Но и в Брезене их поджидал неприятный сюрприз: на единственном мосту через Лудону Коста издали заметил Черуту. Впрочем, случайно – Черута, может, и хотел спрятаться, но ему это не удалось.

– Догнали! – Коста дернул Йоку за руку, оттаскивая под прикрытие садика с высоким забором. – Важан – хитрый жук…

– Старая росомаха, – добавил Йока, и Коста рассмеялся.

Они уже собрались было перебраться через реку вплавь, но обнаружили на карте железнодорожный мост – всего в полулиге выше по течению.

Еще одно путешествие по лесу растянулось больше чем на час, зато дальше пошли по шпалам – железнодорожная ветка подходила к Брезенской колонии, а лагерь, куда они направлялись, был от нее совсем недалеко.

Пламен встретил их сдержанно, но радостно, и Йока был поражен: в лесу действительно разбили настоящий военный лагерь. Между четырех шалашей был сложен круглый каменный очаг с кострищем внутри, вокруг курились кадильницы, сделанные из консервных банок, – от комаров; на дереве, прибитая к листу фанеры, висела карта – склеенные листы из атласа.

Трое ребят по очереди мастерски метали ножи в тонкий ствол сосны, на котором была нарисована мишень. Конечно, «в ножички» Йока и сам играл отменно, но тут использовались настоящие ножи, с широкими длинными лезвиями, а не маленькие перочинные, которыми играли в Академической школе.

– Хочешь попробовать? – спросил Пламен, увидев, как Йоку заинтересовал процесс.

Конечно, прежде чем соваться в такое дело, нужно было потренироваться самостоятельно, чтобы не ударить лицом в грязь. Но Пламен смотрел с вызовом, и отказаться было стыдно.

– Можно. Но я никогда не кидал таких ножей. – Йока достал из кармана свой перочинный нож – «пристрелянный». От дерева с мишенью он стоял раза в два дальше, чем ребята, да еще и немного сбоку, но подходить ближе не стал – был бы совсем не тот эффект. И точно: когда его перочинный ножик, небрежно отправленный вперед несильным картинным замахом, воткнулся в самый центр мишени, все вокруг ахнули.

– Неплохо, – сказал Пламен. – Большие ножи метать легче – мы специально рукоятки переделываем для правильного баланса.

Теперь можно было и попробовать – после того, как все убедились, что Йока в этом деле мастер. Он подошел к мишени, забрал свой ножик и выдернул нож с широким лезвием. Теперь необязательно было отходить от дерева далеко – главное попасть с первого раза. Он взвесил нож в руке, оценивая баланс, – было непривычно. Йока не стал оригинальничать – метнул нож от плеча; тот воткнулся над центром мишени, но сел в дерево крепко и надежно.

– Здорово, – восхитился Коста.

Йока попросил еще два ножа, отошел на три шага – и на этот раз попал точно в «яблочко», отошел еще немного и, предупредив, что кидает нож ниже, воткнул его точно туда, куда собирался. Пусть мрачуны не думают, что если он не умеет зажигать лунные камни, то и вовсе ни на что не годен!

Пламен не остался внакладе, тоже показал свое мастерство, но устраивать соревнования не стал – повел Йоку к карте, рассказывать свой план.

План был прост и нагляден: во время утренней поверки издали мощными ударами снять всех мрачунов из охраны колонии. А потом в ближнем бою сойтись с чудотворами. Чудотворы вооружены дубинками, на вышках установлено восемь ружей, но они стреляют дробью, поранить могут, а убить – вряд ли. Раньше у чудотворов были ножи, но недавно вышел закон, запрещающий применять холодное оружие против несовершеннолетних.

– А здесь что? – Йока показал участок на карте, обведенный красным карандашом.

– Тут они работают. Но напасть невозможно – болото, все просматривается очень далеко, а бежать неудобно – топкие места вокруг, надо разведывать тропинки. От колонии туда ведет деревянный настил, он узкий. Мы уже думали над этим вариантом. Во время поверки проще – все на виду, ребята построены – могут навалиться толпой на чудотворов.

– Слушай, а почему они сами до сих пор не устроили бунт? Если это так просто?

– Не знаю. Не догадались. Да и поддержка извне нужна, нас все же пятнадцать человек – немало. И оружие у нас есть. Кроме ножей, еще железные прутья.

– А Змай говорил, что железные прутья в кулачном бою только мешают…

– Это в кулачном бою. А если серьезно драться, насмерть – это хорошее подспорье. После обеда сходим на разведку, я тебе на месте все покажу. Мы уже подходы выбрали. И записку надо в колонию передать. Как думаешь, завтра утром сможем выступить?

– Думаю, да. – Йока едва не потер руки от нетерпения. – Слушай, а Малена ты видел?

– Издали.

– И как он?

– Да там всем плохо, поначалу особенно. Старший у них сейчас Вага Вратан, он с двенадцати лет в колонии. Скоро его переведут на каторгу – ему восемнадцать в конце лета исполнится. Говорят, он младших не дает в обиду.

– Он не родственник госпожи Вратанки случайно?

– Племянник. Она пыталась его оттуда вытащить, еще когда он маленький был, но ей не отдали – он, говорят, еще в интернате для маленьких чудотворам развеселую жизнь устроил, его сразу в неисправимые записали.

Брезенская колония была огорожена тремя рядами колючей проволоки – высотой не меньше пяти локтей. Под два внешних ряда можно было подлезть, если разрыть землю, под внутренний – нет, он поднимался над невысоким каменным фундаментом. Для того чтобы прорвать проволоку, Пламен приготовил настоящие кузнечные кусачки. Йока решил, что в качестве оружия они выглядят внушительней железных прутьев.

Подобраться незамеченными можно было почти к самой ограде, вокруг колонии шла глубокая дренажная канава, с одной стороны поросшая ольхой. В углах огороженной территории стояли четыре деревянные вышки, на которых дежурили чудотворы – по двое на каждой; по одной стороне тянулся длинный деревянный барак, рядом с ним было каменное двухэтажное здание – наверное, там жили охранники колонии, потому что в раскрытых окнах на втором этаже ветер полоскал мирные и уютные занавески. С другой стороны от барака стояло приземистое одноэтажное здание с решетками на окнах, на его дверях висела какая-то табличка, но издалека было не прочитать, что на ней написано. Чуть в стороне разместилась столовая с кухней – там топилась печь и из трубы шел дым. Все остальное пространство занимал вытоптанный плац – ни кустика, ни деревца, ни травинки не росло на территории колонии. Одни ворота, тоже увитые колючей проволокой, вели на дорогу в Брезен, вторые, задние, – на болота. Четверо чудотворов стояли у одних ворот, шестеро – у других. Остальных видно не было.

– Видишь? Всего восемнадцать человек, – шепнул Пламен, – но сейчас человек двадцать на болоте. А на поверку выходят все – и ребята, и охрана.

– А где ребята?

– Кто-то в столовой, а большинство работает на болоте. Только маленькие играют, кому еще четырнадцати нет. Они всего по шесть часов в день работают.

– Да ты что? Это же запрещено! До четырнадцати лет вообще работать нельзя! Мне Цапа говорил!

– Это называется «воспитательный процесс», об этом в газетах писали, кто-то из наших запрос в Думу посылал. Приезжала комиссия, решили, что все законно.

– Ничего себе! Давно это было?

– Года три назад.

– Если бы мой отец был в этой комиссии… – Йока осекся. Йера Йелен ему вовсе не отец.

– Зато тогда ножи запретили.

Записку в колонию передали очень просто – Йока бы и не догадался – из рогатки. Камешек обернули в бумажку и во время вечерней поверки стрельнули в задний ряд. Йока, как ни старался, так и не разглядел в строю Малена – все ребята были одеты одинаково, в серые бумажные рубахи и темные льняные брюки, с грубыми ботинками на ногах. Только девочки отличались друг от друга, но несильно: у них были блузки разных цветов и юбки скроены по-разному. А вообще, конечно, картина была унылой: меньше всего колонисты напоминали нормальных детей – не шумели, не бегали, не возились, даже не шептались друг с другом. Мальчик, которому в спину попал камешек с запиской, незаметно нагнулся и спрятал ее в карман – у него и выражение лица не изменилось.