— А вы разве занимаетесь Кукульканом? — насторожился Андрей.

Вересаев зыркнул в его сторону глазами. Словно говоря, кто посмел влезть в его приватную беседу с дочерью. Неприятный тип.

— Мы всем занимаемся, — процедил он и опять обратился к дочери. — Официальная религия и все эти ацтеки, майя и прочие индейцы никак не пересекались. Ни коим образом. Каков вывод? — он сам же ответил на свой вопрос. — Инквизиции надо было скрыть информацию, связанную с Кукульканом. Почему? Возможный ответ: они получили от Кукулькана подтверждение его божественной сущности. В одном трактате Нилутаифага сказано "Они зрели чудо". Правда, это сказано гораздо раньше и по другому поводу, но что если Папа тоже зрел нечто такое, о чем церковь молчала две тысячи лет?

— Папа, у тебя усталый вид. Тебе надо отдохнуть.

— Ерунда! Я уволился, — быстро сказал Вересаев.

— И Ржавый…Простите, Ремнев вас так просто отпустил? — удивился Леший, он был осведомлен, как от Ржавого уходят люди, в лучшем случае ногами вперед, в худшем, на них надевали бетонные башмаки и топили далеко в море, так что и хоронить было нечего.

— Я не спрашивал. Бросил заявление по факсу, и теперь я свободный человек.

По факсу он бросил. Ага.

— Он еще посмел мне угрожать! — сжал кулачки Вересаев. — Ничего, завтра же уезжаю в Лондон! Там ему меня не достать!

А дочка? Хотелось крикнуть Лешему. Ну, идиот.

Скайп прервался, одновременно снаружи прошумела машина, но не остановилась.

Леший холкой почуял, что от его уютного убежища не осталось и следа. Стоит он словно голый.

На следующее утро профессор проснулся с криком:

— Мушка! Маленькая мушка!

Он открыл полные слез глаза.

— Приснился кошмар, профессор? — как бы, между прочим, спросил Картазаев, на самом деле поведение Манатова становилось все более подозрительным. — Нам надо торопиться. На все про все нам двое здешних суток осталось. Точнее: два световых дня по восемь часов.

Первое открытие подстерегало путников на перекрестке: дороги оказались перегорожены тремя рядами непреодолимых для машин препятствий, по форме напоминающих канцелярские кнопки только высотой в метр.

— Знакомая конструкция, ультрасовременная, — заметил Картазаев. — Дорога как бы есть, но она "мертвая". Не нужно ни блок-постов, ни шлагбаумов. А если надо кого-то пострелять достаточно взвода снайперов.

— Не обольщайтесь, Владимир Петрович, и не спешите делать торопливых выводов, — возразил Манатов. — Допускаю, что все мы и этот город в частности существуем лишь внутри модуля. И я вполне допускаю, что все эти картинки он черпает прямиком из нашего мозга. В данном случае, из вашего.

Мошонкина, которого мало привлекало теоретизирование, заинтересовала фигура косильщика, застывшего на обочине. Осунувшееся лицо увенчивала косматая борода, а сам он был одет в длинное рубище.

— Не умеет косу держать, а вроде наш человек. И самое интересное, что он здесь косить собрался?

Действительно, косильщик стоял на полностью вытоптанном пятачке. Вокруг только песок, усеянный осколками бетона.

Когда они удалились достаточно далеко от перекрестка, Дина вскинула руку ко рту.

— Он повернулся!

Все оглянулись, но было слишком далеко, чтобы точно узнать, шевельнулся ли косильщик. Возвращаться не стали, справедливо решив, что косильщик действительно мог со временем изменить положение.

— А что если время действительно совсем станет? — поинтересовался Мошонкин.

— В таком случае кинетическая энергия моментально перейдет в потенциальную. После чего мгновенный скачок температуры до нескольких тысяч градусов, и Земля станет новым солнцем.

Новый объект отвлек их от теоретических изысков. Над следующим перекрестком, перегороженным знакомыми "кнопками", на высоте в пару метров висел "Миг-27".Было дико видеть, как десятитонная махина свободно парит в воздухе, ничем не поддерживаемая.

Мошонкин подпрыгнул и, ухватившись за крыло, влез на самолет. Грохоча по плоскостям, подошел к кабине.

— Пусто!

— Он качается! — опасливо заметила Дина.

Десантник подпрыгнул на крыле, потом, ухватившись за кабину, постарался раскачать самолет посильнее. Тот медленно поддался. Кончики крыльев нехотя заколыхались и тотчас исчезли в невесомой дымке. По ушам резанула непередаваемая низкочастотная вибрация, и Мошонкин кубарем скатился на землю. Самолет еще некоторое время погудел, словно гигантская оса, медленно затихая. Из небытия вернулись исчезнувшие крылья, и самолет снова замер в прерванном полете.

Пыльный хвост тянулся за ним издалека. Поднятый турбулентным потоком, на всей протяженности висел разношерстный мусор. Мошонкин не замедлил споткнуться о висящую в пустоте жестяную банку из-под пива.

Вскоре они столкнулись с настоящей неприятностью. Картазаев давно обратил внимание на приближающееся препятствие. Больше всего оно напоминало свисающую с неба грязную тряпку. Лишь приблизившись, они поняли, что это дождь. Нормальный летний дождь. Некоторые капли висели по отдельности, другие же предстали в виде вытянутых многометровых струй, вызывающих при дотрагивании ощущение холодного желе. При желании его можно было даже слегка отгибать. Чем путники не преминули воспользоваться, когда дождь сделался чересчур частым. Люди протискивались между частоколом застывшего ливня, временами теряя друг друга из виду.

Все скоро выдохлись, цепочка все более растягивалась, и чтобы окончательно не растерять друг друга, Картазаев объявил привал. По его расчетам выходило, что половину светового дня они безбожно разбазарили.

— Так кто же оперов убил, если не вы? — без затей спросил Мошонкин, плюхаясь рядом с ним.

— Его фамилия Мажаев, он полковником служит в местном ФСБ.

На лице Мошонкина отразилось недоумение.

— Вы конечно человек авторитетный, но, по-моему, вы тут ошибаетесь. В конторе служат довольно крутые люди, им человека убить, что мне корову подоить. Но зачем же своих крошить? Вот у нас в колхозе конюх был Тимофей. Случалось, что он и своих лупил, но не до смерти же. Тимоха умный был, говаривал: "Зачем своих убивать, если их против соседней деревни выставить можно?" Я так думаю, если Мажаев не дурак, то он давно уже вокруг только надежных людей оставил. На крайний случай, он мог их на вас же и натравить. А спровоцировать стрельбу при наших умельцах плевое дело.

— В твоих словах кроется сермяжная правда. Но слишком много сходится против Мажаева. Оперы были слишком опытны, чтобы подпустить чужого, а уж тем более позволить себя расстрелять. Да и про наркотики Мажаев знал. Он, по сути, за ними и пришел. А потом, чтобы замести следы, и своих порешил, а потом слил все на меня.

— Ну почему именно Мажаев? А если это был кто-то другой? Например, Боно?

— Ты думаешь, я не думал об этом? Но тут случилось еще кое-что, о чем ты не знаешь. Мажаев ведь и меня хотел убрать. Мою машину заминировали, но вместо меня на воздух взлетели другие. А потом исчез парень, который был агентом под прикрытием. Мне еще в Москве сказали, что Гном вел еще несколько параллельных дел с местным управлением, так что Мажаев и его знал. Он все знал.

— Все, получается, на Мажаева замыкается, если бы не одно но. А вдруг и Боно и все знал?

— И про наркотики и про оперов? А также про Гнома и машину, которую он готовил для меня? Какая ерунда! Как если бы из "Смерча" сюда прислали кроме меня еще кого-то, не поставив в известность. А потом у него внезапно поменялись планы и вместо того, чтобы помочь коллеге он стал его топить. Боно каким-то образом узнал о замершем мире, в случае необходимости мог скрываться там, а потом возвращаться обратно и творить свои делишки. И оперы его подпустили беспрепятственно потому, что работали с ним напрямую по приказу из Москвы. И Гнома он убрал, да?