Держа Жанну за холодную руку, я слегка погладила ее, пытаясь передать ей свое тепло.

— Ты что-нибудь ела?

Девушка кивнула

Возможно, из-за моих действий ее глаза немного припухли.

— Врач разрешает есть только рисовую кашу, только что поела.

Я кивнула и, несколько помучившись в душе, все же спросила:

— Ребенок, с ним все в порядке?

Жанна слегка кивнула, ее губы были немного сухими.

— Все еще в инкубаторе, возможно, там он проведет некоторое время, у недоношенных детей не слишком крепкое здоровье.

Услышав это, я с облегчение вздохнула про себя и с улыбкой сказала:

— Ничего, в будущем будешь как следует кормить его, и все будет хорошо. Моя Любочка тоже недоношенная, в детстве была маленькой и хилой, а сейчас посмотри, какая подвижная и смышленая.

На лице Жанны появилась улыбка, она кивнула:

— Ага, верно!

Заметив, что у девушки немного пересохли губы, я встала, налила воды и всунула ей в рот трубочку со словами:

— Попей немного, нельзя, чтобы у тебя было обезвоживание. Кто-нибудь еще приходил?

Через некоторое время после моего прихода я не увидела ни одного человека, тем более Давида, отчего в душе невольно появилась ненависть.

Девушка сделала неглубокий вдох, на сухих губах появилось немного влаги, и она равнодушно ответила:

— Только что нянечка приносила еду, а так я спокойно лежу одна, ничего такого.

Она не спросила о местонахождении Давида, судя по всему, сейчас этот вопрос только бы преувеличил ее горе. Выдержав паузу, я спросила:

— Ты назвала ребенка? Мальчик или девочка?

— Мальчик, жду, пока Афанасьев выберет имя, пока еще не решили. – На этих словах в палату вошли медсестры, сказав, что необходимо выпустить кровь после родов.

Я встала и отошла в сторону. Две медсестры, поддерживая Жанну, согнули ей ноги, после чего надавили на ее все еще немного выпуклый живот. От боли девушка крепко прикусила губу, не издавая ни единого звука, но из уголков ее глаз полились слезы.

Всего через две минуты медсестры ушли, и только тогда она постепенно успокоилась. Я, сдерживая эмоции, укрыла ее одеялом и сжала ее несколько холодную руку, не зная, что сказать. А девушка посмотрела на меня, и ее губы расползлись в улыбке.

— На самом деле, не так уж и больно, просто мы представляем это себя как нечто ужасное.

Эти слова явно были призваны утешить меня. Я опустила глаза, испытывая некоторое сожаление. Только после паузы я сказала:

— Я испытывала эту боль. – Только тогда все мои эмоции были связаны с умершим ребенком, поэтому такие мелочи не ощущались так болезненно.

Мы проболтали недолго – мне позвонил Захар, и я, помедлив, взяла трубку. На том конце провода раздался несколько призывный голос:

— Госпожа, господин Демидов проводит совещание, телохранители рассказали мне о вашей встрече с Ксенией в больнице, можете ли Вы отправиться с телохранителями в другое место?

Я нахмурилась.

В основном я поняла, что он имеет в виду – сейчас журналистам и СМИ не терпелось остановить меня, и нельзя было гарантировать, что Ксения, столкнувшись со мной, не расскажет о том, что я в больнице, тем более что мы с ней только что поссорились.

Выдержав паузу, я ответила:

— Ага, ладно!

Без лишних слов попрощавшись с Жанной, я вышла из больницы. Несколько телохранителей охраняли вход, они были несколько обеспокоены. Похоже, Ксения, по всей вероятности, уже рассказала журналистам информацию обо мне.

Я села в машину. Едва мы выехали на дорогу, как за нами образовался хвост из нескольких машин, люди в которых принялись доставать фотоаппараты и, как безумные, делать фото автомобиля. Телохранители наглухо закрыли автомобильные стекла, однако это было нелегко, да и как журналисты могли упустить такую возможность. Кто-то. Не страшась смерти, обогнали нашу машину и снимали ее переднее отсвечивавшее стекло. Это неизбежно могла привести к вниманию прохожих и авариям.

На этой московской дороге легко было попасть в пробку, поэтому, опасаясь, что что-то произойдет, телохранитель предпочел развернуться и поехать по другому пути. Однако деятельность была такой бурной, что привлекла внимание немалого количества людей. Не успели мы доехать до указанного Захаром места, как машину заблокировали, вынуждая остановиться, и нас окружила толпа людей, настолько плотная, что яблоку было негде упасть. Увидев такое положение вещей, телохранитель машинально забеспокоился и позвонил Гришину.

— При таких обстоятельствах ни за что не покидайте автомобиль, оберегайте госпожу, ждите меня! – сказал тот по громкой связи.

Охранник кивнул и не стал рисковать. Однако нас окружала толпа людей, если мы не выйдем из машины, они найдут способ заставить нас сделать это.

В дверь автомобиля наносились громкие удары, как бы она ни была хороша, она не могла выдержать ущерб такого количества людей. Снаружи машины раздавались бесчисленные голоса людей. Мы долгое время оставались внутри, и люди начали переходить от вопросов к ругани, и делали они это долго, рассказывая высосанные из пальца небылицы.

От шума у меня разболелась голова, в мозгу жужжало, я нервничала и испытывала тревогу. Руки были крепко сжаты вместе, от чрезмерной силы на тыльной стороне ладоней выступила кровь.

.

Увидев это, телохранители неотвратимо забеспокоились и начали терять невозмутимость. Вновь позвонил Захар – кажется, он вел машину, и сказал:

— Что бы ни произошло, не выходите из автомобиля!

Телохранитель ответил:

— Руки госпожи ранены, лицо бледное, что-то не так.

Гришин некоторое время молчал, после чего вполголоса сказал:

— Продержитесь еще немного!

От раздававшихся снаружи ругательств я задыхалась, мне было тяжело дышать. Кто-то крикнул:

— Эмилия, чего ты прячешься? Ты совершила так много легкомысленных поступков, даже твой ребенок задохнулся, чего ты теперь прячешься? Так много зла совершила, чего ты боишься?

Омерзительность человеческой природы не имеет границ, в религии говорится, что люди не могут нести вздор, иначе в аду им вырвут языки. Но как живой человек может знать, что ждет его после смерти? Если в своей жизни он может полностью утолить желание вкусно поесть, пусть даже на короткий миг, то кто может знать, как оно будет дальше – ведь мы никогда не видели мир мертвых. Плохих и подлых слов достаточно, чтобы привести в бешенство всю рациональность любого человека.

Увидев, что все мое тело дрожит, телохранители заволновались, и один из них сказал:

— Я выйду и все улажу.

С этими словами он вышел из машины. Однако эти люди уже давным-давно окружили автомобиль и ждали, пока кто-то это сделает – дверь открылась, но закрыть ее обратно было сложно.

Бесчисленное количество вспышек ударило мне в лицо, им не терпелось сфотографировать каждую пору на моем лице, чтобы потом разместить это в интернете и всячески комментировать.

— Госпожа, возможно, нам нужно выйти из машины, – без капли хладнокровия сказал охранник.

Хоть меня и защищали двое телохранителей, однако толпа злых, как волков, репортеров, никак не могла позволить мне уйти просто так – путь бел перекрыт настолько, что яблоку было негде упасть. Несметное количество объективов снимали меня, вопросы перемешивались с бранью, всем не терпелось поставить меня в тупик, чтобы добиться признания любыми путями.

В кармане завибрировал телефон, и я поняла, что сейчас я, вероятно, была полностью разоблачена. Звонил Руслан. Я непроизвольно протянула руку, чтобы взять телефон, однако неожиданно споткнулась, и мобильник куда-то упал, а телохранитель помог мне встать.

Я несколько растерялась. Людей действительно было много, они окружили меня, и от возникшего страха невозможно было избавиться. Я не знала, что сейчас написано на мое лице, однако выражение явно было не из приятных.

Подоспел Захар в сопровождении двадцати с лишним телохранителей, расчистил путь и, поддерживая меня, повел меня прочь. Я опустила голову, не обращая внимания на журналистов, и размышляла о том, что, хоть Руслан и так долго тайно оберегал меня, кажется, в итоге все было зря. К тому же, теперь тут появился Захар. Руслан всегда брал специального помощника с собой, куда бы он ни направлялся, и его появление, несомненно, приумножит догадки и клевету у репортеров. Кто-то громко спросил: