Полночь все никак не наступала. Около моей двери висело зеркало, и я остановилась перед ним, желая убедиться, что волосы выглядят так же хорошо, как утром, и нанести на губы блеск, чтобы сделать лицо немного ярче. Из экономии мама разрешала мне краситься лишь перед выступлениями или выходом на люди, но в особенные ночи я обычно нарушала ее запрет.

Стараясь не шуметь, я пробралась в кухню, вытащила из холодильника остатки своего ужина, зачерствевший хлеб, яблоко и завернула все это в узелок. Теперь, когда время подошло, мучительно было возвращаться в комнату так же осторожно, но если бы я проделала все это раньше, то просто извелась бы.

Я открыла окно и выглянула в наш крохотный двор. Ночь была почти безлунная, так что пришлось немного подождать, пока глаза привыкнут к темноте, прежде чем вылезти наружу. В дальнем конце дворика смутно виднелись очертания сооружения на дереве. В детстве Кота привязывал к веткам простыни, и постройка превращалась в корабль. Он был капитаном, а я его неизменным первым помощником. Мои обязанности заключались главным образом в подметании пола и приготовлении еды, которая представляла собой песок вперемешку с прутиками, насыпанный на мамины противни. Брат зачерпывал песок ложкой и понарошку «ел», а на самом деле выбрасывал за плечо. Это означало, что мне придется подметать все заново, но я не возражала. Просто радовалась возможности быть на корабле вместе с Котой.

Я огляделась по сторонам и убедилась, что в соседних домах темно. Никто за мной не наблюдал. Аккуратно выбралась из окна. Мне не раз доводилось по неосторожности до крови обдирать живот о подоконник, но с годами я научилась проделывать этот трюк виртуозно. К тому же мне не хотелось превратить еду в месиво.

В лучшей пижаме – коротких коричневых шортиках и облегающей белой рубашке – я чувствовала себя очень хорошенькой, даже неотразимой. Впрочем, что именно на мне надето, не имело особого значения. Я спешила через лужайку.

Подниматься наверх по рейкам, прибитым к дереву, помогая себе только одной рукой, несложно. Этим навыком я овладела в совершенстве. С каждой ступенькой меня охватывало все большее облегчение. Несмотря на близость к дому, здесь я словно оказывалась за многие мили от семейной кутерьмы. По крайней мере, от меня не требовали стать принцессой.

Забираясь в убежище, я уже знала, что меня там ждут. В дальнем углу кто-то скрывался в темноте. На мгновение у меня перехватило дыхание. Я положила узелок с едой и сощурилась. Человек пошевелился, зажигая почти бесполезный огарок. Света он толком не давал – из дома точно никто бы не заметил, – но нам хватало. Ночной гость подал голос, и по его лицу разлилась улыбка.

– Привет, красотка.

Я пробралась вглубь домика. Он был совсем крошечный, от силы пять на пять футов. Даже Джерад не мог бы выпрямиться здесь в полный рост, но мне тут нравилось. Внутрь вел лаз. Напротив входа располагалось маленькое окошко. Я давно уже примостила в углу старую табуретку, чтобы ставить на нее свечку, принесла коврик. Правда, он такой ветхий, что почти с тем же успехом можно сидеть на голом полу. Обстановка не слишком роскошная, но это было мое убежище. Наше убежище.

– Умоляю, не называй меня красоткой. Сначала мама, потом Мэй, теперь еще ты. Это действует мне на нервы.

По выражению лица Аспена я поняла, что мою позицию «я некрасивая» он вряд ли поддержит. Юноша улыбнулся.

– Ничего не могу с собой поделать. В жизни не видел девушки красивее тебя. Ты не можешь сердиться на меня за то, что я использую единственную возможность сказать тебе об этом.

Он обхватил мое лицо ладонями и заглянул в глаза.

И я пропала. Его губы накрыли мои, я утратила способность о чем-либо думать. Не было больше ни Отбора, ни моего докучливого семейства, ни Иллеа. Лишь руки Аспена, прижимающие меня к груди, да его дыхание на моем лице. Мои пальцы погрузились в его волосы, еще влажные после душа – он всегда принимал душ по вечерам, – и сплелись на затылке. От него пахло самодельным мылом, которое варила его мать. Этот запах преследовал меня в моих снах. Наконец мы оторвались друг от друга.

Я устроилась между ног Аспена, прижавшись спиной к его груди, точно ребенок, который хочет, чтобы его убаюкали.

– Извини, я не в духе. Просто… Нам сегодня пришло это дурацкое извещение.

– Ах да, письмо, – вздохнул Аспен. – Мы получили сразу два.

Ну разумеется. Его сестрам-близняшкам только что исполнилось шестнадцать.

Аспен не отрывал от меня взгляда. Так было каждый раз, когда мы оказывались наедине. Он словно пытался запечатлеть мое лицо в памяти. С последней встречи прошло уже больше недели, а мы оба не находили себе места, когда не виделись несколько дней.

Я тоже оглядела его.

Аспен, бесспорно, самый привлекательный парень в городе. У него темные волосы и зеленые глаза, а улыбался он так, как будто знал какой-то секрет. Он высокий, но не слишком. Худощавый, но не чересчур. В тусклом свете я заметила под глазами у него темные круги. Наверняка всю неделю работал допоздна. Его черная футболка в некоторых местах была заношена почти до дыр, в точности как и потертые джинсы, которые он носил чуть ли не каждый день.

Мне бы хотелось сесть и заштопать ему одежду. Для счастья мне не нужно ничего больше. Не желаю быть принцессой Иллеа. Мечтаю лишь принадлежать Аспену.

Разлука с ним причиняла мне физическую боль. Иногда я терзалась, гадая, чем он сейчас занят. А когда эти мысли становились невыносимыми, искала спасения в музыке. Так что за мои успехи следовало благодарить Аспена. Я от него без ума.

И это скверно.

Аспен – Шестерка. Это каста слуг и лишь на одну ступень выше Семерок в том смысле, что чуть лучше образованы и выполняют работу в доме. Аспен умнее всех, кого я знала, и к тому же умопомрачительно красив. Проблема в том, что женщины почти никогда не выходили замуж за человека кастой ниже. Мужчина из низшей касты мог просить руки женщины выше себя по положению, но редко получал согласие. К тому же, вступая в брак с представителем другой касты, необходимо было заполнить кучу бумаг и потом еще ждать месяца три, прежде чем приступать к прочим формальностям. Я не раз слышала мнение, что это делается для того, чтобы дать людям время одуматься. Так что наши свидания наедине, да еще и после наступления комендантского часа, могли навлечь на обоих серьезные неприятности. Не говоря уж о выволочке, которую неминуемо устроила бы мне мать.

Я любила Аспена. Вот уже почти два года. И он отвечал мне взаимностью. И сейчас, когда он гладил меня по волосам, я даже подумать не могла о том, чтобы участвовать в Отборе.

– И что ты об этом думаешь? Об Отборе, – уточнила я.

– Да ничего такого не думаю. Нужно же ему, бедолаге, как-то найти себе девушку.

Я различила в его голосе сарказм. Но мне действительно хотелось знать его мнение.

– Аспен.

– Ладно-ладно. В глубине души я думаю, что это печально. Неужели принц не ходит на свидания? Я имею в виду, как получилось, что он не может совсем никого себе найти? Если они выдают принцесс за других принцев, почему бы им не поступить таким же образом с ним? Должна же где-нибудь быть особа королевской крови, подходящая для него. Мне такого не понять. Вот, в общем-то, и все. Но с другой стороны… – Он вздохнул. – В чем-то идея кажется мне неплохой. Это захватывающе. Он должен будет влюбиться на глазах у всей страны. К тому же мне нравится, что кто-то получит шанс на лучшую жизнь и все остальное. Нашей следующей королевой может стать кто угодно. Это поддерживает во мне веру, что и у меня тоже есть шанс на лучшую жизнь.

Он водил пальцем по контуру моих губ. Его зеленые глаза, казалось, смотрели прямо мне в душу, и меня вдруг снова охватило ощущение протянувшейся между нами ниточки, которое рождалось только с ним.

– Значит, ты за то, чтобы твои сестренки тоже участвовали?

– Ну да. То есть мы все периодически видим нашего принца по телевизору; с виду он парень неплохой. Сопляк, конечно, но не злобный. К тому же девчонки спят и видят, как будут бороться на конкурсе. Так забавно на них смотреть. Когда я пришел сегодня с работы, они устроили дома танцы. И потом, это пошло бы на пользу семье. Мама полна надежд, потому что от нашей семьи участвовать будут два человека, а не один.