Я подавила тяжесть в сердце, слегка улыбнулась и медленно сказала:

— Это безумие разве? Вы забыли, что два месяца назад, всего за несколько сотен тысяч, вы оставили меня, беременную женщину, на этом заброшенном складе. Мой ребенок вот-вот должен был родиться. Вы жестоко связали мне ноги, чтобы он не вышел на свет.

Вы знаете, как он умер в конце концов? Он был задушен заживо, и его жизнь ушла. Я еще не сказала, что лишу вас жизни, так почему же я сумасшедшая? Верно?

Я очень сильно выделяла каждое слово и предложение и мрачно смотрела на этих страшных людей:

— Вы не хотите сотрудничать. Вы думаете, что только вы можете уклоняться от закона и убивать людей, а мы не можем?

— Нет! Госпожа Афанасьева, мы все согласны с вашей просьбой. Наши жены и дети невиновны. Зло было вызвано нашей одержимостью. Если Вы хотите отомстить, просто отомстите нам. Мы обещаем Вам все, что хотите!

— Да, мы обещаем вам все,что угодно, если вы отпустите наших жен и детей.

Эти двое были жалки, видя, что мне это уже надоело, они слегка поутихли. Я посмотрела на Тимура и сказала:

— Они согласились, давайте начнем!

Тимур кивнул и привел беременную женщину-актера, которую он нашел. Она была одета в одежду того дня, когда я попала в аварию. Визажист был очень опытным. Ее фигура и форма лица были немного похожи на мои. Актриса, после тщательных изменений, стала от меня неотличима.

Тимур попросил кого-нибудь принести зеркало, которое было точно таким же как в тот день.

Склад восстановили до того вида, как и ночью два месяца назад. Что касается сцены молнии и грома снаружи, то, поскольку это спектакль, конечно, все тоже было готово.

Я не собиралась снова вспоминать события той ночи, но, когда беременная женщина немного рассказала о той ночи, я попросила Тимур отправить кого-нибудь, чтобы отвезти меня обратно.

Что касается признаний этих двух людей, мне не нужно слышать окончательное признание, чтобы знать, кто за этим стоял. Я записала их показания только для того, чтобы в один прекрасный день передать гору неопровержимых доказательств полиции, чтобы у них не было возможности опровергнуть это и убежать.

Я должна признать, что люди меняются, пережив определенные вещи. Если они все еще слабы и нерешительны, то ненависть в их сердцах недостаточно тверда, любовь недостаточно глубока, а травма недостаточна кровава. Вернувшись домой, я умылась и заснула. Всю ночь мне ничего не снилось, спала очень хорошо..

Видите, кто сказал, если вы сделаете что-то плохое, то не будете хорошо спать? В этом мире нет отморозков, которые чувствовали бы себя виноватыми из-за их грязных делишек. Точно так же, как Сорокина Татьяна и Рябова Александра, они ненавидят только тех, кого не убили полностью, тех, кто им не нравится. Убийство людей не будет мешать им спать по ночам. Напротив, они будут чувствовать, что мертвые заслуживают этого, это успокаивает их совесть.

На следующий день.

Офис компании Архиповых.

Тимур передал мне видео, записанное прошлой ночью, и сказал:

— Что ты собираешься делать дальше?

Наблюдая за сценами, которые я испытала, воочию на видео, мое сердце слегка заныло, и ненависть охватила всю меня. Глядя на мужчину, я сказала:

— Ты можешь помочь мне записаться на прием к Давиду?

Он нахмурился:

— Зачем тебе видеть его?

Выключив видео, я легкомысленно сказала:

— Он специалист по компьютерам и единственный, кого я знаю, кто может ненавязчиво показать запись Александре. Кроме того, если дать ему посмотреть это видео, с его чувствами ко мне, для него и семьи Алешиных невозможно будет мирно сосуществовать.

Он нахмурился, и выражение его лица было очень недовольным:

— Эмилия, ты изменилась, начинаешь становиться беспринципной.

Я удивилась, подняла глаза, чтобы посмотреть на него, и ответила:

— Ты имеешь в виду, что я использую чувства Давида ко мне?

Он поднял брови, немного мрачный, зная, что он не рад, я сказала:

— Разве ты не заметил? Я еще использую твои чувства ко мне для мести.

Он был немного смущен и слегка вздохнул:

— Я знаю, что ты чувствуешь себя неловко, но...

— Ты все еще хочешь мне помочь? – перебила его, чтобы не слушать то, что он скажет. Я добрая и нежная, справедливая и щедрая, но я не смирюсь с этой ситуацией. Я не могу отпустить прошлое. Я не настолько добрая дурочка. Если кто-то пырнет меня ножом, я сложу руки и придумаю самый жестокий план мести.

Долгое время он кивал, смотрел на меня и проговорил:

— Я помогу тебе во всем, что ты захочешь сделать. Я готов к этому, но надеюсь, что ты не пожалеешь о своем решении в будущем.

— Пожалею？

Я скромно улыбнулась, и на глаза навернулись слезы:

— Имея дело с семьей Алешиных, я никогда не думала, что пожалею об этом, но, используя тебя, я думаю, что однажды пожалею об этом, но сейчас я слаба

Кроме тебя, я не могу придумать никого, кто мог бы мне помочь.

Мой собеседник слегка вздохнул и больше ничего не сказал.

После обеда. В кафе.

Я не видела Давида уже два месяца, он показался мне немного изможденным. Когда брат увидел меня, то казался расстроенным и виноватым.

Видя, что я долго молчу, он, который всегда был холодным и непокорным, сказал:

—Эмилия, я примчался после того, как ты позвонила мне той ночью, но когда я приехал, все, что я увидел, была сгоревшая машина. Я опоздал. Я обвинял себя каждый день в течение последних двух месяцев. Я не поторопился. Что произошло той ночью? Почему с ребенком случилось страшное? После того, как все это долгое время было спрятано в моем сердце, я успокоился, но после боли появилась ненависть.

Я немного успокоилась и легкомысленно сказала:

— Я не могу повторить тебе то, что произошло той ночью, потому что каждый раз, когда я это повторяю, я не могу дышать от боли. Тимур нашел камеру на складе и записал то, что произошло. Ты можешь сам убедиться.

Я дала ему телефон и нажала на видео, чтобы он посмотрел.

Я смотрела на его мрачное и устрашающее лицо, а также на неконтролируемый гнев, его голубые вены вздулись на руке, держащей мобильный телефон, и от злости кровеносные сосуды были отчетливо видны на лбу.

Спустя долгое время он поднял затуманенные глаза, чтобы посмотреть на меня:

— Кто это сделал?

Я опустила голову, но мои слезы все еще были неконтролируемы. Я подняла глаза. Я не плакала, но слезы неудержимо текли ручьем:

— Сорокина Татьяна, семья Алешиных!

— Хрясь! – он бросил телефон на землю, остальные посетители кафе в шоке оглянулись.

Официант поспешно подбежал и тихо спросил:

— Сэр, чем я могу вам помочь?

— Пошел вон! – брат еще не остыл от гнева, его голос был очень громким.

Я посмотрела на официанта и сказала с улыбкой:

— Извините за беспокойство, ничего страшного не произошло!

Официант осторожно отошел. Брат посмотрел на меня с неослабевающим гневом:

— Я собираюсь убить ту мать и дочь! – он встал, чтобы уйти, я потянула его за собой.