Я выдержал паузу, чтобы он переварил информацию.

– А поскольку таких как ты – единицы, я легко заморочу и тех, кто прибудет сюда по реке... Внушу им, что ты был предателем родины, врагам отдавшимся.

На физиономии Егора проступило неподдельное изумление.

– Никто не поверит, – выдавил он.

– Ой ли? Небось каждый каторжанин, как ты, себя чистеньким и правильным считает! Вину не признает! Да?

– Да, – ответил Федя из комнаты, решивший, что вопрос обращен к нему.

Егор моргнул.

– Ведь неважно, кто ты есть, – продолжал я ковать железо, – важно, кем тебя считают в обществе. И если я захочу, будешь до смерти ходить в предателях.

На патриота было жалко смотреть. Смерти он не боится, так, может, побоится позора? Как древние самураи страшились позора больше, чем мучительной смерти, делали харакири и прочие сеппуку. Я, естественно, не желал ему смерти, но с ним надо было что-то делать. Дав ему полминуты на размышления, я перешел к торгу:

– Но если, Егорушка, ты дашь мне крепкое мужское слово не болтать про нас, не поднимать тревогу, я тоже тебе пообещаю...

– Пошел ты! – выпалил непробиваемый Егорушка. Он захлебывался от ужаса и ярости. – Паскуда! Пусть... всю жизнь оплеванный... никогда родину... Урод!

Я аккуратно вставил кляп на место, и Егор заткнулся. Я поднялся на ноги и поглядел на Витьку.

– М-да... Крайне тяжелый случай. Клинический, я бы сказал. Даже не знаю, как с ним поступить.

Витька в ответ вздохнул. Он больше не предлагал его замочить. Но неожиданно спросил:

– А вообще патриотизм – это хорошо или плохо?

– С точки зрения бинарной морали?

Витька кивнул.

– С точки зрения бинарной морали, – сказал он, – и так понятно. Это хорошо, но если родина действительно в опасности. Когда есть реальный враг. Но когда его нет, это просто инструмент власти. В случае Егора это фанатизм. Его вера и его религия. И ради нее он пойдет на все, на самые изощренные и кошмарные пытки...

Егор замычал и задергался.

– Но хуже всего – он согласен жить в этом говне... – задумчиво проговорил Витька.

– Слышали бы тебя в Скучном мире, назвали бы мерзким либералом, – хмыкнул я. – Причем назвали бы те, кто сам ни богу свечка, ни черту кочерга.

– Я не либерал, а продвинутый монархист, – сказал Витька.

– Ладно, ваше величество, хватит демагогии. Что делать будем? Ива, есть предложения? Нам уже пора выдвигаться.

Ива сказала:

– Если вы не хотите его убивать, а в этом я с вами солидарна, то единственный вариант – взять его с собой.

– На каторгу?

– Почему нет?

Я представил, каково это – тащить упирающегося фанатичного молодого злого парня, ждущего шанса ударить в спину. Он-то не будет стесняться – завалит при первой оказии. И всю оставшуюся жизнь будет этим поступком гордиться, внукам рассказывать.

– Тащить его с собой пятнадцать километров по пересеченной местности? – сказал я. – Легче сразу застрелиться...

– Зачем тащить? – неожиданно встрял Федя, по-прежнему радушный и гостеприимный, готовый помочь. – Можно и на транспорте отвезти, когда оттуда приедут.

– Что? – Я резко обернулся. – Когда приедут? Откуда?

– Дык с каторги же ж. Когда по рации вызовем, тогда и приедут, – добродушно объяснил Федя, сидя на скамейке и болтая короткими ногами. – Ежели по реке груз прибудет, или люди, или еще что, мы с каторгой связываемся, и оттуда приезжают.

– Так у вас есть рация?

– Ясен пень, есть. Как же без рации в этом медвежьем углу?

Мои мысли завертелись, как хорошо смазанные шестеренки. Так-так...

– Егор давно здесь работает? – спросил я Федю.

– Вторую вахту с ним служим.

– На каторге его в лицо знают?

– Водители да пара охранников.

– А начальство?

– Начальство и меня-то не вспомнит, – усмехнулся Федя. – Мы-то люди маленькие...

– Отлично! Вызывай по рации транспорт. Скажи, что прибыл груз – три врага родины. Надо перевезти непосредственно на каторгу. И будь убедителен, Федя!

***

Идея показалась мне гениальной: одновременно решается проблема Егора и долгих пятнадцатикилометровых мытарств по лесу. Нас отвезут с ветерком и все двери откроют. Риск, что среди сопровождения снова попадется устойчивый к магии “егорушка”, сводился к нулю; наш Егор – реально абсолютный уникум.

Позже придется его оставить на каторге, а это в высшей степени несправедливо для такого верного сына государства, но, если честно, мне было плевать на его будущее. Я должен спасти тетю, и если кто встанет на пути, ему же хуже. К тому же я был уверен, что после того, как спадет сила моей волшбы, Егора отпустят. Наверное.

Я “обновил” магию, наложенную на Федю, хотя он не проявлял признаков того, что начинает освобождаться от пут морока. Незабвенный Матвей очухался за несколько часов, но сейчас я чувствовал, что моя магия значительно усилилась – никакого сравнения с тем, что было в Скучном мире. Но рисковать глупо, поэтому я снова как следует припечатал Федю Знаками. Запаса хватит на пару дней, если повезет, а за это время мы с тетей и Витькой испаримся в неизвестном направлении. Ищи ветра в Поганом поле!

Федя вызвал транспорт по рации. Я сидел у него над душой, но, как выяснилось, беспокоился зря. Федя вел себя естественно, расслабленно и ничем не вызвал подозрений у собеседника, хриплоголосого матершинника, который во время разговора был, судя по всему, под воздействием “Тишь-да-глади”.

– Через часок подъедут, – объявил Федя. – Еще чаек поставить?

– Поставь, – подумав, сказал я. – Пойдем вместе во двор, у меня к тебе есть пара-тройка вопросов.

Мы вышли из избы. Витька остался внутри присматривать за Егором. К тому времени взошло солнце, в лесу заливались птицы, в реке плескалась рыба. Я быстро поднялся на вышку, посмотрел, не плывет ли кто. Пространство реки было голубовато-молочным, под цвет утреннего неба, и совершенно пустынным – лишь стлались хлопья тумана, стремительно тающего под лучами восходящего солнца. Спустившись, я присел на завалинку рядом с Федей, заправляющим самовар мелкими щепками.

Пока он хозяйничал (причем у меня возникла уверенность, что это занятие ему нравится больше, чем собственные функциональные обязанности охранника на пирсе), мы побеседовали, и я выяснил все, что хотел и о чем вспомнил. Не каждый день на каторгу ездишь – не знаешь, какие нюансы выяснять.

И все же кое-что узнал. Не помешает быть в курсе всяких нюансов.

Затем мы еще раз почаевничали. Я бдительно сидел у окна, а Федю отправил на вышку. Машина подъехала раньше, чем через час – снаружи загудели двигатели и вбежал Федя с радостной вестью: “Приехали!”

Я вышел из избушки, велев Витьке не высовываться раньше времени, оглядел массивный и грязный грузовик, выруливающий на покрытую гравием площадку перед избой, третьим оком опознал всего двух людей внутри – оба сидели в кабине. Грузовик предназначался для перевозки людей, которых не принято считать за людей. Судя по тому, как на каждом метре пути сотрясался крытый фургон, кататься на этой машине несладко. Каторга начинается задолго до входных ворот.

Поскольку я стоял с автоматом на груди рядом с лыбящимся во весь рот Федей, меня сочли за прибывшего охранника. Из кабины пружинисто выпрыгнул молодой красавец, черноусый, чернобровый, с лихо заломленной фуражкой с буквами “СЛИУ”, в старенькой, но тщательно отутюженной форме с галифе и в сапогах.

– Слава Вээс! – крикнул он издали. – А где ваше судно?

Отсюда открывался прекрасный вид на пирс, выступающий в пространство пустынной реки. У меня екнуло сердце – проколоться легко на сущей ерунде!

– Слава Вээс! – приветствовал я красавца, идя навстречу и улыбаясь. “Вээс” – это, судя по всему, аббревиатура слов “Вечная Сиберия”. – У нас на судне поломка произошла, так что тут такое дело...

Я не представлял, какая поломка заставила наше воображаемое судно исчезнуть. Не сломалось ведь оно где-то посреди реки, а мы добирались вплавь? Но у меня не было в планах выдумывать правдивую ложь, у меня магия есть для таких ситуаций.