Матросы, галдя, спускали аварийный плот, Картазаев недоумевал, куда они подевали Нелли, пока не увидел ее испуганное лицо в иллюминаторе запертой рубки. В следующее мгновение стало темно как ночью, и ударила волна такой силы, что затрещали стальные мачты. Картазаев задохнулся, его легкие были полны воды. Когда первый вал схлынул, оказалось, что он висит верх ногами, подвешенный за бушприт.

Яхта почти легла бортом во впадину, образовавшуюся между двумя валами метров десяти каждый, грозящими обрушиться каждую секунду. Картазаев подтянулся к бушприту, выдернул ногу и прыгнул на палубу. Валы разом обрушились, впадина стала верхушкой гребня, и яхту выдавило наверх. Палуба скакнула навстречу, и Картазаев довольно неловко поймал ее на встречном движении. Его едва не скинуло за борт, но он успел закрепиться на выступающих частях рангоута.

Как оказалось, они до сих пор умудрились не потерять паруса, но это было явление временное. Ликтросы порвало с легкостью, с какой старая бабушка отрывает нитку. Паруса стали рваться по шкаторинам, расползаясь на глазах. Трепещущей парусиной полковнику едва не выхлестнуло глаза. Он дополз до рубки, влез в люк и крикнул Нелли, чтобы она включала двигатель. Девушка была в ужасе и вряд ли способна была что-нибудь включить. Забившись в угол между пультом и стенкой, она выла и звала маму.

Картазаеву удалось запустить двигатель, и он встал к румпелю. Перед рубкой была стена черной как смоль воды. Было совершенно непонятно куда править. Стрелка компаса вращалась как пропеллер вертолета. Чтобы прекратить сумасшедшее верчение, он прихлопнул компас кулаком. Когда яхту в очередной раз завертело, стрелка даже не шелохнулась. На секунду они замерли на вершине многометровой волны, потом устремились вниз.

— Держись! — успел предостеречь Картазаев. Его швыряло то на потолок рубки, то било об пол.

Яхта падала долго. Потом был удар и…скрежет. Картазаев не верил глазам: они сели на мель. Скорость резко упала. Картазаев еле удерживал румпель: скрежеща раздираемым днищем, яхта ползла по рифам. Это походило на материализовавшийся кошмарный сон. Вокруг торчали валуны, поросшие водорослями, между которыми возились мальки и крабы.

Догнавший шхуну вал ударил в киль и вознес до уровня седьмого этажа, чтобы уронить вновь. Сдерживая тошноту, Картазаев с упорством маньяка продолжал удерживать штурвал. И это несмотря на то, что очередным ударом оторвало не только мачты, но и двигатель.

Яхту тащило по камням, и она получила множество пробоин ниже ватерлинии, куда стала быстро набирать воду. Они тонули.

"Лебедь" отлетался, следовало подумать о собственном спасении. Картазаев вытащил из-под пульта дрожащее существо, бывшее некогда красоткой Нелли. Выбив заклинивший люк, с нею на руках он выбрался наружу под хлещущие со всех сторон ледяные струи.

Прижав к себе девушку, он обмотался спасательным поясом ФСБ и включил надув. Неизвестно, сколько туда нагнали атмосфер умельцы конторы, но пояс чуть их не угробил. Он состоял из множества полос, которые, распрямившись, надежно укрыли тело, словно в кокон. Кокон был рассчитан на одного, и едва не задушил людей в первый же момент. Он с такой силой прижал людей друг к другу, что создал такую близость, которая в сексе может только сниться. По существу пояс имел их обоих, так как дышать они не могли. Картазаев уперся изо всех сил, не разбирая куда, то ли в давящие стенки, то ли в саму девушку — и только тогда они смогли вздохнуть.

Волной их сбило в море, и они поплавком задергались на бушующих волнах. В щели кокона в последний раз можно было лицезреть взбирающийся на водяную гору "Лебедь". Это было страшное зрелище. Ниже ватерлинии имели место быть сплошные лохмотья. В разверзшемся кормовом отсеке пылало открытое пламя, горело дизтопливо.

Нелли, хлюпая носом, зарылась лицом у Картазаева на груди. Ее выдающиеся груди терлись у него в районе живота, но он лишь отметил эту деталь и сразу забыл про нее. Гигантские валы ходили вокруг тихого мирка, грозя растоптать в любой момент, размолоть, растереть в пыль. Картазаев лихорадочно выкручивал радиобраслет, тщась послать сигнал в эфир, и в этот момент их накрыло.

Нагрузки оказались столь велики, что девушка потеряла сознание сразу. Картазаев некоторое время держался за счет волевых качеств. Кокон выкручивало как белье в сушке. Полосы, способные выдержать проезд среднего танка, лопались одна за другой. Вскоре вокруг них было одно решето. Настал и такой момент, когда Картазаев оказался в воде безо всего. Нырнув, он выволок на свет Нелли и погреб. Куда? Кругом было все черно, вздымались волны. Пена достигала нескольких метров. В воду били молнии. Имел место быть ад на море.

Полностью потеряв ориентацию, Картазаев продолжал упорно грести. Девушка лежала на нем, волосы ее стелились по воде, словно водоросли. Единственное, что понимал Картазаев, это то, что он не может просто так утонуть. Любой, но только не он. Он сам не знал, откуда в нем взялась эта уверенность, но уверен он был на все сто!

Первыми словами Нелли, когда она пришла в себя, было "Мы утонем". Волнения на море к этому времени сделались незаметными и плавными. Картазаев с девушкой мерно вздымались верх, затем плавно съезжали вниз, как если бы находились на спине гигантского верблюда, неспешно путешествующего по своим важным делам и которому не было дела до пары примостившихся на горбу муравьев. Небо заволокло грозовыми облаками, было темно как ночью. Чтобы легче было удерживаться на плаву, Картазаев избавился от тельняшки и штанов, а чудо-туфли повесил на шею, связав шнурки.

— Мы утонем. Где берег? Куда плыть? — повторяла Нелли. — Кругом море без конца и края.

Картазаев возразил, что море только кажется без конца и края, на самом деле это такая штука, в котором плывешь, пока не утыкаешься лбом в остров или другую ерундовину, которая не дрыгается под ногами.

— Шут! — сказала Нелли.

Он хотел сказать ей что-нибудь грубое, но в ответ она вдруг подплыла к нему в темноте вплотную, прижалась и задрожала мелко-мелко словно озябший мокрый котенок. Картазаев успокаивающе похлопал девушку по плечу. Даже в этот момент он был уверен, что их спасут. Полковники просто так не тонут. Он попытался активизировать радиобраслет, но безуспешно. Грозовой фронт экранировал прохождение радиоволн, и связаться с Гномом не получилось. Он прикидывал, сколько может продержаться на плаву. С учетом того, что Картазаев мог даже спать в воде, получалось практически безграничное время. Переохлаждение ему не грозило. Даже несмотря на то, что температура воды упала градусов до 17, плевать он хотел на такую температуру. Единственное, что его настораживало (не беспокоило, а именно настораживало), это то, что Нелли, дочь потомственного рыбака, не умела плавать на спине. Она заявила, что вода в таком случае попадает ей в нос, и барахталась рядом, цепляясь за него. Неизвестно, сколько она могла так продержаться, и Картазаев допускал наступление такого момента, что ничем не сможет ей помочь.

Он дремал, чтобы сберечь силы. Нелли пыталась подналечь ему на грудь и в результате подтапливала. Дрема получилась рваной. Он периодически просыпался, видя одну и ту же картину. Черное небо с несущимися по нему облаками и на его фоне растрепанную голову Нелли с прилипшими волосами и повторяющийся вопрос:

— Ты меня спасешь?

Конечно, твердил он с попугайской настойчивостью. Разумеется. А как же! Тонущая девушка вызывала раздражение. Она беспокоила как гвоздь, внезапно вылезший из подошвы старого ботинка. Вместо того чтобы спокойно отдыхать на мерно вздымающейся волне, он был вынужден беспокоиться, не утонула ли эта б…благородная девица. Уж лучше бы она утопла, внезапно подумал он. Растравливая себя подобными мыслями, Картазаев заснул. Во сне он видел лето. Маленькая девочка с бантиками бегала за ним и теребила за руку. А потом теребить перестала. Забившееся не в тон сердце заставило его пробудиться вовремя. Нелли уходила в глубину. Она не шевелилась, лишь тянула руки вверх. В широко открытых глазах безмерное удивление. И еще. Она была красива как русалка. Картазаев нырнул и, нагнав утопленницу, выволок наверх. Она зашлась одновременно в чихании, отплевывании и причитаниях, что теперь они утонут наверняка, и никто их не спасет. Он встряхнул ее и сказал, что спасет ее, глядя через ее распахнутые глаза прямо ей в душу. Во всяком случае, ей так показалось.