– И все-таки пусть будет Вивальди.

Пластинка шипела и щелкала, и «Зима» из «Времен года» зазвучала странно и неожиданно тревожно. Инна повела Ковалева дальше, не задержавшись в «жилой комнате», – и звуки музыки показались потусторонними, чужими, доносившимися будто из другой жизни…

– А это… – Инна помедлила и показала на дверь в конце темного коридора. – Это выход…

– Я так думаю, в царство мертвых? – хмыкнул Ковалев.

Она пожала плечами.

– И что, можно заглянуть туда одним глазком?

– Она заперта снаружи.

– Что-то мешает вам ее отпереть?

– Когда пойдем назад, я покажу вам ее снаружи.

Инна вернулась ко входу, поставила керосинку на тяжелый стол и знаком показала Ковалеву на табуретку.

Тревожная потусторонняя «Зима» сменилась тоскливой потусторонней «Осенью», шепелявой и еле слышной… Сумеречный свет из окна перебивал свет керосиновой лампы, и маленький огонек не делал дом ни теплей, ни светлей. Неуютно в нем было и холодно. Уныло.

– Я сейчас скажу вам то, что сказала бы дяде Феде, если бы он был жив. Вы можете посмеяться, можете забыть о моих словах – это ваше дело.

Инна замолчала, но Ковалев не стал ей подыгрывать и не попросил продолжить.

– Я услышала… Случайно услышала… Крестный ход, чудотворная икона – это бутафория. Помните, я говорила, что в православии существует экзорцизм, только экзорцизмом не называется? Об этом не принято распространяться, и, насколько мне известно, эти люди стоят довольно высоко в церковной иерархии… Они приедут сюда. Я не совсем в этом уверена, это слухи, но… весьма достоверные слухи. С тех пор как дядя Федя утонул, река и так берет себе слишком много людей, а если серьезные люди начнут проводить серьезный обряд…

Ковалев прокатил желваки по скулам: привычка Инны недоговаривать выводила из себя.

– Что случится, если серьезные люди начнут проводить серьезный обряд?

– Я думаю, реке это не понравится. И самое малое, чем она ответит, – это возьмет еще одну жертву. Я присматривалась к Павлику, а увидела метку жертвы у его брата…

– Если Селиванов снова поедет в райцентр на промысел, он несомненно станет жертвой местной гопоты, – кивнул Ковалев. – А если будет шастать ночью по болотам, то рискует провалиться в канаву и стать жертвой тяжелого простудного заболевания.

– Здесь есть места, где можно провалиться глубже, чем по колено. Их немного, но они есть. Восемь лет назад тут утонул мальчик из санатория, об этом теперь рассказывают страшные истории про бабку Ёжку.

– Да, я слышал что-то такое… От Селиванова, кстати. Но он говорил, что мальчиков было двое.

– Да. Второй умер по дороге в больницу.

– От чего, интересно?

– Вы не поверите. От отравления алкоголем. У него с собой был литр водки, он с перепугу выпил все.

– Винтом, что ли? – не поверил Ковалев.

– Нет. По глоточку, но довольно быстро. На голодный желудок. Плюс переохлаждение, стресс, переутомление. Пятнадцатилетнему мальчишке хватило.

– А бабка Ёжка при чем?

– Его нашла баба Ксеня, меня послала за врачами. Я тогда еще школьницей была, чуть-чуть его постарше…

– Можно вопрос? А то, что второй мальчик утонул, известно со слов его товарища, умершего от отравления алкоголем? То есть пьяного вусмерть, в прямом смысле…

– Второй числится пропавшим без вести, но я не могу не знать, как он умер.

– А-а-а… – понимающе протянул Ковалев.

– Кстати, как ваша рука? – Инна переключилась на другую тему излишне резко и задала вопрос нарочито громко.

– Волшебная сила антибиотиков помогла, спасибо.

– Поедете в ЦРБ на перевязку?

– Не сегодня, в пятницу поеду. Вечером. Травма круглосуточно работает.

– Я скажу вам еще кое-что. Вам помогла не волшебная сила антибиотиков, а ваша собственная волшебная сила. Этот укус – что-то вроде прививки от множества болезней, выработка антител. Ваш организм справился с инфекцией, а это тоже метка, как болезнь Ани.

– Я уже говорил – удобное объяснение, его невозможно опровергнуть. Но это не значит, что оно верное.

– Можете не сомневаться, хтон укусит вас еще раз – закрепить результат, – усмехнулась Инна.

– А почему не семь раз? Ну или хотя бы три, как в сказке?

– Я не знаю. Надо посмотреть в справочниках, в каких случаях требуется более двух прививок.

– У вас есть справочники по волшебству?

– Я имела в виду медицинские справочники.

Снаружи задней двери просто не было – и в этом Ковалев не нашел ничего волшебного.

«Ириша» была столь любезна, что вышла в холл встретить Ковалева и предложила перевязать ему руку. И сделала это так, что отказ выглядел бы детским капризом.

– Ты с Инкой-то поосторожней… – проворчала она, уже размотав бинт, когда Ковалев точно никуда бы от нее не делся. И на «ты» перешла незаметно и органично. – У тебя жена-красавица, на кой тебе Инка сдалась? Алька тебя за нее со свету сживет. Она ведьма, Наташку со свету сжила, и тебя сживет…

– Ирина Осиповна, вы же врач. Что вы глупости повторяете, как деревенская бабка?

– Я и есть деревенская бабка. Я Альку на пятнадцать лет старше. Ты не знаешь, небось… А ей Аксинья еще в детстве нагадала, что сын Наташки погубит ее единственную дочь. Твоя тетя Надя смеялась – надо же такое придумать! Они еще без лифчиков купались, соплюхи были совсем – какие там сыновья и дочери! Ан вишь ты… Как повернулось-то. Приезжаешь ты – и сразу к Инке клинья подбивать!

– Я не подбиваю к ней никаких клиньев, – проворчал Ковалев.

– Да ты не понимаешь, что ли? Девка в нашей глухомани торчит, кроме Сашки ей и глаз положить не на кого – и тут является такой вот «настоящий полковник»!

– Я майор…

– Какая разница?

– У меня жена и дочь, мне ваша Инна даром не нужна! – вспылил Ковалев.

Он понимал, что жалко и неубедительно оправдывается.

– Ох, дурак… – «Ириша» покачала головой. – Алька как раз беременная была, когда Наташка сюда с тобой приехала. И чем дело кончилось, а? Вот к бабке не ходи – Алька тебя погубить хотела, а не ее. А теперь еще сильней хочет. Порчу наводит. Чего тебя собака укусила, а? Просто так, думаешь? Алькина работа, я тебе точно говорю. Вот в Бога ты не веришь, в церковь не ходишь – а ведь помогло бы.

– Спасибо, мне и антибиотики неплохо помогают… – поморщился Ковалев.

– Собаку не изловил еще?

– Нет.

– Я подумала тут… Может, и в самом деле не надо ее ловить… Искусает еще хуже, если это Алькина работа.

– Вы представить себе не можете, какую ерунду говорите…

– А ты слушай, что старшие говорят. Я плохого не посоветую. Алька и бабушке твоей потом ерунды наговорила, что ты утонешь здесь. Надя переживала очень, она племянницу как дочь родную любила, а осталась после этого одна-одинешенька. Она себе до самой смерти простить не могла, что взяла тогда дежурство. Ну, в ту ночь, когда Наташка утонула. Все твердила, что Наташка к ней через мост бежала, в санаторий. Ерунда, конечно. Это Алька на нее порчу навела, помутнение рассудка. Да еще какой грех на вашу семью повесила – до седьмого колена. Анечка потому и болеет, за бабкин грех.

– Вы это всерьез – про порчу? – вздохнул Ковалев. – Ну вы же образованный человек, ну какое помутнение рассудка можно на человека наслать, а?

Фантазии в Колином духе – и белую горячку экстрасенсы могут у человека вызвать, согласно науке эзотерике.

– Я тебе про дьявола говорить не буду, ты не поверишь. Но я так скажу: иногда злым словом человека погубить можно, и не только словом – злым помыслом.

– Вы перевязку будете делать или как? – Ковалев устал от странных фантазий, а спорить и тем более хамить «Ирише» ему не хотелось.

– Буду, буду. – Она взялась за присохшую к ране салфетку и сорвала ее одним уверенным движением. – Не больно?

– Нормально.

– Сейчас парни такие нежные стали, ссадину йодом помазать и то под новокаином требуют. Да еще и скандалят. Позорище! – «Ириша» посмотрела на ранку. – Гораздо лучше стало, не то что вчера. И гноя не видно. Ты антибиотики пьешь?