***

Стрелка часов показывала два ночи. Саша слишком много спала днем, поэтому сейчас же, ночью, никак не могла заснуть. В самой же больнице лишних кроватей не было, поэтому я лишь и могла, что просто сидеть на стульчике возле койки этой девицы.

Увидев, что я не сплю, Рябова, посмотрев на меня, произнесла:

— Какая же ты ничтожная, Эмилия

Услышав эти слова, я вдруг на какое-то мгновение потерялась в словах. Уронив взгляд на кольцо в руке, через некоторое время я вновь подняла на нее свои глаза:

— Но разве не это и есть любовь?

Тогда бестия засмеялась, и, не особо поняв, спросила спустя лишь время:

— Устала?

Я в ответ покачала головой. Жизнь так скоротечна, поэтому разве есть что-то, что может не утомить? А я просто лишь влюбилась в одного мужчину и все.

— Не могла бы принести стакан воды? – проговорила она, слегка приподнявшись и наполовину опираясь.

Я кивнула на просьбу Александры и встала, чтобы налить воды.

— Не надо холодную, сделай мне кипяток! – мигом проговорила она, но в голосе не расслышать было особых эмоций.

Налив воды, я протянула ей стакан. Но она, однако, не взяла его, а просто посмотрела на меня и сказала:

— Мне жаль тебя, если честно. А еще я даже чувствую к тебе некую скорбь. Ты не виновата в том, что случилось с ребенком. Но я все равно возложила на тебя всю вину и ненависть.

Вот только до меня так и не дошел смысл ее слов, поэтому я все также протянула ей воду:

— Осторожно, кипяток!

Тогда Александра приняла из моих рук стакан и с силой потянула меня. Поначалу я инстинктивно хотела отдернуть руку, однако ее темный взгляд был устремлен на меня:

— Заключим пари. Посмотрим, заболит ли у него сердечко.

Я же обомлела, и в ту же секунду мои глаза увидели мужчину, стоящего в дверном проеме. Интересно, когда же он вообще пришел. Саша казалась бледной:

— Ну как, осмелишься?

Промолчав, я просто позволила этой бестии лить кипяток на тыльную сторону моей руки. Ах, было просто-напросто душераздирающе больно, словно руку пронзили тысячи игл одновременно. Хотя не было и звука, это все-таки было пари, в котором я участвовала.

После этого Рябова убрала стакан и с лицом, в котором сплошь была одна невинность, проговорила:

— Ох, прости меня, я не специально! Стакан оказался слишком горячим, поэтому и разлила, с тобой все хорошо?

Это была фраза, полная лжи.

В ответ на это я лишь убрала руку и сквозь боль покачала головой:

— Да, все хорошо.

Руслан, что наблюдал за всей этой сценой, прошел внутрь, взгляд его был мрачным, а голос же ясным и холодным. Мужчина посмотрел на Сашу и произнес:

— Почему не отдыхаешь?

Для самой же Рябовой его появление словно оказалось какой-то немыслимой неожиданностью. Девица вся была такой милой и очаровательной, что увидев его, потянула мужчину за уголок от одежды, чтобы он уселся на кровать, после чего обняла его и проговорила:

— Потому что я слишком много спала днем. Не могу теперь уснуть из-за этого. Почему ты пришел?

— Разумеется, чтобы увидеть тебя, – проговорив, мужчина темным взглядом зыркнул на меня, после чего перевел его на мою руку и слегка нахмурился. — Позаботься о своей ране.

Каким же холодным и равнодушным казался его голос. В нем нельзя была расслышать и толику жалости или заботы.

Тогда Рябова обняла Демидова, а на личике девицы повсюду читались извинения и дикое чувство вины:

— Ох, это я была слишком неосторожна и обожгла ее.

Но Руслан просто погладил ее по длинным волосам, а выражение лица его было блеклым, словно в нем, казалось, даже без капли намерения хоть как-то упрекнуть ее.

Я же чувствовала себя так, словно меня просто взяли и швырнули с обрыва. В сердце была такая дикая боль, что дышать было просто невозможно, и я шаг за шагом пошла к выходу из палаты.

Ладно, я с самого начала знала весь исход событий. Я прекрасно осознавала, что проигрыш в этом пари с Сашей будет за мной. Просто лишь я все еще держалась за какую-то крупицу надежды, и даже если бы Руслан просто спросил, больно ли мне, правда, этого было бы уже достаточно, чтобы продолжать жить. Но по итогу мне было не суждено добиться даже хотя бы одного жалостливого взгляда. Да что там, даже просто сочувствия не было.

Будучи в коридоре, мне вдруг дорогу перегородила чья-то широкая грудь. Когда я подняла голову, то увидела красивого доктора Коновалова, что слегка нахмурился и строго взглянул на меня.

Тогда я непонимающе взглянула на него и сказала:

— Виктор.

Мужчина же долгое время смотрел на меня и вдруг спросил:

— Больно?

После такого одного лишь единственного слова я обомлела, а мое сердце словно охватили волны горечи

«Кап!». С ту секунду слеза размером с бусинку упала на пол. Ветер же со свистом пронесся по коридору, сделав его, что был и без того одиноким и холодным, еще более пустынным.

Ох, ну почему же, почему люди, с которыми с которыми количество встреч по пальцам пересчитать можно, спрашивают, больно ли мне? А тот единственный, с которым я пробыла вместе целых два года, просто берет и закрывает на это глаза!

Тогда мою руку потянули, из-за чего я невольно попыталась отдернуть ее, но тогда ее потянули лишь сильнее.

— Я врач вообще-то! — проговорил Виктор, а намек его не терпел возражений. Ведь он все же доктор, поэтому для него было никаких причин оставаться в стороне, когда он видел больного.

Но я также прекрасно осведомлена о том, что он отнюдь не из тех, кто любит совать нос в чужие дела, и я для него просто жена Руслана Демидова.

Затем я последовала за Коноваловым в операционную. Он в свою очередь что-то поручил медсестре, а после, посмотрев на меня, произнес:

— Так, будь умницей и позволь перевязать тебе руку.

Я в ответ кивнула:

— Спасибо!

Тогда Виктор ушел, а медсестра очистила тыльную сторону моей обожженной руки. Посмотрев на белые волдыри, девушка слегка нахмурилась:

— Ожог довольно серьезный, может остаться шрам!

— Ничего страшного.

Ладно, можно сказать, это просто станет мне уроком!

Вот только при обработке раны волдыри необходимо было проколоть, чтобы убрать все гнойники. Поэтому беспокоясь о том, что я могу не выдержать, медсестра проговорила:

— Будет очень больно, так что придется потерпеть.

— Ладно!

Но вышло так, что эта боль вовсе и не была больной. А вот боль, что стягивала в сердце все нервы в один большой узел, как раз можно назвать болью.

После обработки медсестра объяснила мне несколько моментов, и я уже была готова вернуться обратно в палату к Саше. Однако проходя мимо лестницы, я услышала какие-то звуки, доносящиеся на лестничной площадке, из-за чего невольно остановилась.

— Тихона больше нет. Когда ты планируешь развестись с ней?

Этот голос... принадлежал Виктору?

— С ней? Ты говоришь про Эмилию? — заговорил второй мужчина.

Его же голос слышался низким и пронизанным холодом. А также слишком сильно знакомым мне. Да, это был Руслан.

Подойдя ближе к лестнице, я смутно разглядела Демидова, прислонившегося к перилам. Руки его были засунуты в карманах, а на лице лютый холод. А Коновалов в то время прислонился к стене с выкуренной наполовину сигаретой, что держал своими длинными пальцами.