– Ты слышал легенды о Живущем в двух мирах? – спросил Крапа, поднимаясь.

– Легенды? Нет, в основном байки.

Каков! Никаких сантиментов. Убить героя баек совсем не то, что убить героя легенд.

Зато писал Желтый Линь очень быстро, при этом ровным, разборчивым каллиграфическим почерком: строчки прямые, поля вертикальные, концы строк четко рассчитаны – удивительная способность делать это на лету. Крапа продиктовал ему письма Стоящему Свыше и третьему легату и перешел к сообщению для Огненного Сокола, которое следовало отправить голубиной почтой. Желтый Линь достал из ящика узкий свиток тончайшей полупрозрачной бумаги – писать на ней он тоже умел. На этот раз почерк его был столь мелким, что разглядывать послание пришлось бы с помощью лупы, но таким же аккуратным и разборчивым. А Крапа подумал вдруг: куда, интересно, пятый легат может отправлять письма голубиной почтой?

– Где ты этому научился? – спросил он удивленно.

– Это моя служба, – ответил Желтый Линь.

– Пятый легат часто пользуется голубями?

– Нет. Довольно редко. Но пользуется.

Глядя на то, как пишет Желтый Линь, Крапа начал завидовать пятому легату. Казалось бы – малость, а так хочется, чтобы твои письма всегда были столь безупречны… Работать с таким секретарем – все равно что иметь дорогую безделушку, вызывающую всеобщую зависть, вроде булавки для плаща или огнива: необязательно, но престижно. И, конечно, Желтый Линь обладал многими другими способностями и добродетелями, но именно эта заставила Крапу подумать о том, как переманить парня от пятого легата к себе.

Желтый Линь перочинным ножиком (безупречно острым) отрезал письмо от свитка, мастерски свернул тонюсенькой трубочкой и спрятал в легкий депешник, который крепят к лапке голубя. Словно делал это каждый день!

– Отправить? – спросил он, оглянувшись на Крапу.

– Да, завтра на рассвете. Голуби с красной меткой, – кивнул тот. – Остальные письма утром отвези на заставу. Сейчас ложись, до рассвета часов пять осталось. А мне надо немного поработать.

Крапа ждал не меньше двух часов, чтобы убедиться в том, что его секретарь заснул. Дыхание его изменилось быстро – стало шумным и редким, – но Крапа не сомневался, что тот притворяется. Однако больше двух часов ждать не следовало – рассвет наступал слишком рано, поэтому Крапа вышел на гряду незадолго до полуночи и выпустил три шутихи с перерывом в пять минут: если Прата Сребрян не увидел их или не сможет выйти из замка, следующей ночью приглашение придется повторить. А сейчас оставалось только ждать.

Желтый Линь спал. Крапа выждал еще полчаса, надел плащ и направился на Лысую горку. Встречаться с Пратой в одной из землянок, выстроенных колдунами, было очень удобно, но он медлил. Во что во что, а в эту тайну нельзя посвящать Огненного Сокола. Крапа вышел на освещенную луной Лысую горку, сделал вид, что заходит в землянку, сам же, прячась в тени, вернулся под прикрытие Змеючьего гребня и замер.

Нет, Желтый Линь не выходил на свет. Крапа не заметил бы его, если бы стоял поодаль: парня выдал еле слышный шорох камешков, посыпавшихся из-под сапога. Крапа подобрался к нему вплотную и вполголоса сказал:

– Волче, возвращайся в землянку. Я расскажу тебе все, о чем буду говорить со своим человеком, а Знатушу ты скажешь, что не смог его рассмотреть. Скажи, что он был в широком плаще, говорил шепотом и лицо прятал под капюшон. Подходит?

– Вполне, – усмехнулся тот.

– Волче, я не шучу. Мне придется убить тебя, если ты увидишь этого человека. Его инкогнито стоит дороже самого лучшего секретаря Млчаны. Там в ящике стола лежат песочные часы. Возьми их, возьми молоток и каждые две минуты ударяй молотком по засову на дверях. Понятно?

– Понятно.

– Раз уж тебе не спится… – проворчал Крапа.

И в этот миг со стороны замка донесся вой ветра, а над далекой стеной взметнулся вихрь. В темноте, при ясной погоде его было трудно разглядеть, но в струи ветра вплелся туман с болота, и вихрь повис над землей, словно исидский джинн, выпущенный из бутылки (или кинский демон пустыни, исполняющий желания). Крапа покосился на секретаря: тот глядел на замок неотрывно, и в глазах его было восхищение. А еще – странная, необъяснимая печаль.

– Завтра здесь снова будет солнечно, – сказал Крапа.

Взор Желтого Линя потух, лицо обрело прежнюю невозмутимость, и он кивнул. Нет, не все так просто, как он говорит. Он понимает, что происходит, он знает, что есть добро, а что зло. И карьеру делает у пятого легата, а не в Особом легионе. Пожалуй, Огненный Сокол доверяет ему напрасно.

– Иди, – велел Крапа, и Желтый Линь не промедлил ни секунды. Но почему-то показалось, что ему трудно оторвать взгляд от поднятого колдуньей вихря. А через несколько минут (ветер еще кружился над замком) раздался едкий, отвратительный звук – молоток ударил по железному засову.

Прата Сребрян появился на Лысой горке за час до рассвета. Крапа боялся этой встречи, подбирал слова и интонации, но так и не смог найти нужных. Отец Сребряна умер в Исподнем мире во время эпидемии чумы на юге Млчаны. Ходили слухи, что он пытался лечить людей из окрестных деревень, вскрывая бубоны, заразился сам и умер, лишь на несколько дней опередив свою жену, которая ему ассистировала. Но это были слухи. Стоило большого труда выдать юного Сребряна за сына колдуна из соседнего замка, который умер вместе с родителями при сходных обстоятельствах. Мальчик никогда не бывал в Исподнем мире, воспитывался в закрытой школе, но от отца и матери хорошо знал язык молков. Он с радостью согласился отправиться в Исподний мир, продолжить дело отца. И теперь Крапа раздумывал, какое дело отца так хотел продолжить Сребрян? Уж не спасение ли людей Исподнего мира от бедности и болезней? Или школа чудотворов навсегда отравила его сердце холодной расчетливостью и цинизмом?

Во всяком случае, Сребрян не давал повода сомневаться в его преданности клану чудотворов. И Крапа побоялся двусмысленностей, просто изложив разработанный Хладаном план убийства оборотня.

– На рассвете к воротам замка подойдут люди и потребуют встречи с Живущим в двух мирах. Вряд ли он откроет ворота: сначала захочет поговорить с ними со стены. В эту минуту и нужно стрелять. Засов в калитке ворот нужно заклинить таким образом, чтобы ее невозможно было открыть в течение хотя бы получаса. Есть и еще условия. Стрелять нужно из арбалета, в спину, чтобы болт толкнул его со стены вниз. Угол выстрела должен быть рассчитан так, чтобы он упал на каменный мост.

– А если он не захочет говорить с людьми? Не выйдет на стену?

– Захочет. А чтобы он не вышел через калитку на мост, она и должна быть закрыта. Ворота будут заперты снаружи.

Крапа считал этот пункт плана самым уязвимым. Если мост не будет поднят, а ворота и калитка заперты снаружи, оборотень почувствует подвох.

– А если Милуш решит держать мост поднятым? Такая блажь частенько приходит ему в голову.

– Еще лучше: вывести из строя подъемный механизм моста проще, чем запереть ворота снаружи. Тогда из замка вообще никто не сможет выйти, пока мост не опустится.

– Но тогда он не упадет на камни.

– Это не самое важное условие, тогда у людей из Особого легиона будет больше времени, чтобы забрать тело. И если его не убьет выстрел, он захлебнется в трясине. А если не успеет – люди Огненного Сокола его добьют. Так что поднятый мост даже выгодней.

– Есть еще одно… Во-первых, я плохо стреляю из арбалета. Во-вторых, в замке нет ни одного арбалета. Откуда такое странное условие?

– Видишь ли… Длина арбалетного болта позволяет точно определить, как глубоко в тело он вошел. – Красен кашлянул. Поймет или нет?

– А длина стрелы разве нет?

– Можно выстрелить укороченной стрелой, тогда поверхностную рану нетрудно принять за глубокую.

«Ну же, Прата Сребрян! Ты понял, о чем я говорю?»

– Я возьму стрелу нормальной длины. Укороченной стрелой выстрелить гораздо трудней, привычки нет. А если кто-то сомневается, пусть вынет стрелу из тела и посмотрит, достала она до сердца или нет.