– Сможешь. На это понадобится время, но ты справишься.

Я кивнула. И немедленно вспомнила о папе, а мне сейчас не хотелось плакать. Я сделала глубокий вдох и продолжила:

– Мне кажется несправедливым, что я – представительница самой низшей касты, оставшаяся в Отборе, – прошептала я ему в ответ. – Взгляни только на Люси. Она ничуть не хуже и не глупее доброй половины девушек, попавших в число тридцати пяти претенденток, но это самое большее, на что она может надеяться. Несколько часов в чужом платье. Это неправильно.

Аспен покачал головой:

– За последние несколько месяцев я успел хорошо изучить твоих служанок и должен сказать, что она редкостная девушка.

Мне вдруг вспомнилось обещание, которое я дала Энн.

– Кстати, о служанках, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – произнесла я, понизив голос.

– И о чем же? – напрягся Аспен.

– Я понимаю, что прозвучит глупо, но все равно должна это сказать.

– Ладно. – Он сглотнул.

Я робко взглянула ему в глаза:

– Ты не хочешь повнимательнее присмотреться к Энн?

На лице Аспена промелькнуло странное выражение, будто он испытал облегчение, но при этом не принял мои слова всерьез.

– Энн? – прошептал он изумленно. – С чего вдруг?

– Мне кажется, ты ей нравишься. И она очень милая девушка, – ответила я, пытаясь не выдать глубины ее чувств и в то же время представить Энн в выгодном свете.

– Я знаю, – покачал головой Аспен, – ты хочешь, чтобы я присмотрелся к другим девушкам, но Энн совершенно не в моем вкусе. Она такая… деревяшка.

Я пожала плечами:

– Я тоже считала Максона деревяшкой, пока не узнала получше. И потом, думаю, ей в жизни пришлось очень несладко.

– И что? Люси тоже пришлось несладко, а посмотри на нее. – Аспен кивнул на отражение ее смеющегося личика в зеркале.

– Она рассказала тебе, как попала во дворец? – спросила я.

Он кивнул:

– Я всегда ненавидел касты, Мер, ты же знаешь. Но никогда не слышал, чтобы с ними так мухлевали, чтобы превращать людей в рабов.

Я вздохнула, глядя, как Мэй с Люси веселятся, на миг забыв о горе.

– Приготовься услышать слова, которые, думаю, никогда еще не слышала, – произнес Аспен, и я уставилась на него, ожидая продолжения. – Я очень рад, что Максон познакомился с тобой. – (Я чуть не подавилась.) – Знаю, знаю. – Он закатил глаза, но улыбнулся. – Но он вряд ли задумался бы об участи низших каст, если бы не ты. Думаю, это твое появление во дворце стало толчком к изменениям.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Я вспомнила наш разговор в домике на дереве, когда он уговорил меня подать заявку на участие в Отборе, надеясь, что я получу шанс на лучшую жизнь. Не уверена, что меня саму ждет лучшая жизнь, – пока что судить об этом было трудно, – но мысль о том, что я, возможно, дала надежду на лучшее всем людям Иллеа… такая возможность очень много для меня значила.

– Я горжусь тобой, Америка, – сказал Аспен, глядя на двух девушек перед зеркалом. – Я действительно тобой горжусь. – Он двинулся к выходу, чтобы вернуться к своим обязанностям. – И твой отец гордился бы тобой тоже.

Следующий день нам тоже предстояло провести под домашним арестом. Время от времени я слышала скрип двери и вскидывала голову, ожидая увидеть папу, выходящего из гаража с, как всегда, перемазанными краской волосами. Но отчаяние при мысли о том, что этому никогда больше не бывать, отступало, когда я слышала голос Мэй или чувствовала запах присыпки Астры. В доме было людно, и сейчас это было хоть каким-то утешением.

Я подумала, что, пока мы здесь, Люси не должна носить униформу, и после небольших протестов с ее стороны к ней перекочевали мои платья, из которых я уже выросла, а Мэй еще не доросла. Мама, чтобы отвлечься, без конца что-то стряпала и всех кормила. Я решила, что дома нет необходимости выглядеть каждый день при полном параде, а потому поручила Люси играть с Мэй и Джерадом, и она с радостью этим занималась.

Мы все собрались в гостиной, пытаясь хоть чем-нибудь себя занять. Я листала какую-то книгу, Кота уткнулся в телевизор, напомнив мне Селесту. Я улыбнулась, подумав, что сейчас она наверняка занята тем же самым.

Люси с Мэй и Джерадом играли в карты на полу, и с их стороны то и дело доносились взрывы смеха. Кенна устроилась на диване рядышком с Джеймсом, который кормил малышку Астру из бутылочки. Его усталое лицо светилось гордостью за красавицу-жену и дочку.

И словно бы ничего и не менялось. Потом я краем глаза увидела в углу Аспена в гвардейской форме, призванного заботиться о нашей безопасности, и вспомнила, что на самом деле ничего уже не будет прежним.

Я услышала мамины всхлипы еще до того, как увидела, что она направляется к нам. Обернувшись на звук, я смотрела, как она идет по коридору со стопкой конвертов в руках.

– Как ты, мама? – спросила я.

– Все в порядке. Просто мне до сих пор не верится, что его больше нет. – Она сглотнула, пытаясь не расплакаться снова.

Это меня удивило. Я не раз сомневалась в маминых чувствах к папе. В их отношениях никогда не проскальзывало тех маленьких нежностей, которыми обменивались другие знакомые мне пары. Даже Аспен, когда наши с ним отношения были в самом разгаре, но должны были оставаться тайной для всех остальных, выказывал мне свою любовь больше, чем мама папе.

Однако теперь я видела, что ее гложет не только беспокойство о том, как она в одиночку будет тянуть Мэй с Джерадом, и страх безденежья. Ее мужа больше не было в живых, и вернуть его назад было невозможно.

– Кота, не мог бы ты на минутку выключить телевизор? А ты, Люси, уведи Мэй с Джерадом в комнату Америки, ладно, милая? Мне нужно кое-что обсудить с остальными, – произнесла она негромко.

– Конечно, мэм, – отозвалась Люси и, обернувшись к Мэй с Джерадом, кивнула в сторону двери: – Пойдемте.

Мэй явно расстроилась, но решила не вступать в пререкания. Не знаю, что на нее повлияло, подавленное состояние мамы или любовь к Люси, но в любом случае я была этому рада.

Как только они удалились, мама повернулась к нам всем:

– Как вам известно, недуг, который унес вашего отца, передается по наследству. Думаю, он предчувствовал, что ему немного осталось, потому что года три назад начал писать вам письма. – Она взглянула на конверты, которые держала в руках. – Он взял с меня слово: если с ним что-то случится, то я передам эти письма вам. Мэй с Джерадом он тоже написал, но, думаю, они оба еще слишком малы. Я не читала писем и не знаю, что там. Адресованы они вам, так что… Я подумала, сейчас самое подходящее время их вскрыть. Это Кенне. – Она протянула конверт моей сестре. – Коте. – Тот распрямился и взял письмо. Мама подошло ко мне. – А это Америке.

Я взяла конверт, не понимая, хочу открыть его или нет. Внутри были прощальные слова моего отца, последнее «прости», которое он так и не успел сказать мне лично. Я погладила буквы моего имени, выведенные на конверте, представляя, как отец размашисто надписывает его. Под буквой «и» в моем имени он поставил какую-то закорючку. Я улыбнулась про себя. Интересно, что побудило его это сделать? Может, он хотел, чтобы я взглянула на нее и улыбнулась?

Потом я пригляделась к конверту повнимательнее. Эту закорючку поставили уже после. Чернила, которыми было написано мое имя, успели заметно выцвести, тогда как закорючка была темнее и ярче остальных букв.

Я перевернула конверт. Печать была сломана и склеена обратно.

Я покосилась на Кенну с Котой. Оба были погружены в чтение. Они читали так жадно, что едва ли могли знать о существовании этих писем. Значит, либо мама сказала неправду относительно того, что не читала моего письма, либо папа вскрывал его уже после того, как оно было написано.

Теперь я точно хотела узнать, что он мне написал. Осторожно сломав склеенную печать, я открыла конверт.

Внутри обнаружилось длинное письмо на пожелтевшей бумаге и коротенькая записка на белоснежном листке. Мне очень хотелось скорее прочитать записку, но я боялась, что не пойму, о чем речь, не прочитав предварительно письма. Поэтому я вытащила пожелтевший лист и принялась жадно читать его, устроившись на солнце у окна.