Мастер не сразу ответил. Он глухо постучал пальцем по полу, подманивая шрахов; рыжий наглец тут же подбежал и поднырнул под большую ладонь, а его чернобурая подружка настороженно косила глазом, продолжая облизывать пустую уже пиалу. Тишина давила на уши, и подумалось вдруг, что этому миру ужасно не хватает часов.

Не ради определения времени, а чтоб тикало что-то в такие тягостные, давящие минуты.

– Иногда мне снится сон, всегда один и тот же, – заговорил он наконец. – Там я бессмертен – так, словно смерти нет, как нет времени для твоего друга Лао. И новые миры ждут меня за каждой открытой дверью, и не нужно никаких усилий, чтобы перейти грань, только намерение. Мне снится бесконечное странствие, и я знаю, что настанет срок – и сон сбудется, но это случится не раньше, чем я покину Лагон навсегда. На это меня обрекает моя суть – неугасающая жажда жизни. Но я никогда не вижу того же пламени в других.

Взгляд его вдруг потемнел и наполнился… нет, не жалостью, а иным чувством, в основе которого была любовь – незнакомого мне свойства, всеохватывающая и глубокая, словно океан. Я захлебнулась вдохом; стало ясно, отчего Ингиза боялся встретиться с мастером лицом к лицу, а ещё – из чего рождалась та сумасшедшая, непреодолимая привлекательность.

Самые убийственные приворотные чары сплетаются из такой бесцельной и бескорыстной, похожей на сострадание любви.

– Вы иные, – продолжил мастер. – Вы цепляетесь за жизнь отчаянно, однако совершенно не цените её и готовы жертвовать ею. Полны страха – и необыкновенно отважны. Ваши миры жестоки; ни рождение, ни воспитание не обязывают вас ни к милосердию, ни к справедливости, однако вы являете и то, и другое… Я не могу наглядеться, Трикси Бланш, сколько бы ни смотрел, и не могу отвернуться. Спроси о чём-то другом.

В горле почему-то стоял комок, а глаза пекло. Я с трудом вздохнула; мантры про логику и рациональность давно не помогали.

По ноге мне мазанул пушистый хвост – чёрный.

– Шрахи вас совсем не боятся.

Нормальный вопрос напоминает мало, ну и ладно.

– Они пакостники и лакомки, – улыбнулся Оро-Ич. – Я дозволяю им и то, и другое, и потому они доверяют мне. Однако их привязанность к той, что позволила им быть в этом мире, гораздо глубже.

Ох… Если перефразировать – ко мне прониклось искренней любовью воплощение хаоса и внезапных неприятностей. Впрочем, после Тейта не привыкать.

Скорей бы его увидеть…

Пиала выпала из моей руки и покатилась, дребезжа. Я вздрогнула от неожиданности – надо же, не заметила и едва не вырубилась. Впору порадоваться, что терапевтическая беседа возымела действие, но, как назло, столько всего ещё хочется узнать!..

– Мастер, а вы догадывались про Кагечи Ро?

Уголки тёмных губ дёрнулись.

– Я уже говорил, Трикси Бланш, что я не всеведущ. Вина за то, что произошло, лежит на мне. Я нуждался в Ингизе, в том, чем он обладает теперь, и желал вернуть своих учеников… даже тех, что уже стали мастерами, – скупо и ровно ответил он, и эта сдержанность заставляла верить каждому слову. – Но не ценой жизни Танеси Тейта – или любого из вас.

И опять ребус.

Сонливость накатывала волнами. Я почти бессознательно согнула ноги и уткнулась лбом в колени, чтобы не отключиться прямо сейчас, но, кажется, только усугубила положение. Однако кое до чего всё же успела додуматься.

– Насчёт Ингизы… Вы ведь не стену времени имели в виду, да? – спросила я. В памяти всплыли слова Сайны Юн: «Ты оправился быстрее всех, кого я видела». – Дело в его устойчивости, да?

По ментальному фону прокатилось эхом ощущение тепла, одобрения, довольства – похоже, мастеру пришлась по вкусу моя догадливость.

– Верно. Он один из тех, кто способен изменить этот мир к лучшему, хотя и не знает об этом. – Оро-Ич повёл пальцами, и его пиала исчезла, затем моя, потом столик… И вот мы уже просто сидели друг напротив друга, а подушки на полу раздались в длину и в ширину. – Ингиза считал, что пребывание в Лагоне связывает волю мага и насильно выводит его на путь, угодный мне, однако он ошибался. Уже очень давно я оставил мысль о том, чтобы исподволь изменять разум и чувства человека магией, гораздо важней оказалось подобрать правильных воспитателей. Таких, как Ригуми Шаа; таких, каким станет когда-то Ингиза. Впрочем, – он усмехнулся, – не скрою, что в Лагоне есть подобие болезни, что обезлюдила в давние времена земли за океаном. Она так же передаётся через взгляды и раздувает страсти, и имя ей – безнаказанность. И переболевшие ею в юности выживают и в зрелости на проклятом материке.

Я едва не рассмеялась.

Выходит, Ингиза думал, что им здесь всем промывают мозги – а на самом деле в Лагоне проводили вакцинацию. Ну, образно говоря.

…веки уже казались невообразимо тяжёлыми.

– Мастер… будет война, да?

Не знаю, почему я спросила об этом – о свободных вспомнила, что ли… И уже подумала, что Оро-Ич не ответит, когда он заговорил:

– Войны я не дозволю, ибо довольно разрушений для здешних земель. Один мой друг… Его зовут Джильдо Леоне, и он издалека… – «… из иного мира» – ясно послышалось мне в особенных, слегка рассеянных интонациях. – Джильдо считает, что всякая цивилизация должна пережить три всеохватные войны. Войну Железа, что породит смертоносные механизмы и научит одного человека убивать многих, тех, кого он даже не видит; Войну Огня, которая явит новый ужас, и целые города и народы будут обращены в пепел единым движением пальца; наконец, Войну Небес, когда цивилизация уничтожит свою колыбель и, осиротев, обретёт мудрость и милосердие. И лишь одна из трёх прахом всё развеет.

Последняя фраза прозвучала несколько иначе, как цитата из пророчества или выдержка из старинного философского трактата. Меня пробрало дрожью, хотя я не представляла ничего, просто слушала, откладывая осмысление на потом.

– Это иносказание?

– Для одних миров – да, для других – нет, – ответил Оро-Ич неопределённо. – Лагон не знает механизмов из металла, а сила магов такова, что любой из них, если пожелает, сможет осушить океаны и небо низвергнуть на землю. И мне неведомо, сколько войн пережил мир, сколько ещё впереди, и достанет ли нам разума, чтобы не уничтожить друг друга. И потому я вижу лишь один путь: не допустить ни одной войны. В свободных кланах созрела злоба и недовольство, которых не изжить; но убивать даже тех, кто называет меня своим врагом, я не желаю. Свободные кланы объединятся, восстанут, затем падут и рассеются; не будет для них возвращения к прежним целям и вождям, и тогда явятся иные предводители, которые исподволь направят их в Лагон.

Он замолчал, однако я почувствовала недосказанность.

– Но?..

– Но волна уже поднялась, – ровно произнёс мастер. – И она больше, чем мне думалось, и её надо опрокинуть… но то не твои заботы, Трикси Бланш – пока не твои. Тебе нужно отдохнуть.

Оро-Ич был прав, целиком и полностью. Да я и не собиралась возражать, теперь-то… честно говоря, все силы уже уходили только на то, чтобы держать спину и не заваливаться постепенно на подушки, которые стали что-то слишком большими и мягкими просто для сидения. В голове крутились обрывки фраз долгого, кое-где чересчур честного разговора; мастера не хотелось отпускать, потому что подспудно я знала – нескоро вновь появится шанс вот так легко задавать вопросы и получать ответы, дарующие не успокоение, но духовную наполненность… может быть, даже цель.

«Как рыцарские доспехи на вырост», – подумалось вдруг, и Оро-Ич почти беззвучно рассмеялся.

Ну, что ж, повеселила высшее существо – уже хорошо…

И тут сполохом мелькнула странная мысль.

– Мастер, скажите… – Я с трудом ворочала языком, но сидела по-прежнему прямо, ай да я. – Вы вот говорили про свой народ… что не было ни голода, ни войн, ни болезней. То есть… то есть вы изжили алчность… и жестокость… и избыточное потребление там всякое, да? – Он слушал, не перебивая. – Но ведь что-то осталось. Ну, пороки… или вроде того. В чём вы боялись… ну, погрязнуть?