Дмитрий ничего не сказал, после долгого молчания он посмотрел на меня:

— Ты собираешься ехать в столицу?

Я покачала головой:

— Может, сразу я не поеду.

В прошлом, когда Люба была маленькой, я никогда не брала ее в Питер. Теперь, когда она стала немного старше, я хотела отвезти ее в Питер, чтобы навестить Машу. Я не рассказывала ей столько лет, и я не знала, как это сделать.

Попрощавшись и вернувшись с ужина, Люба все время обнимала меня, чувствуя лёгкое уныние. Я знала, что ей было тяжело расстаться с этим местом.

Уговорив ее лечь спать, я позвонила Руслану. Когда он ответил на звонок, я услышала его низкий и притягательный голос:

— Как только я достал свой телефон и хотел позвонить тебе, ты позвонила мне сама. Это значит, что мы родственные души?

Я улыбнулась, посмотрела на яркую луну, висевшую высоко за окном, и сказала:

— Я уволилась с работы в отеле.

Он, похоже, не удивился:

— Ну, с твоими знаниями и опытом, остаться в отеле – это попусту растрачивать свои таланты.

Я улыбнулась, это был комплимент?

— Куда ты решила поехать? – нежно спросил мужчина.

— Я еще не думала об этом!

Сейчас я думала только о будущем Любы. В Туле все было хорошо, но для Любы это не было идеальный вариантом. У нее могло быть лучшее будущее, и я должна была обдумать все ее перспективы.

— Куда бы ты ни поехала, я поддержу тебя. Не забывай, Люба – и моя дочь. – Он произнёс это совершенно невозмутимо, с нежностью в голосе.

Я на некоторые время растерялась, затем согласилась:

— Хорошо!

По сравнению с предыдущим способом общения Руслана, нынешний был куда более подходящим. Он не настаивал, куда мне ехать и где оставаться, а терпеливо давал совет и направлял меня. Честно говоря, мне очень нравился такой способ взаимодействия.

Повесив трубку, я забронировала билеты на самолет в Питер. Мне нужно было ещё полтора часа ехать на машине, чтобы добраться до аэропорта.

Был сентябрь, когда мы приехали в Питер. Люба впервые была здесь, и как только мы вышли из самолета, она начала оглядываться по сторонам и взволнованно воскликнула:

— Мама, какое здесь все большое!

Я слегка улыбнулась. Я повезла ее в ЖК «Аквамарин».

Перед отъездом, я купила квартиру, оставив квартиру Маши для Любы.

Ключ был у меня, в квартире до сих пор висели наши с Любой фотографии. Люба была очень взволнована. Она прошлась по дому и увидела фото на тумбочке в спальне:

— Кто эта тетя?

Ее лицо было невинным и милым, полным сомнений, у меня от этого немного сжалось сердце. Я взяла фоторамку из ее рук и посмотрела на нас. Мы так весело улыбались.

Это фото было сделано, когда мы закончили университет, в том году Маша уже работала в баре. Накопив денег, Маша отвела меня в фотостудию, чтобы сделать это фото, сказав, что она хочет сохранить какие-то воспоминания об этом времени, иначе, когда мы состаримся, забудем, как выглядели в молодости.

Это верно! Всегда нужно оставлять воспоминания, иначе вы можете забыть себя в прошлом.

— Мама, почему ты плачешь? – произнесла Люба мягким и нежным голоском.

Я присела на корточки и обняла ее, чувствуя на душе тяжесть.

— Люба, я отведу тебя завтра к этой тете, хорошо?

Меня не было здесь четыре года, интересно, с ней все было в порядке?

Люба кивнула, посмотрела на Машу на фото, снова кивнула, подняла руку, чтобы вытереть слезы:

— Хорошо!

Обняв ее, я смогла подавить свои эмоции:

— Люба, эта тетя – самый важный человек для твоей мамы и самый важный человек для тебя. Ты можешь пообещать своей маме, что будешь называть ее не тетей, а мамой, хорошо?

Люба была озадачена:

— Почему? Петя сказал, что мама и папа только одни. Если я буду называть другую тетю моей мамой, тогда как мне называть тебя?

— Любочка, мы все разные, ты и Петя тоже разные: ты девочка, он мальчик, у него только одна мама, а у тебя две мамы. Эта тетя самый важный человек для меня, ее зовут Маша, ты должна запомнить, понимаешь?

Я не могла сказать Любе, что она не моя родная дочь, но я не хотела, чтобы у нее не было никаких представлений о Маше. До четырех лет у нее не сохранилось воспоминаний, но теперь она сможет запомнить все о Маше.

Люба казалась немного растерянной, но посмотрела на меня очень серьезно, задумалась и кивнула:

— Хорошо, я послушаю тебя, мама, и буду называть тетю Машу мамой, хорошо?

Я кивнула, успокоившись.

На следующий день.

Я взяла такси и вместе с Любой поехала на кладбище. Я там давно не была. Казалось, что кладбище снова расширили, и надгробий на нем стало больше. За четыре года столько людей потеряли своих близких и родных, которых они любили больше всего.

У входа в цветочный магазин у кладбища женщина средних лет продавала цветы и, увидев меня с ребенком, не удержалась и вымолвила:

— Хотите букет белых хризантем?

Я улыбнулась, покачала головой, повела Любу в цветочный магазин и спросила:

— Девушка, я хочу сама выбрать, можно?.

Женщина замерла на мгновение и кивнула:

— Конечно можно!

Маша раньше говорила, что не любит белые хризантемы, они казались ей бледными, глядя на них, она ощущала смятение и не испытывала такой радости, как от подсолнухов.

Люба взяла букет подсолнухов, а так как дедушка не был любителем цветов и по характеру был серьезным и спокойным, я взяла для него букет желтых хризантем.

Бабушка больше всего любила бархатцы, растущие в парках Тулы, она говорила, что несмотря на их невзрачность, эти цветы очень живучие, достаточно несколько семян и обильного дождя, как они тут же вырастают.

Кладбище занимало большую территорию, мы довольно долго поднимались по ступеням сквозь густой осенний туман, и если бы не указатели, то я бы, наверняка, не вспомнила расположение могил, так как прошло уже четыре года.

Судя по всему, людей, пришедших почтить память своих близких было немало, сначала мы с Любой навестили могилы старших и только после этого пошли к могиле Маши. В этот момент я увидела у надгробья могилы статного мужчину с суровым выражением лица, от его мягкости и тепла, как в первую встречу четыре года назад не осталось и следа, от него веяло холодом.

Говорят, некоторые люди в этом мире с течением времени становятся мягче, а некоторые – нелюдимыми и суровыми, время добавляет им страдания от тяжелых воспоминаний, и от этого они испытывают лишь отчаяние.

Что касается Виктора, я не знаю, к какому из этих типов он относится. Прошло четыре года, и я совершенно ничего не знаю об их отношениях с Машей.

Мой взгляд упал на белые колокольчики, тихонько лежавшие у надгробья, в народе они носили два противоположных друг другу значения: первое – это вечная любовь, а второе – безответная любовь. В древности говорили: все, что достигает своего пика, неизбежно обращается вспять, избыток чувств – это также плохо, как и их недостаток, во всем должен быть баланс.

— Мама! – вдруг, сказала Люба, потеряв терпение, она взглянула на фото на надгробье и недоуменно спросила, — мама Маша умерла?

Услышав тонкий детский голосок, Виктор, неподвижно стоявший у могилы, оглянулся и увидев меня, на мгновение застыл, но тут же поняв, что это был не мой голос, перевел взгляд на Любу.

Связанные незримыми узами отец и дочь посмотрели друг на друга, Виктор чуть поджал губы и нахмурил брови, а затем взглянув на меня, сказал:

— Этот ребенок…