строения – двух- и трехэтажные, из бревен. Сам коридор заканчивался очередным шлагбаумом и торчащими из земли бетонными тумбами, призванными остановить любую машину, включая танк.

“Основательно тут окопались, – отметил я. – Даже какое-то КПП оборудовано так, чтобы устоять в случае массированной атаки с применением крупнокалиберного оружия... А вот на случай нашествия ведунов тут совсем не подготовились. Странно. Неужели ни один колдун никогда не добирался до Вечной Сиберии? Ни один Отщепенец не кочевал по этим диким лесным краям?”

– Вызывай начальника всего Северного Лесного Исправительного Учреждения, – велел я.

Отекшее лицо дрогнуло и застыло.

– Самого? – ахнул пузан. – Старовойтова Виктора Семеныча?

– Самого, – подтвердил я грозно. – Старовойтова Виктора Семеныча.

– Тезку моего, – негромко фыркнул Витька.

– Ну? – подстегнул я колеблющегося пузана. – Живо! Скажите, что один из прибывших умер, а в его внутренностях найдено десять килограмм “Тишь-да-глади”! Слава Вэсэ!

Я не уточнил, каким образом во внутренностях свежепреставленного арестанта немедленно найдено дикое количество наркотика. Мигом вскрытие провели? Прямо на КПП? Это совершенно неважно. Десять килограммов наркотика в кишках вышибет из начальника остатки здравого смысла. Или я совсем не разбираюсь в людях. А не вышибет, пойду дальше, зачаровывая всех подряд. Просто хотелось действовать более тонко, не расходуя почем зря магию – хотя ничто не указывало, что магия у меня может кончится, как заряд батареи.

– Во славу Вэсэ! – гаркнул пузан. Развернулся кругом и строевым шагом отправился в здание КПП.

– В фургоне один очень опасный рецидивист, – сообщил я остальным четырем охранникам, стоявшим по стойке смирно в ожидании приказов. – Психически больной. Препроводите его в отдельную камеру или как там у вас это называется... Но относитесь не слишком сурово – он все-таки нездоров.

– Не волнуйтесь, – весело заверил меня один из четверки. – У нас не задуреет. Мы его живо вылечим. У нас трудотерапия, а лучше нее еще ничего не изобрели!

Егор наш разговор, разумеется, слышал. Когда охранники залезли в фургон, чтобы отконвоировать особо опасного психически нездорового арестанта, он не сопротивлялся, не мычал сквозь кляп, а пошел добровольно, с опущенной головой и поникшими плечами. Успокоился, наконец... Я проводил его взглядом и переглянулся с Витькой. Тот пожал плечами и сморщился.

Нам обоим было как-то неловко перед Егором.

– Не виноват парень, что его невозможно зачаровать, – прошептал я Витьке. – И в том, что верен своим идеалам, тоже не виноват.

– И в том, что тупой, ага, – подхватил Витька. – Давно мог бы прикинуться, что согласен сотрудничать. Был бы шанс вырваться и убежать. Или притвориться, что поддался гипнозу. Или что сознание потерял. Но нет – он с надрывом орал, что верен родине. Знаешь, Олесь, в его поведении есть что-то демонстративное – когда на публику играют. Живи он в Скучном мире, завел бы себе Ютуб-канал или Тикток. Снимал бы всякую фигню, там играть на публику возможностей сколько угодно. От подписчиков отбоя не было бы...

***

Выяснилось, что я все-таки разбираюсь в людях: небольшая машина начальника, похожая на тачки Модераторов, примчалась через несколько минут. Виктор “Сам” Семеныч Старовойтов не дождался, пока поднимется шлагбаум, а бетонные тумбы уползут под землю, влекомые специальным механизмом, – выскочил из машины и поспешил к нам по “коридору” собственной персоной.