– Ива, ты говорила про пирс, – сказал я. – Где он?
– Немного ниже по течению, за мысом. Я подумала, что там может быть охранник, который поднимет тревогу, увидев незнакомых людей...
– Предусмотрительно, – похвалил я. – Сколько нам пилить по лесу?
– Около пятнадцати километров по прямой.
– Ого! По лесу да по не прямой на это часов пять уйдет! Заглянем, пожалуй, к охраннику, если он есть.
– Зачем? Я знаю дорогу.
– У нас с тобой, Ива, один желудок на двоих, а думать том, как его заполнить, должен только я? У охранников должна найтись еда.
Мы с Витькой углубились в лес, прошли немного и остановились. Подлесок здесь был слабый, что радовало: идти будет легко, не как в джунглях Детей Морока. Дальше я пошел один – знакомиться с охранниками, если они вообще там были.
Оказалось, охранники были. Сразу двое, смена. Жили они в деревянной избушке на берегу, возле обещанного Ивой пирса. Информация из чип-эгрегора относительно охраны была какая-то противоречивая. Похоже, нуары вообще этим не интересовались, а свежеподключенные “верхние” князьградцы “путались в мысленных показаниях”. Не те люди, видимо, подключились.
Третьим оком я узрел одного охранника в избушке. Судя по токам энергии, он дрых без задних ног. Второй бдил на вышке у пирса – покашливал наверху и вспыхивал огоньком сигареты.
Я подавил ребяческое желание потихоньку залезть на невысокую вышку и напугать охранничка. Вместо этого просто выманил волшбой – это получилось без прямого зрительного контакта. После эпохальной битвы с эгрегором морлоков мои возможности заметно подросли. Помогла Ива, которая каким-то образом упорядочила все мои опции и скиллы, после чего совокупная мощь моего сознания выросла в разы.
Охранник слез по вертикальной лестнице с автоматом за спиной и вытянулся передо мной. Это был бородатый мужик в телогрейке, на которой был нашит Знак Вечной Сиберии.
– Вас двое? – спросил я.
– Так точно.
– Еда есть?
– Есть.
Я присмотрелся к его багровой роже при свете лампочки над входом в избушку.
– Бухаете?
– Никак... – начал он, но осекся. Волшба вынуждала рубить правду-матку. – Да. “Тишь-да-гладью” на самогоне балуемся.
– Кто к вам приплывает?
– Каторжных привозят нет-нет. Лес на баржах увозят. Припасы привозят. Иногда начальство заглядывает. Но редко.
– А назад каторжных увозите?
Охранник округлил заплывшие глазки.
– С каторги только вперед ногами... У них и кладбище свое есть в лесу.
– Сегодня кого-нибудь ждете?
– Кто ж его знает? – пожал широкими плечами заколдованный страж.
– Ладно. Отдай автомат и открой избу.
Мужик подчинился. Я проверил магазин и рычаг предохранителя на оружии, закинул ремень через плечо, вошел вслед за мужиком в избу. В отличие от жилья бабы Марины – злобной старухи, заманивающей странников к сыну Мороку в чаще – изба была оборудована узкими, похожими на вертикальный гроб, сенями, забитыми всякой хренью вроде сапог, лопат, грязных половиц, баклажек и забитых окурками самодельных пепельниц.
В целом, срач, открывшийся нашим взорам, когда мужик включил пыльную лампу, был феерический. И пахло соответствующе: табаком, плесенью, чем-то кислым и одновременно тухлым.
– Чего ж вы так засрались-то? – пожурил я, брезгливо сморщившись. – Если живете вдали от цивилизации, это еще не повод превращаться в животных.
– Ну дык эт не мы, – с готовностью сообщил мужик. – Это до нас вахта мусор не убрала. А мы че? За них должны убираться, что ль? Общее хозяйство, дык все и должны прибираться, а не только мы...
– Показали бы пример, убрались бы первыми, – наставительно сказал я, сам не понимая, зачем веду эти нравоучительные беседы.
– Уберемся, а другая вахта обратно нагадит! Так и будем убираться всю жизнь. Кто везет, на том и едут.
Я покачал головой и не стал продолжать. Все и так понятно. Если собственность общая, то она ничья. Никто не чувствует себя хозяином-собственником, и никто не парится насчет того, чтобы содержать хозяйство в порядке. В Вечной Сиберии всем владеет государство, а государство – это не человек, а нечто непонятное. Ему, по большому счету, начихать на то, в каком виде пребывают сторожки и бараки. Главное, чтобы квест-башня сверкала и поражала воображение.
Вот в Республике Росс эту фишку раскусили. У них на все есть единоличный собственник, который заботится о своей собственности. Нет лишь самого главного собственника, который владел бы всей Республикой, но тогда Республика превратилась бы в феодальное царство, а собственники статусом ниже – в вассалов царя.
Мы вошли в одну из двух комнат избушки. Навстречу нам выскочил второй охранник – молодой парень примерно моего возраста в линялой пижаме с дырками, худой, белобрысый, с красными влажными губами, большими глазами и загнутыми длинными ресницами. Родись он девкой, был бы местной красоткой. А так – получилось ни то, ни се.
– Федя! – выдохнул он. – Начальство приехало, что ли? Чего не разбудил?
Он был здорово напуган, что проспал прибытие начальства. Интересно, что бы он сделал, если б знал заранее об этом? В сенях прибрался бы? Вряд ли.
– Спокойно, – сказал я, обрушивая на него ментальный удар, подавляющий волю.
Но воля не подавилась. Белобрысый заморгал своими чудесными ресницами, раскрыл рот. Перевел взгляд с довольного, как сытый кот, Феди на меня, уставился на автомат, висевший на моей груди. Прохрипел:
– Это кто такой, Федя? Ты чего его пропустил? Предатель!
Заорав, схватил со стола кухонный нож и кинулся на меня.
Я немного растерялся. Никак не ожидал сопротивления после магического воздействия. Наверное, бывают такие индивидуумы – чрезвычайно устойчивые к гипнозу, внушению и волшбе. Правда, то, что он бросился на человека, вооруженного автоматом, с одним кухонным ножиком – скорее всего, тупым, – свидетельствовало о том, что кое к чему он все же неустойчив. Квест-пропаганда напрочь прожарила ему мозги.
Я отбил нож дулом автомата и пнул белобрысого в живот. Он пошатнулся, но не упал. И не выронил нож. Невнятно выругавшись, снова атаковал.
Автомат мне мешал навешать ему люлей. Не стрелять же в него? Воспользовавшись моей заминкой, белобрысый отважно вцепился в автомат, не выпуская при этом и ножа, принялся выкручивать оружие так, чтобы направить дуло на меня.
– Да успокойся ты! – тяжело дыша от напряжения, сказал я. – Я не враг тебе...
– Ты враг! – задыхаясь, ответил белобрысый Данко. – С каторги сбежал? Дальше тебе не уйти! А Федька – ты предатель! Сука!
– Да какой я ж предатель? – флегматично удивился Федя. – Это ты, Егорушка, загнул...
Мы застряли в клинче. Я бы поборол Егорушку, но боялся порезаться о клинок, маячивший в опасной близости от лица, или получить пулю. Риск был и от пули-дуры, и штыка-молодца.
– Федя, останови его! – крикнул я.
Федя огляделся, подобрал с пола стеклянную бутылку и разбил о белобрысую голову. Я поспешно отвернул лицо от разлетевшихся осколков. Егорушка, наконец, отвалил от меня, мягко обрушившись на грязный пол. Светлые волосы окрасились красным.
Я наклонился, придерживая одной рукой автомат, проверил пульс. Хоть Федя и постарался на славу, угощая ударом напарника, Егорушка не умер, а лишь потерял сознание.
– Оттащи его в ту комнату, – велел я Феде. – И свяжи покрепче. И рот заткни чем-нибудь, чтобы не орал.
– Есть!
– Ива, – обратился я к умботу, – почему моя магия не действует на этого патриота?
– Чрезвычайно высокая устойчивость к психогенным воздействиям...
– Как тогда на него пропаганда подействовала?
– Не исключено, что не подействовала. Он просто верит в свои идеалы.
– В какие идеалы? – заворчал я. – В понты, манию величия, каторгу и гнилые бараки?
– Люди странные, согласна, – улыбнулась Ива на внутреннем интерфейсе.
– Как думаешь, много таких... устойчивых, верящих в идеалы патриотов?
– Немного. Так же, как и немного тех, кто вообще ни во что не верит. Большинство – те, кого просто заморочили квестами.