– И что в таких случаях делал твой отец?

– По-разному… – шепнула Спаска. – Но чаще всего мы их обходили.

Вообще-то хлебное вино давно выветрилось из головы, чтобы желать встречи с лихими людьми, но обходить было обидно.

– Волче-сын-Славич… – зашептала Спаска. – Давайте обойдем. Пожалуйста. Все равно в лес потом сворачивать.

– Хорошо, – подумав, кивнул Волчок: право, не рисковать же безопасностью девочки из-за глупого куража.

Перебраться через канаву, полную воды, оказалось не так легко, и Волчок, конечно, сомневался, прежде чем подхватить Спаску на руки и перейти канаву вброд, – вода чуть-чуть не дошла до верха сапог, а Спаска ахнула и широко раскрыла глаза, глядя прямо ему в лицо. Волчок поставил ее на землю на другом берегу, смущенный и испуганный собственной бесцеремонностью, – снова стало сухо во рту и часто забилось сердце. Но Спаска лишь поправила плащ и двинулась в лес.

Не успели они пройти и сотни шагов, как впереди мелькнул огонек. И Спаска сначала шарахнулась в сторону, но вдруг приостановилась и словно прислушалась. А потом зашептала, приподнявшись на цыпочки:

– Волче-сын-Славич, вы на самом деле храбрый человек?

Волчок растерялся, не зная, что на это ответить.

– Ну… наверное…

– Там впереди – люди. Их много. И… это, наверное, страшные люди. Я хочу их увидеть. Простите меня…

– За что же?

– Я нарочно хотела свернуть в лес… В общем, я думала, здесь прячется один человек. А их много. Я вас обманула, на дороге никого не было…

– Это ничего, – усмехнулся Волчок и двинулся на свет.

Он совсем не чувствовал страха, даже когда пытался убедить себя в том, что это может быть опасно. Спаска шла по лесу бесшумно, будто и не ступала на землю вовсе, Волчок же успел позабыть единственный урок, полученный когда-то от Муравуша. Лес был густым, без подлеска, но сухие еловые ветки цеплялись за плащ, шуршали и пощелкивали.

Вскоре стали слышны голоса и виден костер на маленькой поляне. Еловые дрова с треском плевались смолой, огонь поднимался высоко, хорошо освещая людей вокруг него. И первое, что Волчок увидел за деревьями, – капитанскую кокарду гвардейца на шапке с собольей оторочкой…

Гвардейцев было только двое, оба из Особого легиона, а остальные, сидевшие вокруг костра, были одеты странно и в самом деле показались страшными людьми: островерхие куколи тенями закрывали лица, и в ярком свете огня казалось, что лиц у них нет вовсе – только черные бездонные ямы на их месте. Люди говорили, перекрикивая друг друга, потому и не услышали приближения чужих.

Волчок рассмотрел трех горбунов, двух стариков, столь дряхлых и немощных, что руки их, опиравшиеся на посошки, дрожали; кто-то держал в руках костыль, кто-то кашлял, кто-то постанывал. Убогие? Нет, среди них были и здоровые с виду мужчины. Раньше Волчок убогих не боялся, но сейчас именно от них исходила угроза, явственная, осязаемая… Может, оттого, что не было видно их лиц?

– Не надо нас запугивать! Нам нечего бояться! – шамкал трясущийся от слабости старик.

– Вы не знаете, с какой силой имеете дело! – визгливо кричал тощий низкорослый паренек.

– Погодите! Нас никто не запугивает! – пытался вставить широкоплечий горбун.

– Мы не поступимся ничем! Никаких уступок не будет! – хрипло каркал чахоточный старик между приступами кашля.

– Нам и не придется ничем поступаться! – гремел ему в ответ здоровенный малый.

– Это немыслимо: предлагать нам пособничать Храму!

Оба гвардейца молча и равнодушно слушали поднятый гвалт.

Целый час Волчок держал за руку Спаску, стоя неподвижно и из-за деревьев наблюдая за странной встречей, и почти ничего не понимал. Он был уверен, что кроме колдунов у Храма нет открытых врагов. Когда шум стих, начался спокойный разговор между широкоплечим горбуном (по всей видимости, главарем этой зловещей шайки) и капитаном гвардии.

– Мы знаем, что вами управляют злые духи чужого мира, – сказал горбун. – А они в последнее время слишком часто выступают на стороне колдунов.

– Злые духи не управляют Храмом, – спокойно парировал гвардеец. – И Стоящий Свыше сам недоволен их вмешательством в дела Храма. Именно поэтому я здесь.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Стоящий Свыше может ослушаться тех, кому учит поклоняться всех остальных? – захихикал чахоточный старик.

– Я не буду обсуждать здесь Стоящего Свыше. Но могу заверить вас, что Храм не предложит вам ничего, что противоречит вашему вероучению.

– Вероучение у храмовников, – поморщился горбун. – Наше служение основано на знании и подразумевает поддержку реальной, а не выдуманной силы.

И его слова, и манера держаться выдавали человека образованного, и Волчок удивился: что он делает среди отребья? Впрочем, кто сказал, что это отребье? Нельзя же судить по их одежде, у всех одинаковой: совсем не видно, что скрывают их широченные серо-зеленые плащи…

– Хорошо, хорошо, – отмахнулся гвардеец, – ничего, что не согласуется с вашим служением. Не подумайте, что я угрожаю, но согласитесь: Храм мог бы начать преследования болотников, однако не начал. Потому что у нас общий враг – колдуны.

Болотники – вот как их называют. Почему? И что это за реальная сила, которой они служат?

– Это мы уже поняли. И поняли, что в случае нашего несогласия Храму ничто не помешает начать преследования, – желчно произнес горбун и окинул взглядом поляну, словно проверяя: действительно ли все это поняли? – Так мы слушаем, что же от нас нужно Храму?

Гвардеец тоже поглядел по сторонам и заговорил тише, так что Волчок еле-еле расслышал его слова:

– Вы приносите в жертву болоту людей. И особенно оно любит детей, если я ничего не путаю.

– Оно любит колдунов и особенно детей колдунов, – не понижая голоса, ответил горбун. – Потому что колдуны – это угроза…

– Детей колдунов очень мало в округе, а болотников в Хстове и окрестностях достаточно, – оборвал его гвардеец. – Если в ближайшие два-три месяца вы принесете в жертву болоту больше детей, чем обычно, могу пообещать, что никто из болотников не будет в этом изобличен.

– Насколько больше?

– Ровно настолько, чтобы среди горожан поползли слухи о том, что колдуны воруют у них детей.

– Эти слухи ходят и без нас, – хмыкнул горбун.

– Чтобы эти слухи дошли до Государя и Государь был вынужден ответить преследованием, а не спасением колдунов.

– И это все?

– Не совсем. Это главное. Еще нам бы хотелось лояльности болотников к Храму и его гвардии, но здесь речь идет скорей о мелких поручениях… Гвардии иногда нужны надежные проводники или шпионы.

– Шпионить на гвардейцев я не стану! – выкрикнул тощий паренек.

– Услуги в пользу гвардии всегда щедро оплачиваются. А вы, юноша, если не ошибаюсь, страдаете бледной немочью, лучшее лекарство от которой – хорошая еда. Впрочем, шпионить вас никто не заставляет.

– Мне не нужна хорошая еда! – пискнул паренек, но его уже никто не слушал, потому что заговорил горбун:

– Если это все, что вы желали нам сообщить, то мы приняли это к сведению и передадим в другие общины.

– И когда я получу ответ?

– Никогда. Каждый сам для себя решит, помогать вам или не помогать. Каждый услышит свое веление и сделает так, как ему велит Блато. Мы служим не гвардии Храма и давать вам отчет не станем.

– Что ж… – усмехнулся гвардеец. – Храм останется верен своим обещаниям. До тех пор пока не убедится в бесполезности болотников.

– Мы не боимся Храма. А теперь покиньте нас. До утра не так много времени.

Оба гвардейца поднялись с довольными усмешками, а Волчок потянул Спаску назад, подальше от костра. Но гвардейцы направились не на тракт, а совсем в другую сторону – наверное, к деревне у края леса. Волчок думал, что без них болотники продолжат обсуждать предложение Храма, но ошибся: они лишь пели (верней, завывали) нестройным хором, хлопая себя ладонями по коленям все чаще и чаще, и это почему-то напомнило Волчку Лысую горку и песню «Татка, принеси мне солнца».