– Жребий не есть нарисованная в неких нематериальных сферах линия человеческой судьбы, – фыркнул Важан. – Оккультизм нельзя в полной мере отнести к точным наукам, но он близок к ним тем, что проверяет опытом те или иные гипотезы. И то, что ты называешь жребием, лишь подтверждение опытом некоторых теоретических выкладок герметичной антропософии. Синергизм множества эгрегоров. Включая эгрегор, который управляет тобой. И сейчас меня беспокоит не это, а то, что опыт выходит из-под контроля.

– Профессор, ты видел, что Внерубежье сделало с куском Беспросветного леса? Ты видишь, какие стихии подвластны Вечному Бродяге? Чтобы вобрать в себя энергию, необходимую для прорыва границы миров, нужно быть одержимым. И если ты думаешь, что четырнадцатилетний мальчик может быть одержим только время от времени, это твое глубокое заблуждение.

– Это больше похоже на наркоманическую зависимость, чем на одержимость. Это ты одержим, а Йелен физиологически зависим от ежедневных вливаний энергии Внерубежья. И это, наверное, закономерное следствие неограниченной способности вбирать в себя энергию, которое я не учел в своих прогнозах.

– Не думаю, что это физиологическая зависимость. Йока Йелен может неделю не выходить в межмирье, при этом с его здоровьем ничего не сделается, – пожал плечами Охранитель.

– Месяц назад так и было. А теперь нет.

– Брось, профессор. Ты в самом деле не можешь контролировать способности Вечного Бродяги, не можешь держать его за руку во время рискованных экспериментов, и тебя это беспокоит.

– А ты можешь, потому так спокоен… – проворчал Ничта.

– Я не дам ему погибнуть, не сомневайся, – ответил Охранитель и добавил со странным выражением лица: – Раньше времени.

От этих слов по спине пробежал озноб. Да, если Вечный Бродяга погибнет от случайно попавшего в висок камушка или свернет шею в грязевом потоке, в его смерти не будет ни капли смысла. Потеряет смысл смерть его матери. Потеряет смысл жизнь его самого, Ничты Важана. И можно было успокаивать себя подобного рода высокими идеями, но легче от этого не становилось.

– Не нужно выставлять меня бессердечным циником, – сказал Ничта.

– Тебя? Ты неправильно понял меня, профессор. Но согласись, сделать уже ничего нельзя. Скажи завтра Йоке Йелену, что ты передумал и не хочешь прорывать границу миров, как ты думаешь, что он ответит? И в этом эксперимент в самом деле вышел из-под контроля. Йока Йелен без нас с тобой летит к своему жребию, мы можем лишь смотреть на него со стороны. Ну ты же не мальчик, профессор… Тебе не впервой посылать людей на смерть. И мне тоже.

Ничте показалось, что Охранитель пытается убедить в этом самого себя.

В тот вечер Йелен снова не вышел к ужину, его накормил Черута, а Ничта сам принес ему чай. Мальчик очень похудел, глаза запали и нездорово поблескивали, покрытые корочками ссадины на лице казались симптомом тяжелой болезни…

– Йелен, я буду кормить тебя насильно, – сказал Важан, поставив поднос на табуретку возле кровати.

– Профессор, я вас ждал. – Йелен пропустил его слова мимо ушей и приподнялся на дрожащей от напряжения руке. – Я понял, почему вчера все пошло наперекосяк. Энергия ветра и энергия течения воды разнятся по сути. Ветер повинуется разнице давлений, а вода, как правило, течет сверху вниз, и лишь иногда ветер может заставить ее течь иначе.

Какой учитель не испытывал бы радости, если бы ученик в его отсутствие думал только об уроках?

– Йелен, я рад, что ты анализируешь происходящее за сводом. Но скажи мне, кроме справочника по естествознанию ты читал сегодня что-нибудь еще?

– Нет, профессор. У меня нет на это времени.

– Йелен, то, что происходит с тобой, – противоестественно. Ты сам это понимаешь? Ты говорил сегодня с Маленом? Он хотел расспросить тебя об Исподнем мире еще две недели назад, а ты все откладываешь и откладываешь рассказ.

– Мне некогда, – угрюмо сказал парень и посмотрел на Ничту вызывающе. – Все это… Мален, книги, разговоры… отнимает очень много сил. А если я не наберусь силы до ночи, то не смогу добраться до свода.

– Может быть, стоит сделать перерыв на одну ночь? Набраться сил основательней?

Глаза Йелена вспыхнули на миг и сузились от злости.

– Не смейте чинить мне препятствия! Я знаю, что делаю и зачем. Вы представляете, какова скорость ветра внутри смерча? Какую энергию она мне даст? И как быстро ее надо выпить, чтобы остаться в живых? Не правда ли, это сравнимо с линейной молнией?

– Я бы предпочел, чтобы ты остался в живых независимо от того, выпьешь ты энергию смерча или нет. – Важан раздумывал про себя, нужно ли в этой ситуации давить на мальчишку, или, наоборот, действовать стоит лишь увещеваниями.

– Но есть еще одно, профессор. Вы, может, видели… Если воронка идет с юга и несет в себе вулканический пепел, внутри нее тоже рождаются молнии. Я думаю, они не так сильны, как линейные молнии грозовых туч.

Час от часу не легче…

– Тебе рано думать об этом. К тому же выпить одновременно и молнию, и энергию смерча ты не сумеешь.

– Сейчас не сумею, я согласен. Но чтобы сделать это, надо пробовать, тренироваться. Я хотел еще кое-что сказать, профессор… Я научился приманивать их. Они чувствуют мой выход в межмирье. И чем глубже я туда захожу, тем быстрей воронки летят в мою сторону. И не только воронки, грозовые тучи тоже идут ко мне. Может, мне показалось, но и вулканическая трещина реагирует на мой выход в межмирье – я видел выплески магмы на горизонте.

– Может, ты способен и поворачивать их движение вспять?

– Нет, – улыбнулся Йелен. – Я нарочно посмотрел раздел справочника о силах инерции. Если они пошли в мою сторону, надо или уходить внутрь свода, или забирать их энергию.

– Вот что, Йелен… – кашлянул Ничта. – Пока ты не можешь управлять обратным движением воронок и не способен полностью забрать их энергию, лучше не надо приманивать их к себе. Ты в самом деле не понимаешь, что это смертельно опасно? Я допускаю, что страха ты не испытываешь, но ведь кроме инстинктов у человека есть разум, здравый смысл. И почему он тебе отказывает, я понять не могу.

– Да нет же, профессор! Я почти ничем не рискую! Ведь даже если ветер поднимет меня над землей, я упаду не на камни, а в жидкую грязь и не разобьюсь.

– Глупый мальчишка, – не выдержал Важан. – Даже при падении с высоты трех локтей об эту самую грязь можно сильно разбиться, а если это будет десяток локтей, ничего не стоит убиться насмерть! Я уже не говорю, что глубина этой грязи не более локтя! Вспомни, пожалуйста, как хорош был ваш план освобождения Брезенской колонии; может быть, это заставит тебя хоть немного прислушаться к тому, что тебе говорят!

– Значит, мне придется выпить энергию воронки, чтобы ветер не убил меня… – упрямо пробормотал Йелен и уставился в стену, чуть отвернув лицо.

– Лучше почитай в учебнике естествознания о баротравмах. Я говорю это вполне серьезно, разрежение воздуха внутри вихря может повредить барабанные перепонки, если не порвать легкие.

– Вам так хочется, чтобы я испугался? – усмехнулся Йелен, глаза его стали мутными, затянулись странной пеленой. – Вы не понимаете… Оно идет. Оно идет ко мне. И только я, я один могу ему что-то противопоставить.

– Йелен, мне кажется, твое упорное стремление сразиться с Внерубежьем продиктовано не ответственностью перед людьми, а непреодолимым желанием испытать себя и ощутить себя героем.

– Нет, профессор… – Парень вздохнул и поднял глаза исподлобья. – Вы читали, что Мален написал о Ламиктандре? Хотя и до Малена всем было известно, что Ламиктандр с детства мечтал о подвигах и славе. Но со мной происходит что-то иное. Я тоже мечтал о подвигах, а сейчас мне все равно. Я правду говорю, честное слово. И никакой ответственности я тоже не чувствую. Я просто хочу… с ним сражаться, и все. Просто хочу. Как есть хотят или пить.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Об этом я и хотел поговорить. О том, что желание твое напоминает тяжелую болезнь.