В межмирье кинские мальчики с готовностью подхватывали те капли энергии, что пролились мимо дочери темного бога.
Мрачуны сражались теперь за свои жизни – ветра роняли к их ногам горящие сучья и сыпали сорванную с деревьев листву; за их спинами дымы поднимались в небо (а не метались над лесом и не свивались в огненные вихри, как по обеим сторонам от каменного гребня), брешь в границе миров втягивала в себя – как в прорву – и сотрясения земной тверди, и жар огненного озера, и поднявшиеся до небес черные вихри.
Болото гасило дрожь земли, его мягкое тело впитывало, растворяло сокрушительные удары Верхнего мира и лишь тряслось, как студень, но по широкой каменной гряде, простершейся в сторону Волгорода, подземные толчки катились волна за волной – и первым рухнул новый каменный мост, ведущий в город с Хстовского тракта. Лодна повернула вспять: вода прибывала стремительно, покрылась пенистыми гребнями, закружилась водоворотами, подступила к основанию дрожащих волгородских стен, хлынула на улицы раскинувшегося на другом берегу посада, смывая заборы и деревянные постройки. Если в замке не осталось никого, то и Волгород, и его посад покинули не все – и теперь гибли под осыпавшимися каменными стенами домов и тонули в бушующей воде Лодны.
Под ногами дочери темного бога мелко затряслась мягкая земля – жалким отзвуком тяжелых подземных толчков, разрушавших Волгород и Цитадель. По-звериному завыли кинские мальчики – дрожь земли рождает ужас у любых живых существ, но животные и безумцы чувствуют его раньше и острей. Несчастные лезли на пики надсмотрщиков и, наткнувшиеся на острия, поворачивали обратно, сталкиваясь со встречными, – в отличие от животных, они были неуклюжи и медлительны, от чего их ужас не становился слабей.
Вихри вокруг Змеючьего гребня, чавкая, присосками впивались в мягкое тело болота, тащили его плоть в небо. И темный бог слышал немой крик – болото кричало от боли и ужаса.
Рухнули стены замка, ветер подхватывал и кружил их обломки, будто песок. Вихрь опоясал Укромную, собираясь поднять в небо и ее, с треском порвал кирпичную кладку, потащил по кругу, ударил в стены изнутри, и башня, уже разрушенная, не сразу упала на землю – сама стала частью вихря.
Провалился в болото насыпной холм под Цитаделью, и Черная крепость осела, расползлась в стороны плоским черным пятном.
* * *
На Буйном поле появилась связь – Инда телеграфировал в Тайничную башню о произошедшем и о своем местоположении, но ответ получил неожиданный: забрать людей, находящихся в лиге от Речины, и следовать с ними в Славлену. Впрочем, Инда счел распоряжение верным – зачем же десятку чудотворов разъезжать в вездеходе безо всякого толку?
Стаи ворон и галок, обгоняя тучи, со зловещим граем устремились на запад – будто несли на крыльях беду. Из горящего Беспросветного леса бежало зверье – не разбирая дороги и не опасаясь человеческого жилья. Инда и подумать не мог, как разнообразна северская фауна, уверенный, что кроме лисиц и белок в этих местах никого встретить невозможно.
Дождь хлынул неожиданно, упал стеной: разъяренный зверь знал, где хорош пожар, а где – наводнение… Дворники вездехода не справлялись со струями воды, земля под колесами раскисла через несколько минут, потоки грязи устремились к канавам, овраги быстро заполнились водой едва не до краев – под грохот грозовых раскатов и набиравшим силу ветром. Вездеход обогнал стадо диких кабанов: свиньи вязли в грязи, проваливались в канавы, стадо редело – и, надо сказать, истошный визг (едва слышный через закрытый люк) долго стоял у Инды в ушах.
На дороге в лиге от Речины подобрали человек десять мастеровых, оставленных для погрузки продовольствия в поезда, и получили новый приказ – по пути взять людей из Сытина.
Сытинские тоже не сидели на месте – но не просто шли в Славлену, а гнали туда скот, коровье стадо больше тысячи голов, забившее дорогу на пол-лиги вперед. И, что поразительно, не спешили сесть в вездеход. Не от жадности, нет, – жалели бросить на смерть тупую бессловесную скотину.
Сажица вышла из берегов, мост через нее пока стоял крепко, но был забит коровами, и вездеход все равно тащился с черепашьей скоростью наравне с пешими пастухами. А из Тайничной башни уже телеграфировали о сиротском приюте, забытом в дачном поселке Завидное, – с десятком восклицательных знаков в конце сообщения. И не по пути в Славлену – нужно было сделать крюк на две лиги в сторону Храста.
Инда надел плащ и поднялся на платформу – поторопить пастухов, хотя и надеялся, что о забытом сиротском приюте сообщение отправили не на один их вездеход, а на несколько. Тяжелые струи дождя ударили по голове и плечам, ветру едва хватало сил наклонять их в сторону, вода в Сажице пенилась и свивалась водоворотами, со дна поднимался черный ил, по течению несло поваленные деревья – одно из них ударилось в деревянную опору моста, и тот ощутимо качнулся.
Инда не долго препирался с пастухами, тем более что они его почти не слышали, махнул рукой и стал оглядываться по сторонам – через узенькие окошки вездехода обзор был не так хорош.
Из-за дождевых струй не были видны дымы в стороне Беспросветного леса – будто вся восточная сторона превратилась в одну огромную клубящуюся грозовую тучу; в березовых рощах в стороне Сытина ветер и дождь сорвали с деревьев листья, и над голыми черными ветвями в водяной пелене показалась черная корона Тайничной башни, а за ней вдоль горизонта с востока на запад медленно двигались веревки смерчей, соединившие землю с низким небом: видимо, там заканчивалась зона относительной безопасности. Инда поглядел на север, но и там не увидел ничего, кроме клубившегося черного неба, прорезаемого молниями.
Он снова не сразу догадался, что за сила толкнула вездеход, едва удержался за поручень, уверенный, что колесо попало в яму, и только увидев попадавших с ног пастухов и услышав жалобное мычание стада, понял, что это подземный толчок. Наверняка не последний.
Одна из опор моста надломилась, но тот пока держался – вездеход вползал на него с осторожностью и держался на расстоянии от завершавшего переправу скота. Стволы деревьев все быстрей крутились водоворотами, и каждый удар по трещавшим опорам грозил обрушить мост.
Прижавшая уши лисица отчаянно боролась с бурлившей рекой, добралась до скользкого березового ствола и попыталась на него вскарабкаться, но два водоворота соприкоснулись краями, и ее ударил по затылку ствол потоньше – зверюшка жалобно тявкнула и через секунду ушла под воду. Инда отвел глаза – по-своему можно было понять пастухов, жалевших скотину, но смысла умирать вместе со стадом он не видел, и едва вездеход добрался до другого берега, снова начал орать сквозь шум дождя, чтобы они не тянули время и поднимались на платформу. На этот раз, напуганные подземным толчком, пастухи его предложение приняли.
Еще минут десять вездеход шел по глубокой грязи вдоль дороги, забитой коровами, подбирал сытинских пастухов, и только взяв последнего, прибавил ход и повернул на юг, в сторону дачного поселка с сиротским приютом.
Обширные сытинские луга превратились в обширные сытинские болота, а кое-где и озера. Вездеход с трудом выбрался на дорогу с твердым покрытием и понесся вперед – Инда не спешил спуститься внутрь, он не чувствовал себя в безопасности, не оглядываясь по сторонам.
Обглоданные ветром березовые рощи сменились ржаными полями, вытоптанными ливнем, а дождь немного поутих (будто разъяренный зверь нарочно хотел явить Инде свою страшную пасть во всей красе), на востоке показался силуэт Тайничной башни, за которой продолжал гореть Беспросветный лес. Именно тогда вездеход едва не сбросило с дороги новым подземным толчком, гораздо ощутимей первого. От него шатнулась Тайничная башня, с ее короны посыпались камни. За толчком последовал суровый порыв ветра, принесший запах гари. А через минуту из люка выглянул один из чудотворов, сообщив Инде, что пришло повторное сообщение о забытом сиротском приюте. Инда велел ответить, что они в лиге от Завидного, и снова повернулся к Тайничной башне.