Она не собиралась далеко идти – прикрыла дверь, оставив в ней щелку, и прислушалась.
– Уходите, господин Назван, – сказал Волче, немного подождав. – И никогда больше не возвращайтесь. Пожалуйста.
«Пожалуйста» он добавил будто бы нехотя.
– Как скажешь, – ответил доктор и поднялся, с шумом отодвинув стул.
Он сделал это с облегчением: Спаска ощутила, как осязаемая тяжесть свалилась у него с плеч. Но… Это потому, что Волче не хочет уезжать из Хстова, не хочет, чтобы Спаска ехала с ним, – тогда она не сможет разрушить храм Чудотвора-Спасителя! Ему ничего, ничего больше не надо кроме разрушенного храма!
Она распахнула дверь и хотела крикнуть, что не станет рушить храм, но Волче повернулся к ней и сказал, очень громко:
– Не входи! Закрой двери.
Звуки в стенах башни то на удивление быстро гасли, утопая в гобеленах, то, наоборот, гулко разносились по ее закоулкам. Этим словам ответило долгое дребезжащее эхо, и тут же к Спаске подскочил молодой заспанный армеец.
– Все в порядке? – спросил он, озираясь.
– Да. Закройте двери, – ответил Волче так же громко и твердо.
Армеец потянул ручку на себя, и Спаска услышала голос доктора:
– Ты хорошо подумал?
– Да, – ответил Волче холодно, но за этой холодностью Спаска почувствовала ненависть. И добавил: – За всем, что делают чудотворы, стоит их интерес. Выгода. Не так ли?
– Нет, не так, – проворчал доктор и направился к двери.
Он будто этого и добивался. Но почему? Зачем? И слов его Спаска не поняла. Она распахнула дверь и шагнула навстречу чудотвору – он приостановился, и лицо у него стало задумчивым.
– Спаска… – Волче глотнул воздуха и закашлялся. И с трудом, хрипло продолжал: – Я никуда не поеду. Ты слышишь? Он обманул тебя. Подумай сама, я просто умру по дороге… в тихое местечко. Он это знает. Он лжет тебе. И я понимаю зачем.
Спаска на миг представила Волче в тряской карете, подскакивающей на ухабах, вспомнила, с каким трудом его везли в Тихорецкую башню – по ровной мостовой – и как ему было плохо после этого, как долго он приходил в себя и просил маковых слез… И поняла, что Волче прав: он может не пережить дороги. Не сейчас. А это значит, доктор думал вовсе не о нем?
Ком подкатил к горлу: волшебник, который умеет творить чудеса? Который спас Волче? Неужели он сделал это только для того, чтобы украсть ее сердце? Ком в горле становился все тверже, слез не было, но глаза резало так, будто в них насыпали перец.
– Позовите охрану, – тихо сказала Спаска армейцу.
И тут же испугалась этого шага. И вообще испугалась – как тогда, на тракте, встретив заграждение из валунов. Ведь если чудотвор захочет, она сделает все, о чем он попросит. И поедет туда, куда он скажет. Потому что вся армия Государя не может сохранить Волче жизнь… И доктор будет беречь жизнь Волче, чтобы Спаска его слушалась…
– Останьтесь, – сказала Спаска, глотая твердый болезненный ком. – Не уходите. Можете не обманывать меня – я поеду, куда вы скажете. Моя жизнь – она все равно ваша, доктор. Понимаете? Я поеду, только вы… сделайте, чтобы Волче выздоровел. Не надо его никуда везти. Хотите – пусть меня Особый легион отвезет туда, куда вам надо, а вы с ним здесь будьте.
Глазам стало ужасно больно, и ком в глотке перевернулся, перебил дыхание.
– Мои камни… невидимые камни – они сильней ваших, – она всхлипнула без слез. – Во много раз. Но я бы никогда – слышите? – я бы никогда не причинила вам вреда. Останьтесь. Вы обещали показать дыхательные упражнения…
– Что ты говоришь? – Волче судорожно вздохнул. – Какие упражнения? Он хотел выманить тебя из башни. Как Свитко! Он меня готов был ради этого убить!
– Доктор, скажите ему, что это неправда. Пожалуйста, скажите. Вы ведь не хотели, правда? Его убить…
– Нет, не хотел, – усмехнулся доктор. Он не лгал. – Но твой парень – он догадливый. Слишком.
– Спаска, не подходи к нему, слышишь? – Волче закашлялся снова, и она зажмурилась – ему было больно. Ему было страшно. Он не мог двигаться, не мог ее защитить.
– Доктор, не мучьте его. Скажите ему…
Чудотвор подумал еще немного и вернулся к постели, но сел не сразу – посмотрел на Волче сверху вниз и сказал:
– Перестань. Я врач, я не могу передать ребенка в руки Особого легиона. Даже очень сильного и опасного ребенка.
– Я не верю, – процедил Волче в ответ.
– А что, убил бы меня, если бы мог? – Чудотвор сел на стул.
– Конечно.
– Я спас тебе жизнь.
– Я для нее… Все это – для нее. Жизнь ничего не стоит по сравнению с ней. Она разрушит ваши храмы, и вы ничего с этим не сделаете. Слышите?
– Разрушит, разрушит, – проворчал чудотвор с улыбкой. – Обязательно несколько раз в день делай так же, как сейчас. Чуть напрягайся, как будто хочешь встать. Но только чуть – чтобы не было больно. Сейчас больно?
– Уходите… – Волче скрипнул зубами. – Я… охрану позову.
– Не позовешь. Да и чего их звать – вон они толпятся. И если меня отсюда выведут со скандалом – это как раз то, на что я надеялся. Надежно, правда? С чистой совестью доложить, что меня сюда больше не пустят.
– Я вам не верю. Вы – злые духи. Вы приходите и говорите с нами сверху вниз. Вы Государя на «ты» зовете, как мальчика в трактире… Вы смеетесь над нами, жить нас учите, учебники диктуете… Как кости собакам со стола… Жизнь мне спасли? Думали, я вечно благодарен буду?
Он тяжело дышал, и на лбу у него выступил пот.
– Да я не возражаю, – пожал плечами чудотвор. – Но я же сказал: чуть напрягайся, не сильно. И пока не так долго.
– Вы на татку моего похожи, – сказала Спаска. – Не обижайте его. Он же не может вас ударить, а вы пользуетесь.
– Пусть выговорится. Слышал? Продолжай, продолжай! Мы пятьсот лет сосали кровь вашего мира, можем пять минут послушать, что о нас думают. И, понятно, литром крови Крапы Красена нам от вас не откупиться, – доктор говорил спокойно, медленно, с легкой улыбкой.
– Шутите? – Волче уронил голову на подушку.
– Нам не до шуток. Мы вас боимся. Вашей ненависти. – Доктор обернулся к Спаске. – А багульника ему сегодня больше не давай. Он возбуждает.
– Это не из-за багульника. – Спаска покачала головой.
– Да я не сомневаюсь в твоих способностях. Я говорю, что на сегодня возбуждения достаточно.
И тут Спаска догадалась – и на сердце снова стало легко и спокойно. Все объяснилось вдруг с поразительной простотой.
– Доктор, вам приказали… это сделать?
– Да, – ответил доктор как бы между прочим. – У нас правда тебя испугались. Я надеялся, что больше сюда не приду.
– Но вы ведь… придете? – спросила Спаска. – Правда?
– Мне нравится твой парень. – Он посмотрел на Волче. – И Крапа к нему привязался. Слушай, Волче, а ты и про Красена так же думаешь? Что он злой дух… Что с барского плеча учебники жалует?
Волче резко отвернулся:
– Нет.
– А почему?
Волче не ответил, продолжая смотреть на стену.
– Доктор, он так вообще не думает, – ответила за него Спаска. – Он и про вас так не думает.
– Не надо за меня говорить. – Волче повернул к ней голову – сердился. – Красен – он честный. Он как Славуш. Он все отдаст, что у него есть.
– Он же Государя на «ты» зовет, как мальчика в трактире? – усмехнулся чудотвор.
Волче снова отвернулся к стене, и Спаска поспешила переменить тему:
– Скажите, а зачем нужно двигаться? Я думала, надо лежать…
– Завтра утром проснешься – попробуй полчаса пролежать неподвижно. Это во-первых. А во-вторых…
Доктор забросал Спаску множеством умных слов Верхнего мира: гемодинамика, атрофия, гипоксия, контрактура… Но, как ни странно, ей все было понятно.
Только когда чудотвор ушел, она подумала: почему он не сразу решил нарушить приказ? Зачем хотел, чтобы его выгнали со скандалом? И догадалась: ему чем-то угрожали. Чем-то очень важным, ведь угрожают только важным.
Она так и не уснула до появления Вечного Бродяги – а он теперь появлялся все ближе и ближе к утру, словно догадывался, что ритуал, придуманный Государем, гораздо красивей выглядит на рассвете.