— Слушай приказ! Остаешься за старшего. Я спускаюсь вниз и вызову помощь, когда они отвлекутся, прорывайтесь!

И он вручил спектр десантнику.

— Владимир Петрович, давайте лучше я! Вы тяжелый, вас веранда не выдержит! — с сомнением произнес Василий.

— Разговорчики! — оборвал его полковник и полез в окно. — Что, я, по-твоему, такой толстый?

Уцепившись за подоконник, он пытался вставить носок в кирпичный стык, в этот момент морпехи перестали шнырять по этажу и направились прямиком к двери. Ручка судорожно дернулась. Картазаев разжал руки и полетел вниз. Спустя три томительные секунды ноги коснулись крыши веранды. Раздался треск. Надеюсь, не кости трещат, подумал Картазаев, торопливо валясь вбок. По пяткам словно огнем полоснуло.

От удара хлипкая крыша зашлась ходуном, внутри что-то грохнуло. Раздались крики и что гораздо неприятнее, выстрелы. Пули прошили кровлю в десятке мест, и все это время Картазаев пролежал, не двигаясь, чтобы не выдать себя. Сверху в окне маячило испуганное лицо Мошонкина. Картазаев почувствовал раздражение, что на него с сочувствием смотрит его подчиненный, встал и, презрев пули, побежал. Легко сказать, презрев пули. Он успел сделать пару шагов, всего пару крохотных, ни к чему не обязывающих, никому не угрожающих шагов, как снизу ударил настоящий шквал. Путь вперед отрезала вспучившаяся частая "гребенка".

Картазаев шарахнулся вбок, и, оставив пулеметчику пару секунд для прицеливания, толкнулся и прыгнул в другую сторону. Там, где он только что стоял, возник протуберанец из смеси свинца и раздробленных строительных материалов. Полковник успел сделать пару шагов и с радостью подумать, что крышу он успеет преодолеть и даже спрыгнуть вниз, а там ищи его, двор полон препятствий, за которыми можно укрыться. Только он успел предаться радужным мечтам, как сильный удар потряс дом до основания, и опору выбило у полковника из-под ног.

Картазаев лежал, разбросав ноги и руки, и единственным его желанием было удержаться на крыше и не сверзиться вниз. Кровля съезжала с опор. Веранда наполнилась криками, выстрелами. А потом в нее словно врезался танк. Кровля промялась вниз, лопнула, сквозь нее полезли крючья арматуры, грозя нанизать на себя. Полковник вскочил во всем этом аду, но его тотчас сбило с ног, поволокло, под спиной возникло засасывающее ощущение пустоты, оборвавшееся болью и собственным криком.

Картазаев лежал на газоне, плоском и жестком словно доска, а рядом в тучах пыли рушилась веранда. Что-то темное ворочалось там, крушило балки и вопящих все слабее морпехов. Танк? Полковник вскочил на ноги, чтобы со стоном рухнуть обратно. Ноги были отбиты при первом прыжке. Он перевернулся на четвереньки и торопливо пополз по направлению к забору, до которого было метров тридцать. За спиной затихло, стали слышны стоны раненных, потом вдруг рвануло с новой силой, и рухнула последняя доселе уцелевшая стена, та, что еще скрывала танк от Картазаева. Только это был не танк.

В проеме мелькнули растопыренные пятерни с раздувшимися бесформенными пальцами. И были те пальцы заляпаны известкой, пылью, грязью, кровью. Стена упала на бок, сохраняя целостность до того момента, как Зина наступила на нее ногой. После чего треснула под неимоверной тяжестью и раскололась пополам. Нога элефанта провалилась на полметра в мусор, и еще пару секунд на ней колыхалась обширная икра. Элефант огляделся и узрел ползущего Картазаева. Зина выдернула ногу и пошла за ним по пятам. Элефант шел! Это было совершенно невозможно, при соотношении его веса и мышечной массы, но он шел. И как шел! Со стороны это напоминало преследование великана. Каждый шаг отдавался в грунте гулким ударом, как если бы в землю били кувалдой. Картазаев видел ирреальную картину. Ноги великанши погружались в грунт, как в воду. После чего Зина вырывала ноги вместе с землей. И каждый ее шаг создавал ощущение взрыва.

Картазаев пытался встать и побежать, но снова свалился, и он опять полз, потом вскакивал до очередной вспышки боли, которую не было никакой возможности перетерпеть.

Картазаев дополз до забора, и силы его оставили. Взобраться на трехметровую высоту было бы затруднительно даже со здоровыми ногами, не говоря уже о теперешнем его плачевном состоянии. Наступила тишина. Ветерок трепал былинку у самого лица. Картазаев расслабился. Чтоб великану было легче задавить. Развязка затягивалась. Чтобы узнать причину, он повернулся и отпрянул. Огромные слоновьи ноги, покрытые коркой подсыхающей грязи, застыли в сантиметрах от его лица. Чтобы увидеть его, элефанту пришлось наклониться. Зина открыла пасть, в которую Картазаев поместился бы целиком, и прокричала сверху:

— А-у! А-а-у!

— Это я уже слышал. Что ты хотела сказать?

Но она новь повторила те же бессмысленные звуки. В это время объявился Мошонкин. Сначала он крикнул из окна третьего этажа изрядно покосившегося, чудом не рухнувшего дома:

— Владимир Петрович, держитесь! Я сейчас вам помогу!

Через секунду он появился на улице и бесстрашно кинулся на защиту полковника. Уперевшись в пышные телеса сзади, где-то в район обратной стороны колена, не дотянувшись даже до задницы, он с криками, которые, по его мнению, должны были выглядеть устрашающими, попытался сдвинуть колосса с места. Элефант махнул рукой, и Василий оказался на противоположной стороне участка.

— О-э? — в голосе великана послушалась досада.

— Кто это? — дошло до Картазаева. — Это Мошонкин. Не трогай его больше, пожалуйста.

— О-о-ин! — выпалила Зина, и ей впервые удался согласный звук.

— Да, Мошонкин, — подтвердил полковник. — Так что ты мне хотела сказать?

Она не стал ему ничего больше говорить. Из покосившегося дома крадущейся походкой выбрался Сикведус и осторожно сел в машину. Возможно, ему и удалась бы попытка к бегству, если бы не хлопнувшая дверца. Элефант стремительно оглянулся на шум.

— Э-них! — радостно сказала Зина, пустив слюни.

Жених, понял Картазаев. Невеста огромными шагами пошла к машине. Сикведус истерично заводил мотор, но даже когда он его завел, это его не спасло. Зина схватила машину за задний бампер, без усилий приподняла и вытрясла из нее доктора. Вопя не переставая, тот пытался уползти.

— Ты меня не убьешь! — кричал он. — Ты ведь любишь своего доктора?

— Лю-лю! — согласился элефант.

— Тогда ложись!

Элефант покачал головой.

— Почему? — взвизгнул доктор.

И тогда элефант произнес фразу, прозвучавшую как приговор. В ней звучали погребальные песни, и бил траурный колокол.

— Я у-у ер-ху!

Я буду сверху! Сикведус только успел квакнуть лягушкой, неудачно угодившей под асфальтовый каток, когда колосс рухнул на него всей массой. Картазаев поспешил отвернуться. Подоспевшая Рая перевязала ему пятки толстым слоем бинтов, и ему на некоторое время стало не до постельной сцены. Полковник порывался отослать девушку на помощь Мошонкину, но сломить ее сопротивление не смог. В конце концов, Василий охая, подошел сам.

— Она меня, наверное, бревном ударила! — выдвинул он предположение.

Последним явился Закатов и истерично закричал:

— Где моя дочь!

Все это время Зина продолжала сладостно елозить. Из-под нее вытекала неопрятная жижа.

— Уходим! — на всякий случай поторопил своих Картазаев.

Город своим малолюдьем производил тягостное впечатление. Он был опустошен и жалок как использованный контрацептив. Редкие прохожие, сонными мухами снующие меж мусорных куч. Еще более редкие машины, торопящиеся исчезнуть с пустынных улиц. Зловещая тишина.

Картазаев вез Закатова и Мошонкина к батискафу.

Закатов ехать отказывался наотрез.

— У меня есть самолет. Мы с дочерью улетим заграницу. В лучшую клинику! Ее вылечат!

Говоря так, он трогательно прижимал руки к груди, бегал вокруг, отчаянно хромая больше обычного. Но не имел права на жалость полковник Картазаев. Так как на все уговоры профессор отвечал отказом, ослепленный отцовскими чувствами, то Картазаев попросту его сломал.