– Нет ничего предосудительного в желании подростка поговорить с психологом, – загадочно улыбнулась Инна.

– Инна Ильинична, вы же понимаете, что никакого желания получить консультацию у него нет – он просто хочет отвертеться от молебна.

– Вы знаете мое мнение: я считаю, что беседа с психологом для подростка полезней церковной службы. – Инна снова изогнула губы в улыбке. – А я знаю, что вы моего мнения не разделяете.

– Во время молебна вы не сможете с ним беседовать, на ваше попечение оставлен его брат, – холодно вставила Зоя.

– Я думаю, мы поговорим во время процедур, а после разговора Витя пойдет на физиотерапию, – согласилась Инна.

– Во время процедур с ним могу поговорить и я, раз уж он так хочет консультации психолога.

Ее непременное желание обломить Селиванова вызвало у Ковалева раздражение, но это уж точно его не касалось, и он промолчал. Однако Инна и сама справилась с ситуацией:

– Зоя Романовна, мне кажется, что Татьяна Алексеевна нуждается в вашей помощи в молельной комнате, а потому поручила бы беседу с мальчиком штатному психологу.

Намек был прозрачен, и Ковалев почему-то не сомневался, что Татьяна разрешила бы спор в пользу Инны.

– Второй завтрак откладывается, – сказала Инна Ковалеву, когда все разошлись. – Но не отменяется. Я думаю, не устроить ли во время молебна что-то вроде пикника на берегу реки? Дети любят пикники.

Ковалев не возразил, хотя погода явно не располагала к пикникам.

Аня и Павлик одевались возле своих шкафчиков, когда к дверям подъехал внедорожник отца Алексия. Зоя Романовна ожидала батюшку в холле и шагнула навстречу, когда распахнулись двери. А потом поцеловала протянутую руку… Ковалев отшатнулся от неожиданности и захлопал глазами – приветствие, по-видимому привычное обоим, вызвало у него и гадливость, и даже некоторую жалость к Зое, женщине, очевидно, гордой и независимой.

Однако вид ее был кротким, а батюшка явно не гордился своим положением.

Тем временем Зоя кивнула отцу Алексию в сторону Ковалева, и батюшка направился к детским шкафчикам вместе с нею. Павлик опустил руки с зажатой в них шапкой и вздохнул. Нет, не испугался, не съежился – только лицо его стало усталым и равнодушным.

– Павлик, что нужно сказать? – опередила батюшку Зоя Романовна.

– Здравствуйте, батюшка, – механически выговорил мальчик, а отец Алексий небрежно протянул руку для поцелуя и ему. Павлик замешкался и неуверенно глянул на Ковалева, будто испрашивая совета, но отец Алексий выкрутился – погладил ребенка по голове.

– Здрасте, батюшка, – вслед за Павликом повторила Аня, но ей отец Алексий только улыбнулся – и она заулыбалась ему в ответ.

Батюшка присел перед Павликом на одно колено – чтобы не смотреть на него сверху вниз, – и доверительно произнес густым певучим голосом:

– Мне рассказали, что ты принять крещение не хочешь. Правда ли?

Павлик посмотрел в потолок и пожал плечами.

– Я тебе так скажу: не хочешь – никто тебя не приневолит. Ты уже отрок, тебе семь лет давно исполнилось, и никто за тебя решать не вправе. – Батюшка выразительно посмотрел на Зою. – К крещению надо идти с верой, с открытым сердцем, с чистой душой. Сейчас одевайся, а перед обедом еще поговорим об этом, согласен?

Павлик снова закатил глаза и кивнул.

Батюшка не без труда поднялся и обратился к Ане – будто добрый дедушка.

– А ты, егоза, не хочешь креститься?

– Мне папа не разрешит, – не задумавшись ответила та. – Мы в Бога не верим, потому что в Бога верят слабые люди, кто в себя не верит. Они выдумали Бога нарочно, чтобы им легче жилось.

Отец Алексий искренне рассмеялся.

– А ты, значит, сильная? – спросил он беззлобно.

– Пока я маленькая и слабая, у меня есть папа и мама. А у кого мамы или папы нет, тем приходится верить в Бога. Вот у Павлика есть сильный взрослый брат, и ему тоже верить в Бога необязательно.

– Бог – он не только для того, чтобы защищать. С Богом в душе человек добрей и чище, – грустно улыбнулся батюшка и провел рукой Ане по голове, глядя при этом на Ковалева.

Инна усмехнулась:

– Вам ли не знать, отче, что добрей и чище человек может быть и без Бога в душе.

– Да нет… Тут я иначе смотрю: человек, может, в Бога и не верит, а все равно с Богом в душе живет.

– Не надо приписывать Богу заслуги человека, – отрезала Инна. – Хотите объясню, как у человека формируется совесть и что́ заложено в его природу генетически? А Зоя Романовна вам напомнит основные христианские догматы, прочтет Символ Веры и расскажет, что ваш бог думает о добрых и чистых, но неверующих людях.

Павлик, тем временем нахлобучивший шапку на голову, бочком направился к двери, и Аня решила от него не отстать.

Инна посмотрела на отца Алексия и вдруг кокетливо улыбнулась – от этой улыбки и у Ковалева мурашки побежали по спине, а батюшка едва не пустил слюни. Ведьма… Может, ее мать старше и опытней, но не обладает и десятой долей способности дочери к соблазну. Странно, но именно тут Ковалев со всей очевидностью понял, что, захоти Инна, он бы давно бегал за ней, как бычок на веревочке, забыв о жене и дочери.

– Ведьма… – прошипела Зоя, оскалившись, и осенила себя крестным знамением.

– Ну да, летаю на шабаш каждое полнолуние, – кивнула Инна и, пригнувшись к отцу Алексию, игриво шепнула ему на ухо: – Совокупляюсь с Сатаной.

Отец Алексий покраснел так, что у него на лбу выступил пот, и взялся за крест на груди. Однако нашел в себе силы шутливо покачать головой:

– Бесстыдница ты, Инка. Разве ж можно с монахами так шутить?

– Боитесь соблазна дьявольского? Не бойтесь. Устоите – гордиться сможете. Не устоите – покаетесь, и Бог простит.

– Глупая ты девчонка. Бог-то, может, и простит, а сам себя человек не так-то легко прощает.

– Думаю, это одна из миссий Бога – помогать человеку договариваться со своей совестью.

– Ведьма… – повторила Зоя со злостью.

– Да. Самая настоящая. – Инна вскинула на нее глаза. – Ведаю. Ведаю, что в следующее воскресенье случится беда – вашими стараниями. Ведаю, батюшка, – она повернулась к отцу Алексию, – что скоро к нам приедут чернецы на дорогих черных машинах. Вы человек чистый и добрый, какое же зло с их помощью вы хотите побороть? Неужели хтона?

– Дьявол многолик, – уклончиво ответил отец Алексий, покосившись на Ковалева. – Имя ему – легион.

– Вы, я так понимаю, собираетесь выступить против этого легиона? Осторожней, батюшка. Это я вам как ведьма говорю.

– Угрожаешь? – Зоя сузила глаза.

– Нет, – криво и страшно усмехнулась Инна. – Ведаю. Зоя Романовна, ваше черно-белое представление о добре и зле есть само зло. Вы не о людях печетесь, а о своем ревнивом боге. А мы с отцом Алексием думаем о людях, не правда ли, батюшка?

Тот замялся, бросив взгляд на Зою.

– Вы, отче, вместо Зои Романовны лучше Сергея Александровича в помощники возьмите, – продолжала глумиться Инна.

Эти слова батюшку неожиданно смутили, но ему на помощь, цокая каблуками, уже спешила Татьяна Алексеевна.

– Знаете, о чем меня спрашивал Селиванов? – как ни в чем не бывало заговорила Инна по дороге на берег.

– Наверное, пугал обнародованием вашей людоедской сущности?

– Он, конечно, попытался, но быстро свернул с этой кривой дорожки. Первый вопрос, который он мне задал, это есть ли в Заречном библиотека! Представляете? – Она звонко рассмеялась, а Павлик, державший ее за руку, втянул голову в плечи.

– Может, он решил что-нибудь почитать, – хмыкнул Ковалев.

– Нет, он хочет найти в библиотеке информацию о Бледной деве. Наивный ребенок, в триллерах герои всегда ищут информацию в подшивках старых газет, которые лежат в библиотеках. Ему невдомек, что советские газеты не освещали таких событий.

– И что вы ему ответили?

– Я отправила его к Ирине Осиповне.

– Подлечиться, что ли?

– Нет, она помнит эту историю и с удовольствием ее расскажет.