— Стекло.

— Это было ясно по звуку. Наверх свети, откуда он выпал.

На потолке осветился темный квадратный лаз, с которого свисали грязные ветхие тряпки.

— Полезем? — спросил Мошонкин.

— Мы не знаем, что там. Лучше двигаться, как двигались, в случае чего вернемся.

— А найдем?

— Я найду, — пообещал Картазаев.

Мошонкин зажег еще одну спичку, и Картазаев поспешил отобрать у него драгоценный коробок.

— Не трать спички просто так. Будем использовать их только при крайней необходимости, — предупредил он и спросил. — Ты ничего не слышал?

— Нет. А что?

— Мне показалось, тихо погудела машина.

— Владимир Петрович, вам никогда ничего не кажется. Так что там, наверное, точно машины ездят, и мы на правильном пути.

— Флаг тебе в руки, — вздохнул Картазаев, который не настолько доверял своим чувствам. — Продолжим двигаться.

Они шли уже с полчаса, когда темень вокруг сменилась сумраком, в котором начала различаться громада потолка, нависающего в метрах четырех над головами. Через равные промежутки в нем различались квадратные отверстия. Картазаев уже начал кое-что подозревать. Чтобы проверить догадку, он опустился на корточки и ощупал землю. Это была действительно земля, сухая и холодная, поросшая короткой колючей травой. И опять ему почудился автомобильный гудок. Почти на грани слышимости. Протяжный и какой-то безнадежный, словно не надеявшийся что его услышат.

— Десантник, ты опять ничего не слышал? — раздраженно спросил Картазаев.

— Ничего, — виновато подтвердил Мошонкин. — Я ведь в деревне на бульдозере работал, а там такой грохот, я и оглох малость.

— Ладно, проехали, — сбавил тон Картазаев. — Чего это я на тебя взъелся? Видишь свет, выход близок.

Сумрак постепенно рассеивался. Впереди белел прямоугольник белого дневного света. Предчувствуя конец неизвестности, они прибавили шагу. Если бы не трава, колющая босые ноги, они бы побежали. В любом случае путники за считанные минуты преодолели последние метры.

— Не спеши высовываться! — успел еще предупредить Картазаев, но Мошонкин уже высунулся.

Он вышел на свет, щурясь от контраста, и от увиденного у него вырвалось непроизвольное:

— Мать моя родина!

Так как на оторопевшего десантника никто не думал нападать, Картазаев махнул рукой на условности и выбрался следом. Он многое видел на своем веку, но то, что предстало перед ним, лишило его дара речи.

У подножия холма, на котором они находились, молчаливо и страшно располагался мертвый город.

На сером от толстого слоя пыли асфальте лежали кучи мусора. Здания зияли отсутствующими дверями и выбитыми окнами. Многие дома рухнули, остальные были близки к этому. Весь город перекосило и перекорежило, словно от ковровой бомбардировки. На месте отдельных зданий возвышались горы щебня. Другие изрядно просели, погребая нижние этажи под тяжестью верхних. На улицах, насколько хватало глаз, не было ничего живого. Ни звука не доносилось из мертвого города. Ни ветерка. Все было неподвижно.

— Но кто-то же подавал сигналы! — воскликнул Картазаев.

С левой стороны город резко обрывался на равнине выцветшего рыжего цвета, неопрятной на вид. Что-то в ней настораживало, но Картазаев не успел определиться, потому что стылую тишину вновь прорезал длинный тоскливый гудок. Если с левой стороны город подпирала равнина, то с правой возвышался лес. Деревья росли густо, образуя мрачную темную стену без единого просвета. Вопреки логике, гудки доносились из глубины чащи. Протяжные и печальные, они словно молили о чем-то. Звали. Торопили. И одновременно в них сквозила безысходность, словно фатальный исход был заранее известен. Картазаев представил себе, как они идут на звуки, а те удаляются, заманивая их все глубже в мертвый и странный лес, и все это будет продолжаться до тех пор, пока они заберутся так глубоко, что не смогут выбраться обратно.

— Пожалуй, мы изменим наши планы, и за гудками пока не пойдем, — решил он.

Его отвлек новый возглас. Мошонкин возбужденно указывал назад. То, что вначале он принял за естественный холм, было огромной земляной кучей, погребшей небоскреб, выросший под острым углом из глубины недр.

По всему выходило, что сначала обрушилось все, что было внутри. Затем дом повалился, но каким то образом не сложился. А же потом его завалило или наверх рухнуло несколько соседних зданий.

Картазаев сбился со счета, под сколькими этажами они прошли, находясь под землей. По фасаду змеились трещины, в которых застряли предметы мебели и изорванные лоскутья: скорее всего остатки занавесей и внутреннего убранства комнат. Вся эта громада держалась на честном слове, и Картазаев поспешил увести Мошонкина с опасного места.

Возраст города остался неизвестен. Картазаеву так и не удалось определиться хотя бы с приблизительной датой построек. На домах и магазинах не было вывесок. Да и от самих магазинов мало что осталось. От витрин уцелели только пустые рамы. В залах царило запустение. На полах, первоначальный вид которых невозможно было определить из-за толстой корки застарелой и высохшей грязи, остались лишь искореженные полностью обезличенные и обесцвеченные обломки. В одном из зданий путники нашли агрегат, похожий на кассовый аппарат, но буквы на нем были стерты напрочь. У Картазаева сложилось твердое впечатление, что разруха постигла город одномоментно, а не растягивалась на года. Если допустить, что город создал Кукулькан, то, судя по всему, нашлась еще более могущественная сила, что навсегда погрузила город в разруху и хаос.

За все время напарники не встретили ни одного человека. Даже не так, ни единого живого существа. Не было не только людей, но даже кошек и крыс. Не летали птицы. Город был погружен в мертвую тишину. В стылом воздухе, не потревоженным даже легким ветерком, уныло свисали неизвестного назначения неподвижные провода и тросы.

— Владимир Петрович, солнца нет! — воскликнул Мошонкин, остановившись посреди улицы.

— И чтобы это определить, тебе понадобилось больше часа! — констатировал Картазаев.

Небо было ровного белого цвета, будто выкрашенное гигантской кистью маляра. Картазаев определил на глазок высоту небесного купола, конечно, при условии, если бы тот существовал в твердом виде. Километра три, не меньше. В свое время в конторе шли разговоры о секретном эксперименте под названием "Биосфера". Компактная подземная станция, кстати, полностью герметичная, была построена в глубине Уральского хребта. Она насчитывала три этажа, на которых кроме жилого модуля, располагались оранжерея и минизавод по переработке и вторичному использованию продуктов жизнедеятельности, общей площадью в двести пятьдесят квадратных метров. Проект должен был показать жизнеспособность ограниченного количества людей после ядерного удара террористов, повлекшего за собой цепную реакцию и ядерную зиму. Над его осуществлением работало восемнадцать институтов и девяносто заводов, а непосредственно на строительстве было задействовано более тысячи людей и несколько сотен единиц строительной техники.

Это было выдающееся деяние человеческой мысли, венец земной цивилизации. И по сравнению с биосферой, которую создал Кукулькан, стоящее не больше собачьей конуры против Тадж-Махала.

Отсюда следовал вопрос, с какой целью все это понадобилось венерианскому богу? И куда делись люди? Ведь не только Боно знал тайну перехода. Вполне возможно, что за много лет были и другие безрассудные люди. Если они погибли, то должны быть трупы. Останки, кости. Ничего нет. Пустота. Похоже, как если бы то, что их убило, забрало останки с собой.

— Хорошо, что мы не пошли за этими гудками, — подытожил Картазаев, остановившись напротив очередной отсутствующей витрины.

— Что вы сказали, Владимир Петрович? — не расслышал Мошонкин.

— Надо искать ночлег, — сказал ему Картазаев. — Темнеет.

— Как же темнеет, если солнца нет.

— Солнца нет, а ночь вполне может быть.

Картазаев заглянул в разгромленное нутро магазина и заметил в глубине доселе уцелевшую дверь.