Темный бог прощался со Хстовом. С белыми крепостными стенами и черной брусчаткой мостовых. И, снимая кожу с времен, видел пыльные улицы, залитые солнцем, яблони и румяную дочку хозяев сада, убегавшую через забор вместе с ватагой веселых школяров. Полуженщину-полусову, державшую над головой солнечные часы, и неуютную пивную напротив входа в университет – теперь на его месте стояли гвардейские казармы.

Он с усмешкой кинул золотой лот вышибале, заходя в «Сыч и Сом», – когда-то этот трактир звался «Сова и Сом», но сова была не в чести со времен постройки Цитадели. Айда Очен никогда здесь не бывал, трактирщик просто набивал цену своему заведению. Напротив, здесь собирались те, кто положил жизнь за то, чтобы Хстов никогда не стал городом Храма. И горела в огне крылатая колесница, один за одним вспыхивали увившие ее бумажные цветы, чернели и съеживались крылья деревянного коня. И горел привязанный к колеснице человек (вкус горелого мяса), и беззвучно дрожал воздух от его крика, трогая змеиную кожу…

Огненный Сокол завтракал вместе со всеми – не так он был богат, чтобы три раза в день платить за отдельную комнату наверху. Темный бог сел возле окна, чтобы хорошенько видеть Знатуша, – тот поил своего Рыжика вином и кормил пережеванным мясом, не глядя по сторонам.

Темный бог заказал жирную баранью похлебку и долго со смаком обсасывал ребрышки, поглядывая на лучшего капитана гвардии Храма. Тот так и не посмотрел в его сторону, и темный бог нашел забавным подразнить Огненного Сокола: подозвал трактирщика, расплатился и велел передать капитану книгу сказок с памятной надписью «Знатушу от Змая». Когда-то он уже предлагал честолюбивому юноше эту книгу, но тот отверг ее с негодованием. И негодование его было деланым, фальшивым насквозь – в молодости Знатуш неплохо представлял себе расклад сил, не то что наивный деревенский паренек, веривший в колесницу Айды Очена.

Когда Огненный Сокол вскочил с места, темный бог смотрел на него сверху, и никто не разглядел бы в полутьме ящерку на кирпичной кладке, нарочито состаренной, – во времена Айды Очена кирпич был другим, светлей и крупнее, но откуда об этом знать хозяину трактира?

Карету Крапы пришлось оставить на постоялом дворе – никому не следовало видеть ее в гостях у Сизого Нетопыря. Пересели в карету, которую навстречу выслал Чернокнижник, – скромную, неприметную, запряженную парой лошадей.

Крапа видел замок меньше месяца назад, а потому был поражен, насколько здесь все изменилось. Вместо заболоченного рва глубокая вода омывала стены замка с четырех сторон, вал поднялся надо рвом, со стороны приступной стены встали высокие острые валуны, которые не дадут осадным башням подойти к замку. Но не это было главным. Крапа не сразу понял, зачем приступная стена одета в дощатый кожух, он не часто бывал на строительствах в Верхнем мире, и только когда карета переехала опущенный мост, догадался: это опалубка. Замок одевался в броню из искусственного камня. Да, здесь, конечно, знали известковые растворы, но ни один из них не мог обеспечить защиты от снарядов, начиненных бездымным порохом.

– Нравится? – самодовольно спросил Живущий в двух мирах.

– Это… искусственный камень? – переспросил Крапа.

– Ну да. Не все же чудотворам дарить Исподнему миру подарки, кое-что могу подарить и я. И, согласись, мой подарок немного… э… осмотрительней, чем ваш.

– Но ведь это колоссальный расход энергии… Если, конечно, это тот искусственный камень, который может выдержать пороховой взрыв.

– Тот, тот. И это в самом деле требует много угля, торфяные катыши не могут дать нужной температуры для обжига извести. Но Государь согласился с расходами, посчитав защиту колдунов государственным делом. Я думаю, он хочет опробовать искусственный камень здесь, чтобы применить в случае осады Хстова. У него далеко идущие планы.

– Но усиление стены не спасет замок от навесного огня. – Крапа оглянулся на опалубку, когда карета въехала в ворота.

– От навесного огня внутри замка будет выстроено убежище. Вместо Укромной. Заметь, Крапа, как я тебе доверяю.

– Я думаю, Огненному Соколу уже доложили, откуда в замок поставляется обожженная известь…

– Огненный Сокол занят поимкой меня и моей дочери, ему не до обожженной извести. Никто кроме чудотвора не сможет понять суть этих приготовлений. А жаль: мне бы хотелось, чтобы Храм понял – победа не будет легкой.

– На что ты намекаешь? – Крапа вскинул глаза. Прата Сребрян. Он должен был доложить об этом в Тайничную башню. Доложил? Если да, то почему Хладан ничего не сказал об этом? Впрочем, Хладан, как и Огненный Сокол, был озабочен совсем другим: поиском жилища Айды Очена и доказательством того, что оборотень жив.

– Я разве на что-то намекаю? – Живущий в двух мирах изобразил удивление.

Замка изнутри Крапа никогда не видел; впрочем, он мало отличался от других, традиции не менялись тут на протяжении столетий, так же как и язык. У этого мира не было сил на прогресс, их едва хватало на поддержание жизни. Красен видел и еще одну причину стагнации (если не деградации) – возможно, определяющую: Храм. Храм гасил всякий проблеск мысли, усматривая в ней крамолу, Храм запрещал светскую литературу и поэзию, Храм писал историю. Храм объявил естествознание Злом, ввел строгий ценз на грамотность, сделал себя очагом науки и культуры – и запретил это всем остальным. И недаром, ибо те, кого можно было считать образованными людьми, не питали никаких иллюзий об устройстве мира. Да, это была изначальная стратегия чудотворов, но Храм подхватил ее так рьяно и оберегал так ревностно, как ни одну из их стратагем.

Чтобы мир развивался, мало собранных и сохраненных знаний – нужны люди, умножающие знания. В Верхнем мире обязательную семилетку ввели не ради демократических свобод – на современных заводах не могут работать люди, не умеющие читать и писать. Не существовало бы ни авто, ни телеграфа, если бы в ряды инженеров не вливались сотни людей «от сохи», которые, родись они всего век назад, не смели бы и помыслить об образовании. Вся Цитадель с ее трехсотлетней историей ничего не прибавила в копилку знаний Исподнего мира – спасибо на том, что сохранила былое. Куда уж до умножения знаний замку Сизого Нетопыря!

Лошади въехали в каретную, позади захлопнулись ворота – не лишняя предосторожность, Крапе не хотелось бы ни встретиться с Пратой Сребряном, ни попасть на глаза шпионам Огненного Сокола. И, похоже, Живущий в двух мирах тоже не спешил объявлять замку о своем воскресении – из каретной, где не было ни души, все четверо по узкой лестнице в стене поднялись в покои Чернокнижника.

Лестница вышла в небольшую комнату с закопченным потолком и факелами по всем стенам. Посреди стоял тяжелый обеденный стол, накрытый на пять персон, с торца в одиночестве сидел Чернокнижник – в долгополом халате. Явлен когда-то встречался с хозяином замка Сизого Нетопыря за столом переговоров, Крапа же видел его только издалека.

Чернокнижник почти равнодушно скользнул взглядом по лицу Крапы и задержался на Йелене, разглядывая его с откровенным любопытством. И Красен был уверен: самый знатный колдун Млчаны удивлен, – пока тот не изрек:

– Ухо вы перевязали плохо, хрящ может неправильно срастись.

– Это я перевязывал, – с гордостью ответил Живущий в двух мирах. – А перевязывать я толком никогда не умел…

– А мог бы давно научиться, – назидательно ответил колдун, на что Йелен вскинул горящие глаза.

– Охранителю необязательно уметь то, что может делать каждый лекарь, – сказал он с вызовом.

Колдун воззрился на него скорей удивленно, чем сердито, но даже у Крапы по спине пробежали мурашки – в презрении и брюзгливости Чернокнижника пряталась сила.

– Если бы ты был моим учеником, мальчик, я бы быстро научил тебя молчать и слушать, когда старшие разговаривают.

– Я не ваш ученик, – ответил Йелен, не опуская глаз.

– Милуш, оставь. – Живущий в двух мирах обнял мальчишку за плечо. – Думаю, у тебя ничего бы не вышло, раз это не вышло у чудотворов в Брезенской колонии. Йока Йелен – крепкий орешек.