Комнатка, предназначенная гостям, хотя крохотный закуток в самом конце коридора с большой натяжкой можно было назвать комнатой, находилась в неосвещенном месте, что указывало на самую низшую ступень, который занимал Анвар-водонос в социальной иерархии. Пока шли, Картазаев насчитал тридцать восемь "комнат", в которых ютились, по крайней мере, около двухсот человек. В основном старики и дети. Находящихся в силе мужчин были единицы. Картазаеву стало понятно, что при таком раскладе Глюк и остальные "испанцы" творят что хотят.

Амарал входить не стал, остановился на пороге и сказал:

— Тут будете жить. Это комната Анвара-водоноса, но он, скорее всего, помер. Выбросьте труп наружу, только подальше. Ночь через полтора часа, так что поторопитесь сделать все по нужде на улицу. За испражнения в доме наказание смерть. Все ясно?

— Все просто, когда в законе всего одна статья, — ответил Мошонкин.

Амарал недобро глянул на него и сказал:

— У нас не принято шутить над законом, так что укороти язык. Я тебя запомнил. В следующий раз перережу тебе горло.

Едва дождавшись, пока он удалился, Картазаев накинулся на напарника:

— Чего ты его задираешь? Нам тут надо закрепиться, а ты уже нажил себе смертельного врага.

— Он первый начал, — насупился тот.

— Вася, мы не в обычной жизни, тут свои законы. Если мы хотим выжить и сделать то, зачем пришли, то придется играть по чужим правилам, как бы они тебе не нравились.

— Все равно это неправильно. Мы ведь сами служим закону. А если они при нас убивать начнут, нам тоже не вмешиваться?

— Да, не вмешиваться! — сказал Картазаев, теряя терпение. — У нас свой приказ, и ты должен это зарубить на своем курносом носу.

Мошонкин на нос обиделся и сказал:

— Амарал грозился перерезать мне горло, если он кинется, вы тоже не будете вмешиваться?

Готовый взорваться Картазаев вдруг понял, что не знает, что ему возразить. При всем немыслимом раскладе мог существовать и такой вариант, когда он действительно не будет иметь право вмешиваться даже при прямой угрозе жизни этому парню.

— Как хорошо, что я работаю без напарника! — послал он вопль в небеса. — Никто не мучает меня дурацкими вопросами. Знаешь, что я больше всего не люблю? Больше всего я не люблю философские вопросы. Особенно в той ситуации, когда все решается простым действием.

— Ну и какое будет в таком случае ваше простое действие? — не отставал Мошонкин.

— Мое действие будет такое: займемся трупом водоноса и вынесем его до наступления темноты. Если ты такой чистоплюй, то еще и похоронишь его. А это тоже требует времени.

— Я еще не умер, — раздалось вдруг из темноты.

— Кто это? — спросили они в один голос.

— Это я, Анвар-водонос. Вам разве не говорили, чья это комната?

Картазаев нашарил на полу деревяшку, потом поджег ее выуженной в кармане спичкой. Ему удалось утаить от "испанцев" часть своей единственной ценности. Когда он вытаскивал спички из кармана, то наклонил приоткрытый коробок и, как говорится, остался при деньгах.

Водонос лежал на куче тряпья у стенки, и из укрывавших его тряпок торчало только длинное лошадиное лицо с зализанными сальными волосами. На вид ему было лет шестьдесят. У него имелся своеобразный нервный тик: он периодически многократно моргал, с силой сжимая веки. Водонос сразу не понравились Картазаеву.

— Ты слышал весь наш разговор? — спросил он. — Вернее будет сказано, подслушал.

— Вас никто не звал, сами пришли, — произнес водонос, запинаясь, вдобавок к нервному тику он еще и заикался, правда, не так сильно, как моргал, речь его катилась через пень-колоду, и понять его было можно, лишь внимательно вслушиваясь. — Чего ж хозяина теперь обвинять?

То, что он их не боялся, опять-таки не понравилось Картазаеву. Он должен был их бояться. Этот старикашка был явно себе на уме, и умирать пока не собирался.

— А что у тебя за зараза? — поинтересовался Картазаев.

— Это не зараза, — поспешил успокоить водонос. — Ногой с детства маюсь, а теперь вот рану разбередил, ступить не могу.

— А что с ногой? — спросил Мошонкин, по всегдашней привычке обустраивать жилье он соорудил из сухих веток подобие веника и теперь подметал мусор, причем так усердно, что поднял невообразимую пыль.

Старик сначала чихнул, лишь потом ответил:

— Космач укусил.

— А этих здоровяков с черными волосами, которые здесь шишку держат, много?

— Четверо вместе с Глюком. Кроме Амарала, который вас привел, жуткая надо сказать скотина, еще двое: Луис и Мигель. Те тоже свиньи порядочные.

— Опять испанцы! Ну и мода у вас! Что-то ты на них злой, — заметил Картазаев, но про себя подумал, что оно и к лучшему, легче будет договориться. — Кто такие космачи, которыми нас пугают?

— А что дашь, если скажу?

— А по сопатке? — предложил Мошонкин, но Картазаев остановил его.

— А ты деловой, — уважительно произнес он. — Хочешь спичку?

Водонос вскочил с лежанки и, сильно припадая на ногу, засеменил к Картазаеву.

— Оплату вперед! — протянул он руку.

Картазаев, отведя руку со спичкой на безопасное расстояние, повторил:

— Кто такие космачи?

— Обезьяны! — фальцетом вскричал водонос, подпрыгнул с неожиданной для хромого прытью, выхватил спичку и засеменил обратно.

— Что вы их так боитесь, обычных обезьян?

— Может быть, они где и обычные, а в замершем мире макаки-охотники.

— Свинохвостые макаки, — уточнил Картазаев и, обращаясь к Мошонкину, сказал. — Когда я был на Суматре по пустяковому делу, они норовили у меня бананы спереть. Кстати, единственную на ту пору мою еду. Это к тому, какие они охотники.

— Здесь они охотятся на людей, — стоял на своем водонос.

— Умный ты, — с подозрением заметил Мошонкин. — Где ты учился? Ты вообще кто?

— Я здесь родился, — ответил водонос. — Учиться люблю. Тут всякого люда полно перебывало: и профессора и даже академики. Если не нравится, могу и помолчать.

— Слышь, студент, а пожрать у тебя ничего нет? — взял быка за рога Мошонкин. — Два дня ничего не ели, животы сводит.

— А еще спичку дадите? Нет, две! — загорелся водонос.

— А ты дед не промах. Одну!

Водонос прихромал к Картазаеву за предоплатой, затем, порывшись в тряпье, вытащил промасленный сверток. В нем оказалось жареное на углях мясо.

— Это не то, о чем я подумал? — опасливо спросил Мошонкин.

— Мы людей не едим, — водонос даже обиделся.

Напарники, не сговариваясь, набросились на еду. Мясо было не соленое и изрядно обгоревшее, но оно показалось им вкуснейшей едой на земле.

— А что за мясо? — спросил Мошонкин с набитым ртом.

— Космач, естественно, — удивился водонос, но удивление было ненатуральным.

У Мошонкина незамедлительно полезло все обратно. Картазаев сделал над собой усилие, которое далось ему с немалым трудом. Дожевав, он спросил:

— Что ж ты нам людоеда скормил?

— Никто вам не говорил, что космачи людоеды, — возразил водонос.

Мошонкин тотчас остановил извержение и обессилено спросил:

— Ты ж сам сказал, голова садовая, что они на людей охотятся?

— Охотятся и едят-это две большие разницы. Людей они убивают, слов нет, но не это их основное намерение.

— А какое основное?

— Еще спичку.

— Владимир Петрович, мне так видится, что тот, кого называли Анваром-водоносом, умер от заразы сегодня ночью, — стараясь придать обескровленному голосу соболезнующие нотки, проговорил Мошонкин.

— Владимир Петрович, бог с ним с авансом, — легко отказался хромец от своих претензий, и у Картазаева окрепло чувство, что не только он прощупывает старика, но и тот проверяет их на вшивость, и шутка с обезьяньим мясом имела ту же цель.

— Василий, оставь его.

— Вася, слышал, что начальник приказал? — хромец очень быстро адаптировался, своей приспособляемостью он стал даже нравиться Картазаеву.

— Ну, так что космачи делают с людьми? — спросил Мошонкин.