Сначала дело шло неважно: в первый раз согнувшись, Ковалев понял, что не может разогнуться… Выругался, сделал еще одну попытку поднять лопату со снегом и подумал было, что они все равно скоро уедут, зачем надрываться? Но… не хотелось, чтобы соседи думали (и говорили), будто он не смог даже снег расчистить после вчерашнего. Хорошо, что было темно и никто не видел, что он еле шевелится…

А в половине девятого к Ковалеву явилась Ириша. Ее бас он услышал уже на крыльце, испугался, что Хтон может на нее кинуться, и был чрезвычайно удивлен, увидев, что Ириша треплет пса за уши, приговаривая что-то о хороших собаках…

– С добрым утречком. Доктора вызывали? – спросила она весело.

– Проходите, – сказал Ковалев. Не гнать же ее прочь?

– Меня Татьяна к тебе отправила, – пояснила Ириша, снимая пальто. – Говорит, ты наверняка в травму не поехал.

– Не поехал, – поддакнула Влада.

– Напрасно. Знаешь, как бывает? Внутричерепная гематома, например. Кажется, все нормально, а через сутки раз – упал и умер.

Влада уронила на пол ложки, которые мыла после завтрака.

– Я заметил, что жить вообще опасно: того и гляди умрешь, – процедил сквозь зубы Ковалев. – Не от собачьего укуса, так от гематомы, или как у вас синяки называются?

– Береженого бог бережет, – ответила Ириша. – Тебе Татьяна медосмотр назначила, без него на обед тебя не пустит.

– Я не пойду на обед. Мы уезжаем сегодня.

– Обиделся? А нечего обижаться. Я говорила, что это Алька порчу на тебя наводит.

– Наслала на персонал санатория острое желание позвонить в полицию?

– Какая Алька? – Влада навострила уши.

– Так Ангелина, Инкина мать, – без задней мысли объяснила Ириша. – А что ты хотел, когда забирал ребенка? А если бы у него приступ случился по дороге? А если бы он поскользнулся и ногу сломал? Ты представить себе не можешь, сколько бы у нас было проблем и какая это ответственность. Оно нам надо? Мы родителям и то под расписку детей отдаем. А тут – чужой мужик ребенка забрал!

От «медосмотра» отвертеться не удалось. Ириша сказала, что тошнота и рвота – стопроцентный признак сотрясения, но, судя по всему, нетяжелого. Посоветовала вместо поспешного отъезда дня три полежать в кровати. Поводила молоточком перед глазами, пощупала живот, постучала по коленкам и пояснице, спросила, нет ли крови в моче. Ковалев ответил, что понятия не имеет.

– А ты проверь, – сказала Ириша. – Хроником хочешь стать?

Спасибо, что не сюсюкала и не ужасалась… Но более всего ее удивили ссадины недельной давности, оставленные челюстями сома…

– Это как тебе удалось так ободраться? Нарочно, что ли?

Говорить, что его укусила рыба, Ковалев не стал.

– В дырку на мостках провалился, когда из бани в воду нырял.

Ничего более правдоподобного в голову не пришло. Ириша не поверила, но спрашивать больше не стала.

Список лекарств она отдала Владе.

Через полчаса после ее ухода, когда Влада собиралась в санаторий за Аней, у калитки появилась Татьяна Алексеевна собственной персоной. В отличие от Ириши, трепать Хтона за уши она побоялась, и тот, почуяв ее страх, рычал зло и грозно.

Татьяна вежливо расспросила о самочувствии Ковалева, рассыпалась в извинениях за своих подчиненных, ни слова не сказав о своих связях.

– А кто такой Игорь Моисеевич? – все же спросил Ковалев.

– Главврач областной больницы, – сдержанно ответила она. – Кстати, никто меня туда не вызывал. Я приехала, попила чаю и поехала обратно.

– Вы о моем самочувствии пришли узнать? – намекнул Ковалев, когда ушла Влада.

– Конечно нет, – улыбнулась Татьяна. – Я хочу поговорить с вами начистоту. И, наверное, стоило сделать это раньше.

Ангелина говорила, что Татьяна верит только в то, что трогала своими руками… Может, хотя бы у нее нет никаких странных фантазий?

– Ирина Осиповна сказала, что вы собираетесь уехать. Я пришла попросить вас не уезжать. Ну хотя бы до понедельника.

– Полежать в кровати, что ли? – фыркнул Ковалев.

– Я сомневаюсь, что вы будете лежать в кровати. Давайте я попробую вам все объяснить. И начну издалека. Когда-то, очень давно, я дружила с вашей матерью…

– Да, об этом мне рассказала Ангелина Васильевна.

– Вряд ли она знает все подробности той ночи, когда погибла ваша мать. Дело в том, что мы с братом были у Наташки в ту ночь. И я, и Мишка… мы до сих пор считаем, что виноваты в ее гибели. Пусть косвенно, но виноваты. За это ваш отец всю жизнь плевал Мишке под ноги… Меня он не винил, потому что я женщина и вроде как имела право испугаться, а Мишке не простил малодушия, так и не простил, хотя и не рассказывал об этом никому.

Еще одно покаяние?

– И что же случилось той ночью?

– Понимаете, я до сих пор считаю произошедшее не совсем правдоподобным. Но я видела все своими глазами. Я не верю ни в какие сверхъестественные силы, я вообще рациональный человек. Я доктор наук, наконец…

– Не оправдывайтесь. Я уже привык, что тут все немного чокнутые.

Татьяна не обиделась, лишь попыталась скрыть улыбку.

– Ваша мать приехала сюда после четырехлетнего отсутствия. Раньше мы дружили вчетвером, но Зоя… Романовна просто ее возненавидела, еще раньше, до отъезда. А Ангелине, как вы уже знаете, бабка нагадала…

– Да, я слышал, что она насылает на меня порчу.

– Насчет порчи – это полная чушь, конечно. В общем, мы тогда раскололись, я поддерживала Наташку, а Ангелина – Зою. Я одна знала, что вашим отцом был наш Федька Смирнов, а не приезжий Валерик Орлов, царствие небесное им обоим. Но в те времена не было никаких тестов ДНК и доказать это Наташка не могла, тем более что Валерик раззвонил всем, что она с ним спала. Простите за грубость. Он нагло врал. Но дело не в этом, конечно. Она привезла вас сюда, чтобы все увидели, на кого вы похожи. Но, если честно, тогда сходство в глаза не бросалось. Так, как бросается сейчас. Мне довелось тетешкать вас на коленях, я помню вас славным карапузом. Завидовала Наташке: она моложе на два года, а у нее уже ребенок… А когда вы явились в санаторий, такой высокий, такой взрослый, с дочерью, я вас не узнала. Верней, я в первую секунду приняла вас за вашего отца.

– Так что же произошло той ночью? – кашлянул Ковалев.

– Та ночь не имеет никакого отношения к тому, чей вы сын. В ту ночь у Надежды Андреевны было дежурство, а Наташка еще в первый день пожаловалась мне, что ночью слышала домового. Мы отнеслись к этому как к игре, как к сказке, понимаете? Будто детство вернулось, когда мы друг дружке страшные истории рассказывали. А Наташка всегда боялась темноты и страшных историй не любила. И она попросила меня переночевать у нее, боялась остаться в доме одна. Я рассказала про домового Мишке, а он тогда собирался поступать в семинарию, желание для советского юноши неожиданное и в некотором роде предосудительное. Голова у него была забита всякой ерундой, тогда о вере он имел смутные представления. А тут обрадовался возможности сразиться с нечистой силой, поехал в церковь – тогда было мало действующих церквей, – и раздобыл святой воды. Договорился с батюшкой об освящении этого дома. Из церкви он вернулся поздно, добирался в Заречное на попутках и пришел к Наташке ближе к полуночи. Вы спали в маленькой комнате, – Татьяна показала на дверь, – а мы сидели в большой, погасив свет, – ждали появления домового. Вы, наверное, понимаете, что если очень хочется что-то услышать, обязательно услышишь. А если еще и заводить друг дружку… В общем, нам показалось, что в доме кто-то есть. И Мишка принялся читать молитвы и брызгать по углам святой водой. Вы даже представить себе не можете, как это было смешно…

Татьяна прервалась, покачав головой. И слово «смешно» она выговорила с горечью.

– Так вот, дальше и случилось нечто фантастическое, чему я так и не смогла найти рационального объяснения. Сначала хлопнула дверь на веранду. Потом, как положено, по дому прошел холод, но, скорей всего, насчет холода мы себя накрутили. Мои субъективные ощущения можно не принимать в расчет, но, знаете, чем громче Мишка читал молитву, тем мне делалось страшней. Я просто оцепенела от ужаса. И Мишка… понимаете, я вижу: он не просто так молитву все громче читает, он, можно сказать, от страха кричит. Чем ему страшней, тем громче он слова выговаривает. Наташка тоже оцепенела вся, мы за руки держались, я чувствовала, как дрожит ее рука. И тут вы закричали из маленькой комнаты: волк, мама, здесь волк! Наташка бросилась к вам, открыла настежь двери… Вы спали с ночником, она включала красный фонарь для печати фотографий, если знаете, что это такое…