Я отодвинула ее и уже собиралась выйти, но она вновь перегородила мне путь. Тогда внутри меня что-то взорвалось, и я беспощадно заговорила:

— Ты наезжаешь на меня не потому, что я так влияю на них, а потому что не можешь примириться с моим появлением. А в том, что ослабели их светлые чувства к Платону, по правде говоря, виновата ты сама. Ты постоянно что-то требовала от них, ты с самого начала опиралась на доброту Руслана, и все у тебя было как по маслу. Но тебе вдруг захотелось не только его денег, но и его любви. Ты безгранично пользовалась предсмертным желанием своего брата, чтобы удовлетворить свое алчное эго, и, в конце концов, до тошноты осточертела Руслану, вплоть до того, что он даже видеть тебя не хотел

Ты позволила ему своими глазами увидеть твою ненасытную личину.

Глядя на ее побелевшее лицо, я оттолкнула ее и вышла из уборной.

Александра подалась вперед, чтобы схватить меня, но я увернулась, а вот она на своих высоченных каблуках не смогла удержать равновесие. Так что в следующую секунду она грохнулась пятой точкой на кафельную плитку у прохода, выглядя при этом очень жалко.

— Эмилия… – она с остервенением уставилась на меня.

Я пожала плечами и одарила ее неповинным взглядом.

— Ты сама упала, я тут ни при чем.

По всем правилам игры она должна была немедленно притвориться незаслуженно обиженной или заплакать, но поблизости не было никого из знакомых, так что этот прием ничего бы ей не принес. Однако меня очень сильно поразило, что она вдруг заплакала, по-настоящему и весьма бурно. Она рыдала и причитала:

— Эмилия, ты оклеветала меня, а между тем, мой старший брат был для меня всем. Он перепоручил меня Руслану, и тогда он стал моей единственной опорой, но ты украла его у меня. За что ты так со мной…

Я поначалу не могла понять, что с ней, пока не увидела Виктора. Тогда-то все встало на свои места. Праву говорят: горбатого могила исправит.

Ну а Виктор даже не взглянул на нее, и прямиком направился в уборную. Увидев это, я решила, что мне нет смысла оставаться здесь. Поэтому я медленно направилась в зал, все еще смутно слыша доносящийся вслед из коридора плач.

Виктор последовал за мной, на что я даже не обратила внимания, приняв его за другого посетителя, и подсознательно уступила дорогу. Однако он не пошел вперед, а, напротив, поравнялся со мной. Я инстинктивно оглянулась и увидела, что он идет с отсутствующим выражением, и вроде бы ничего не предвещало беды. Но пройдя немного вперед, он вдруг произнес:

— Ты вырастила Любу, и я не собираюсь забирать ее у тебя, однако она – Коновалова. Не важно, какую судьбу она выберет для себя, она должна знать, что у нее есть родной отец.

От неожиданности я встала как вкопанная и поглядела на него, онемев, как рыба.

После некоторой паузы я все же промолвила:

— Перед тем, как уйти, Маша сказала, что ни за что не даст Любе узнать о тебе, и что она не позволит дочке вернуться в лоно вашей семьи. Виктор, кто или что было упущено – то упущено навсегда.

Он нахмурился, и его лицо приобрело мрачное выражение:

— И что ты собираешься делать? Так и будешь держать ее около себя? Да, ты можешь дать ей все, но разве ты знаешь наверняка, чего она сама хочет?

— Она находится под моим крылом с самого рождения, с какой стати ей не быть рядом со мною и дальше? Да, ты ее биологический отец, но разве это ты воспитывал ее? Это ты наблюдал, как она учится говорить и делать свои первые шаги? Это твое сердце сжималось от того, что она полночи рыдает и зовет маму? Нет, ты ничего из этого не знаешь! Так как ты смеешь называть себя ее отцом? Лишь потому, что ты пожертвовал свое семя?

Когда дело касается Любы, я словно с катушек слетаю.

Он сдержал вспышку гнева и сдавленным, угрюмым голосом промолвил:

— Я не знал, что Маша беременна. Если бы я знал, я не смог бы оставить ее без внимания и поддержки, и она не стала бы рожать ребенка в одиночестве, тем более, не оставила бы ребенка на ваше попечение. Все это произошло без моего участия.

Я холодно усмехнулась.

— Как это ты не знал? Если ты не знал, то почему знала Ксения? Ведь это она не давала покоя Маше в те наиболее трудные для нее дни, она довела ее до того, что у нее начались эти роковые преждевременные роды! Виктор, ты правда думаешь, что твоего простого «я не знал» достаточно, чтобы оправдаться?

Мои слова шокировали его. Он был сокрушен. Сощурив глаза, он недоверчиво уставился на меня со словами:

— По-твоему, это Ксения виновата в смерти Маши?

— Так значит, ты ни разу не пытался выяснить, почему это произошло с Машей?

Я была разочарована, мне было очень обидно за Машу. Если бы она действительно что-то для него значила, он хотя бы попытался выяснить причину произошедшего.

Проще говоря, ни о какой любви и речи не шло. Напротив, он даже не вспоминал о ней долгие годы после ее смерти, не потрудился даже спросить о том, что с ней. Теперь я тем более не уверена в том, стоит ли отдавать Машу ему на воспитание.

Он пребывал в молчании, скорчив лицо.

Я немного остыла и посмотрела на него со словами:

— Мне плевать, какие у вашей семьи планы на Любу, я не отдам ее, — эти слова прозвучали очень решительно. Договорив, я ушла прямиком к нашему столу.

Увидев меня, Руслан, который до этого разговаривал с Олегом, протянул ко мне руку и спросил:

— Почему так долго?

— Да так. Вы уже поели?

На самом деле, мы собрались тут не для того, чтобы трапезничать, поэтому никто особо и не ел.

Он кивнул и, обратив на меня взор, задал встречный вопрос:

— Ты не голодна?

— Нет! – замотала головой я.

.

Тогда Руслан поднялся и обратился к Олегу:

— Уже довольно поздно. Нам пора.

Олег насупился и с явным недовольством ответил:

— Ты же сам настаивал на встрече. Мы даже не поговорили толком, а вы уже собираетесь домой?

— Уже поздно! – кинул Руслан и повел меня за руку прочь из ресторана. На входе мы столкнулись с Виктором, он курил. Затем, ни словом с нами не обмолвившись, он исчез.

Когда мы сели в машину, у меня разболелась голова.

— Руслан, правильно ли будет, если Люба так и останется жить с нами?

Он завел машину и сухо спросил:

— Что Витя сказал тебе?

Я помотала головой.

— Да ничего такого. Просто я подумала, что как бы мы не поступили, это может быть сделано в ущерб ей.

Виктор несколько раз приезжал на виллу, чтобы повидаться с Любой, и я тогда подумывала рассказать малышке обо всем, вот только пятилетний ребенок вряд ли что-то поймет. Как она воспримет то, что я скажу? Возможно, они правы: рано или поздно Люба покинет нас, однако точно не сейчас.

Руслан взял меня за руку, окинул меня нежным взором и промолвил:

— А если Люба воссоединится с Коноваловыми, но продолжит жить с нами, ты сможешь стерпеть, что они иногда будут приезжать к ней?

Я на миг остолбенела. С точки зрения Любы, это хорошее решение; у нее появится больше любящих родственников, и она ничего не потеряет.

Замешкавшись, я взглянула на него и робко спросила:

— А можно так сделать?

Видя, что я почти согласилась, Руслан слегка улыбнулся и кивнул.

— Конечно, можно!

Дома нас встречала наша малышка. Когда мы зашли внутрь, она кинулась в объятия Руслана с присущей маленьким детям игривостью и невинным выражением.

— Дядя Руслан, я хочу тебе подарить кое-что очень хорошее, — загадочно произнесла малышка.

Руслан расплылся в улыбке и спросил:

— И что же?

Она скрытно достала из кармана конфетку и, для пущей таинственности, прижала кулачок со сладостью к груди. Правда, мы сразу признали, что это за вещица.

Затем она велела Руслану:

— Вытяни руку.

Руслан согласно кивнул и так и сделал. И действительно, у него в ладони оказалась конфетка в блестящем фантике.

Я засмеялась. Эта детская забава показалась мне весьма причудливой. Руслан же был сдержаннее. Он поднял ребенка на руки и вместе с ней сел на диван в гостиной.