Это были не те воронки, что ползали по каменной пустыне, – гибкие и аккуратные, несшие черный пепел и мелкие камушки, нет. Здесь смерчи расползались неряшливыми квашнями, в грязных клубах, в которые превращалась смесь воды и песка. Они бросались камнями, несгоревшими обломками деревьев и кусками глины. Да, они разнились размером и силой, некоторые в поперечнике не превышали десятка локтей, а некоторые раскрывали жерло на четверть лиги. Но Йелен не умел «приманивать» маленькие воронки, на его зов с готовностью шли все, без разбора. И бессмысленным был запрет – Йелен не слушал ни советов, ни запретов, ни нотаций. Он вышел из-под контроля, он шел сам, ему больше не требовался учитель – разве что обсудить некоторые детали происходящего с ним за сводом.

Ничта смотрел на силуэт мальчика в свете молний, махонький на фоне бушующего Внерубежья. Охранитель заменил его истерзанный плащ на прорезиненный комбинезон с подстежкой внутри, и это должно было немного смягчить возможные удары камнями или падение с высоты. Но только немного.

– Не правда ли, величественное зрелище? – спросил Охранитель, подошедший сзади, – он тоже был одет в комбинезон и, в отличие от Ничты, выходил за свод вместе с мальчиком.

– Иди. А то он того и гляди снова от тебя сбежит, – проворчал Важан.

– Видишь, как воронки проходят сквозь друг друга? Они закручены против часовой стрелки. Колдуны Исподнего мира закручивают ветер по часовой стрелке.

– Это что-то значит?

– Только то, что вихри колдунов могут нейтрализовать вихри Внерубежья… – пожал плечами Охранитель.

– Не факт, что при прорыве границы миров ветер в Исподнем мире будет закручиваться так же, как здесь.

– Не факт. Я пойду, а то в самом деле Йока Йелен от меня сбежит.

– Не позволяй ему приманивать воронки! – крикнул Ничта вслед Охранителю.

Тот оглянулся с усмешкой:

– Так он меня и послушает!

Молния хлестнула по земле совсем близко, раскат грома заглушил эти слова. Мальчик даже не пошевелился. «Величественное зрелище»… Ничта покачал головой: можно было гордиться делом своих рук – он создал существо, способное бросить вызов Внерубежью. Но вместо гордости Ничта испытывал лишь страх. Нет, он не боялся того, что с гибелью мальчика его жизнь потеряет смысл, – ему было страшно за Йелена. Ему было больно думать о том, что́ с хрупким человеческим телом может сделать ветер, о том, что в прорезиненном комбинезоне удар молнии гораздо опасней, чем в обычной рубахе под плащом, что летящий камень способен одним ударом переломить мальчику кость…

У Ничты не было детей. Он испытывал привязанность к некоторым людям, встречавшимся на его жизненном пути, он иногда тяжело переживал потери. Порой он жалел, что у него нет внуков, но внуком он бы скорей хотел иметь младшего Малена, нуждавшегося в этом после потери отца. Нет, быть Йелену добрым дедушкой Важану вовсе не хотелось. Но… именно Йелен был его продолжением, смыслом его жизни. Йелен – а не прорыв границы миров…

Холодная корка боли за грудиной поползла в стороны, Ничта взялся рукой за дерево – мальчик и его Охранитель шли навстречу Внерубежью по колено в грязи, а к ним уже устремились лохматые черные воронки… Одна из них была довольно близко, не более чем с четверть лиги, две других, побольше, двигались быстрей, но находились гораздо дальше. «Величественное зрелище»!

Йелен не выпьет воронку…

– Вам плохо, дядя Ничта? – Мален тронул его за руку.

Важан покачал головой:

– Мне страшно…

– Йелен – отважный человек. Я никогда не встречал таких отважных людей.

– Он не отважный, он бесстрашный. А это большая разница.

– Нет, дядя Ничта. Я видел его в колонии. Я знаю, что ему было страшно не меньше, чем мне. Но это он за меня заступился, а не я за него. И сейчас ему страшно тоже, но его желание победить пересиливает страх.

– Я в этом не уверен, – ответил Важан.

– Посмотрите, вы увидите. Для этого не надо смотреть ему в глаза, даже отсюда видно.

Воронка в сотню локтей в поперечнике подошла совсем близко к мальчику, и Ничта в самом деле увидел то, о чем говорил Мален: Йелен отступил на шаг, он был растерян, испуган, он даже приподнял руку, словно хотел защититься… Охранитель крепко взял его за плечи… А потом они оба исчезли в грязных клубах ветра. Воронка истончалась у основания на глазах, мелькнула молния, и Важану показалось, что он услышал крик. Ему это только показалось: за шумом ветра и дождя, за грохотом грозы он не мог слышать жалкого человеческого крика…

Нет, Йелен не выпил воронку. Не целиком. Она двигалась дальше, ослабевшая, потрепанная, – и за ней Ничта не видел, что произошло с людьми. Смерчу нужно много силы, чтобы тянуться с земли на небо, воронка ползла по земле еще несколько секунд, прежде чем оторваться от нее и втянуться в грозовые облака. А на ее место шла следующая, еще более сильная…

И тогда Ничта увидел Охранителя, бежавшего к своду с мальчиком на плече. Бежать по грязи нелегко, и Охранитель двигался медленно, гораздо медленней скользившей за ним воронки…

Рука сползла вниз по шершавому стволу дерева, боль за грудиной стала невыносимой – но Ничта видел, как воронка натолкнулась на свод и пошла в небо по невидимой сфере. И Охранитель споткнулся, когда его толкнул порыв ветра, упал на землю вместе с мальчиком, но это был уже не тот ветер, что поднимает в воздух камни…

Мален кричал, звал на помощь – мог бы не стараться, Цапа и Черута тоже все видели, стоя неподалеку и делая вид, что их нет. Дворецкий уже склонился над Ничтой, а Цапа побежал к Охранителю, который не поднимался на ноги, – были слышны его приглушенные стоны и ругань.

– Черута, иди к мальчику, – сквозь зубы пробормотал Важан.

Приступ грудной жабы длился недолго, оставил после себя тошноту и слабость. Йелен был уже в доме, и Ничта не сомневался, что Черута без него разберется, что делать. И помощников у него достаточно. Госпожа Вратанка вела под локоть Охранителя, обхватившего руками голову и сыпавшего замысловатыми ругательствами, которые не следовало слышать порядочной женщине. Ничта не сразу понял, что Охранитель ругается на языке Исподнего мира, – языки, прежде близкие, изменились до неузнаваемости, а формулы крепких выражений остались общими.

– Дядя Ничта, вам надо в постель. – Мален присел рядом на корточки, но смотрел не на Ничту, а за деревья, туда, куда унесли Йелена. – Помочь вам подняться?

– Не нужно, Дмита. Иди помоги Черуте, а за мной пришли Цапу.

Но Цапа и сам догадался вернуться. И даже захватил мятную пилюлю.

– Ну же? – Ничта ухватился за его руку, чтобы встать. – Ну что ты молчишь? Мальчик жив?

– Жив, жив. Но без сознания. И кровь из ушей течет.

Не так-то просто оказалось добраться до дома, мешала одышка и ноги слушались плохо.

– Ничта, тебе стоит пойти в постель, – заметил Цапа, когда Важан свернул к спальне Йелена.

– Оставь. Лучше принеси мне кресло.

Над Йеленом склонялся Черута, и Охранитель, прекративший ругаться, но все так же державшийся за голову, стоял у дверей.

Ничта шагнул через порог в спальню.

– Эй, профессор, к доктору очередь. Я последний, – сказал Охранитель слишком громко и поморщился. Плохо слышит. Значит, они попали в центр воронки.

– Черута, ну что? – Важан сел на стул возле письменного стола.

– Все сразу, но понемногу. Ушибы, контузия, разрывы альвеол, газовая эмболия…

– Только не это… – шепнул Важан.

– Рассосется. Вот, я смотрю, ребра, похоже, сломаны… Или сильный ушиб. Рвоты нет, легкие не опали. Рассосется.

– Почему он без сознания?

– Он уже в сознании, только не может двигаться и говорить. И дышать ему больно и тяжело. Да, еще он почти ничего не слышит. Ничта, я ему помочь не могу. Ему поможет только полный покой, неподвижность.

– А мне? – спросил Охранитель. Услышал…

– Почему ты так легко отделался, а Йелен – нет? – спросил Важан погромче.