Ее гнев уступил место грусти. Америка уткнулась лицом мне в грудь, как будто пыталась скрыться у меня под ребрами. Очень хотелось обнять ее и прижать к сердцу так крепко, чтобы она стала его частью, защитить от боли, которую она могла встретить на своем пути.

– Послушай, – заговорил я, понимая: для того чтобы добраться до приятных вещей, нужно сначала разделаться с неприятными. – Беда с Максоном в том, что он актер. У него всегда такой вид, как будто он выше всего того, что происходит. Но на самом деле он обычный человек, ничем не лучше других. Я знаю, что ты испытываешь к нему какие-то чувства, иначе просто не стала бы здесь задерживаться. Но уже пора понять, что все это ненастоящее.

Америка кивнула, и у меня возникло ощущение, что я, в общем-то, не сказал ей ничего особенно нового, похоже, в глубине души она всегда это подозревала.

– И хорошо, что ты разобралась в этом сейчас. Что было бы, если бы ты вышла за него замуж, а потом узнала, каков он на самом деле?

– Согласна, – выдохнула Мер. – Я и сама об этом думаю.

Я попытался не зацикливаться на том, что она уже задумывалась о своей будущей жизни с Максоном. Рано или поздно ей пришлось бы об этом размышлять. Но теперь все уже в прошлом.

– У тебя большое сердце. Я понимаю, что ты не можешь одним махом взять и положить всему этому конец, но в том, чтобы хотеть этого, нет ничего плохого. Вот и все.

Она помолчала, обдумывая мои слова.

– Я чувствую себя полной дурой.

– Никакая ты не дура, – возразил я.

– А вот и дура.

Нужно было во что бы то ни стало заставить ее улыбнуться.

– Мер, скажи, ты считаешь меня умным?

– Разумеется, – легко отозвалась Америка.

– Это потому, что я такой и есть. И я слишком умен, чтобы влюбиться в дуру. Так что заканчивай говорить глупости.

Она издала еле слышный смешок, но этого оказалось достаточно, чтобы разогнать грусть. У меня свои проблемы, связанные с Отбором, поэтому стоило попытаться лучше понять ее. В конце концов, Мер не собиралась участвовать в лотерее. Об этом ее попросил я. Так что сам во всем и виноват.

Я уже десять раз хотел объясниться, попросить у нее прощения, которое она мне уже и так даровала. Хотя я этого не заслуживал. Может быть, стоит сделать это немедленно. Возможно, сейчас как раз самый подходящий момент наконец извиниться по-настоящему.

– Похоже, я причинила тебе столько боли, – с раскаянием в голосе произнесла Мер. – Не понимаю, как ты можешь до сих пор любить меня.

У меня вырвался вздох. Она вела себя так, будто в чем-то провинилась передо мной, хотя на самом деле все обстояло с точностью до наоборот. А я не знал, как донести это до нее. Не существовало слов, способных вместить глубину моих чувств к ней. Даже я сам не способен был до конца осознать их.

– Это данность. Небо голубое, солнце светит, Аспен любит Америку. Так устроен мир. – Я почувствовал, как дрогнула в улыбке ее щека, прижатая к моей груди. Если у меня не хватало мужества извиниться, можно, наверное, было хотя бы объяснить ей, что те наши последние минуты в домике на дереве были случайностью. – Серьезно, Мер, кроме тебя, мне никогда не была нужна ни одна девушка. Я не могу представить себя рядом с кем-то другим. Пытаюсь, просто на всякий случай… и не могу.

Слов катастрофически не хватало, и в дело вступили наши тела. Не было даже поцелуев, мы лишь молча сидели обнявшись, но ничего больше и не требовалось. Я испытывал ровно те же самые чувства, что и дома, в Каролине. Наверняка мы сможем вернуть то, что было у нас тогда. А может, еще и улучшить.

– Нам не стоит долго здесь задерживаться, – произнес я, как ни хотелось бы мне оттянуть этот момент. – Я совершенно уверен в своих способностях, но искушать судьбу не хочу.

Америка с неохотой поднялась, и я в последний раз притянул ее к себе, надеясь, что это поможет мне продержаться до того раза, когда я снова смогу с ней увидеться. Она отчаянно прильнула ко мне, словно боялась отпустить. Да, ей сейчас будет очень нелегко, но, что бы ни произошло, я буду рядом.

– Понимаю, в это трудно поверить, но мне действительно жаль, что Максон оказался таким подлецом. Я хотел вернуть тебя, но не такой ценой.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Я серьезно.

– Верю. – Она поколебалась. – Но ничего еще не кончено. Ведь я же пока здесь.

– Да, но я тебя знаю. Ты будешь делать вид, что все в порядке, чтобы твоей семье капали деньги и мы с тобой могли видеться, но для того, чтобы все исправить, ему пришлось бы повернуть время вспять. – Я уткнулся подбородком ей в макушку. – Мер, не беспокойся. Я о тебе позабочусь.

Мне снился сон. Америка находилась в противоположном конце зала, привязанная к трону, а рядом с ней стоял Максон, положив руку ей на плечо и пытаясь принудить подчиниться. Ее полный тревоги взгляд был прикован ко мне, она силилась вырваться из своих пут. И тут я увидел, что принц тоже на меня смотрит. В его взгляде была неприкрытая угроза, и в этот миг он очень походил на своего отца.

Я знал, что должен подойти к трону и развязать ее, чтобы мы могли убежать, но был не в состоянии сдвинуться с места. Веревки удерживали меня примерно на такой же конструкции, на какой распяли Вудворка. От страха по коже пробежал холодок. Как бы мы ни старались, нам с ней ни за что не спасти друг друга.

Максон подошел к бархатной подушечке, взял затейливую корону и попытался надеть ее на голову Америке. Она настороженно покосилась на принца, но не стала сопротивляться, когда он возложил это произведение ювелирного искусства на ее огненно-рыжие волосы. Однако корона не желала держаться и раз за разом съезжала набок.

Нимало не обескураженный, Максон порылся в кармане и вытащил оттуда что-то похожее на двузубый крючок. Он водрузил корону на место и двузубцем пришпилил ее к голове Америки. Когда острие вошло в кожу, в тот же миг что-то дважды вонзилось мне в спину, заставив вскрикнуть от боли. Я ждал, что потечет кровь, но не ощутил ее.

Вместо этого кровь брызнула там, где острия крюка впились в кожу Америки, и хлынула потоком, смешиваясь с рыжими водопадами волос и пачкая кожу. Максон улыбнулся, а в руках у него откуда-то появились новые булавки, которые он одну за другой принялся втыкать в волосы Америки. Каждый раз, когда булавка вонзалась в кожу, я вскрикивал от боли, с ужасом глядя, как любимая тонет в собственной крови.

Я вынырнул из сна. Давно мне не снились такие кошмары, а с участием Америки – вообще никогда. Вытерев покрытый испариной лоб, я напомнил себе, что все это было не наяву. Но все равно продолжал чувствовать отголоски боли от крюков. Голова кружилась.

Мои мысли мгновенно перескочили на Вудворка с Марли. В моем сне я с радостью взял на себя всю боль Америки, чтобы ей не пришлось страдать. Быть может, Вудворк чувствовал себя так же? Готов был вытерпеть экзекуцию дважды, лишь бы уберечь от этой участи Марли?

– Леджер, у тебя все в порядке? – спросил Эйвери.

В комнате было еще темно, так что, должно быть, он услышал, как я ворочаюсь.

– Все нормально. Прости. Дурной сон приснился.

– А мне вот тоже не спится.

Я повернулся к нему, хотя в темноте все равно ничего нельзя было различить. Комнаты с окнами полагались только старшим офицерам.

– Что-то не так? – спросил я.

– Не знаю. Ты не против, если я немного порассуждаю вслух?

– Конечно.

Эйвери был отличным другом. Поступиться ради него несколькими минутами сна было самым меньшим, чем я мог ему отплатить.

Он завозился в постели, усаживаясь.

– Я все думаю про Вудворка с Марли. И про леди Америку.

– А что леди Америка? – спросил я, тоже садясь на постели.

– Сначала, когда я увидел, как леди Америка бросилась к Марли, я разозлился. Подумал, надо же иметь соображение. Все-таки они проштрафились и заслужили наказание. Не могут же король с принцем Максоном спустить это им с рук, так?