- Я не знаю, - Млад опустил голову.

- Попытайся спросить богов. Лучшие люди Новгорода будут стоять за тобой и разделят ответственность перед богами за твой спрос. Это я тебе обещаю.

Млад покачал головой:

- Я не могу такого пообещать. Мне надо подумать. Мне надо понять, имею ли я на это право.

- Я не тороплю. Подумай, - кивнул Родомил.

Млад вышел от него довольно поздно, когда не только в наставничьей слободе, но и в коллежских теремах погас свет. Ветер к ночи усилился, как Млад и предполагал, снег валил густо, и он не сразу разглядел Дану, шедшую ему навстречу, - даже ее шагов за воем ветра не было слышно.

- Ты чего? - он улыбнулся.

- Тебя долго не было. Я же говорила, что боюсь за тебя сегодня.

- Ты выдумываешь, - Млад взял ее под руку. - Ветер. Когда воет ветер, всегда тревожно.

- Почему? Ты наверняка знаешь, почему.

Они двинулись в сторону ее дома по засыпанной снегом тропинке.

- Ветер приглушает звуки, а метель ухудшает видимость. Незримая опасность всегда пугает сильней. Даже если ее нет, - Млад рассмеялся - она ждала от него совсем другого ответа.

- Смеешься надо мной?

- Ну хорошо. Потому что ветреной ночью мы лучше чувствуем мир нави. Потому что в метели от нас прячутся существа, которым здесь не место… Так тебе нравится больше?

Дана толкнула его острым локтем в бок и тоже рассмеялась. Млад сделал серьезное лицо, приложил палец к губам, приостановился и глазами показал в снежную тьму. Она тут же перестала смеяться, и он почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь: она испугалась! Он рассмеялся снова, увлекая ее за собой, и снова получил локтем в бок. Но три тени вышли из снежной круговерти совсем с другой стороны, отделившись от чьего-то крыльца, - Млад поздно их заметил. Ничего общего с миром нави они не имели… И намерения их не вызвали сомнений: добрые люди не двигаются столь быстро и молча, словно волки, окружающие жертву со всех сторон.

Если бы рядом с ним не было Даны, он бы, наверное, растерялся. Все, на что ему хватило времени, - это отступить в сторону, к ряжу колодца, отодвигая Дану себе за спину. В голове мелькнула мысль: в такую метель нельзя метнуть нож издали - не рассчитать линию движения, ветер помешает. А ножи оказались в руках у всех троих.

Дана закричала так пронзительно, что у Млада заложило уши. Ему самому не пришло в голову звать на помощь. Впрочем, ветер и снег заглушили ее крик, но тот немного испугал нападавших: двое из них приостановились, оглядываясь по сторонам, словно воры, пойманные за руку. Третий же, шедший чуть впереди, не заметил их задержки и шагнул к Младу, уверенный, что их все еще трое, - это и спасло Млада от мгновенного поражения. Поединка он не боялся, ощущая не только собственную правоту, но и присутствие Даны за спиной.

Серое лезвие вынырнуло снизу, нацеливаясь в живот, Млад не мог уйти в сторону, чтобы не подставить Дану, а перехватить руками такой удар не умел. Дана закричала снова, еще громче и отчаянней. Он подался назад, прижимая ее к колодцу, - нож вспорол полушубок, но до тела не достал. Млад ухватил запястье нападавшего обеими руками - тот был силен, гораздо сильней Млада. И гораздо искушенней в обращении с ножом. Если позволить ему уронить себя в снег, Дана останется беззащитной перед двумя другими! Млад старался выкрутить руку, сжимавшую нож, нападавший ударил левой рукой в лицо, так что с головы скатился треух, а потом повторил удар дважды, чуть ниже виска, надеясь, что боль разожмет противнику пальцы. Но неожиданно это повернулось против нападавшего: Млад почувствовал силу, которая позволяла ему плясать на углях голыми пятками. Нож бесшумно ушел в снег - рука нападавшего вдруг разжалась, но уже через мгновенье встречная сила словно ударила Млада в лицо, заставив пошатнуться. Глаза нападавшего приблизились, и Млад узнал Градяту.

Двое других бросились на него одновременно, но натолкнулись на невидимый щит. Младу оказалось достаточно короткого взгляда, чтобы оба они попятились назад: если в них и была заложена какая-то potentia sacra, то рядом с ним она померкла, обратилась в ничто. Только Градята не отступился от задуманного, круша этот щит острым взглядом темных глаз: его левая рука ухватила Млада за горло, но не сжимая, а надеясь разорвать глотку.

Дана кричала и звала на помощь.

Как на войне: или ты убьешь его, или он - тебя… В пятнадцать лет, в открытом бою, Млад не задумывался о неестественности такой драки. Она не казалась ему столь безобразной, какой предстала перед ним сейчас. Рвать врага руками, до смерти, не считаться ни с чем, забыть о правилах. Главное - убить. Выдавить глаза, разодрать рот, вбить в мозг переносицу, сломать шейные позвонки, снести череп с хребта ударом в подбородок…

Они катались по снегу, и Млад не чувствовал ни боли, ни усталости, ни злости. Он словно смотрел на себя со стороны и ужасался самому себе.

Крики Даны сделали свое дело: их услышали, и кто-то уже бежал им на помощь - с факелами и с топорами. Двое нападавших, почуяв поражение, поспешили уйти в темноту: Млад и их видел, словно стоял чуть в стороне, наблюдая, а не прикрывал лицо от бившего его головой Градяты. И видел на лице Даны ужас и боль, и смотрел, как от своего дома бежит Родомил с криком: «Задержи его, не дай ему уйти!»

Но никто из тех, кто пришел помочь, не сумел приблизиться к драке, так же как товарищи Градяты не смогли тронуть Млада: невидимый щит окружал их обоих, это был их поединок, и Градята его проигрывал. Он уже не стремился убить, он хотел уйти, Млад чувствовал это. Противнику удалось подняться, но Млад ухватил его за ногу и снова уронил в снег. Тот ударил по пальцам сапогом, вскочил снова и побежал, но Млад встал на колени, хватая его за полу полушубка.

- Держи его, держи! - отчаянно закричал Родомил. - Он снова уйдет! Держи!

И в этот миг Градята повернулся к Младу лицом: решительный, холодный взгляд его поразил своей отстраненностью - так смотрит человек, которому нечего терять. Перед глазами вспыхнуло белое пламя с радужными разводами - пламя, которым горит сера. Млад отшатнулся: нестерпимый жар ударил в лицо, и огненный меч полоснул его через грудь, от плеча к правому боку, и собственный крик эхом забился между висков, словно хотел проломить кости черепа…

Падая в снег, Млад видел, как Градята уходит - скорым шагом, не оглядываясь, навстречу воющему ветру и снегу, летящему в лицо. Родомил шагнул за ним, но остановился и даже попятился, качая головой. Млад не успел вздохнуть, как чужак, наделенной странной силой, скрылся в темноте и метели.

Дана стащила с Млада рубаху: прозрачная, сухая пленка, покрывавшая рубец на груди, лопнула, образовав глубокую трещину, сочившуюся сукровицей. Родомил, ходивший из угла в угол, подошел к лавке, где сидел Млад, и нагнулся, рассматривая рану.

- Ты закрыл мне свет, - проворчала Дана, промакивая сукровицу полотенцем.

Родомил не обратил на ее слова внимания.

- Что он сделал перед тем, как уйти? - спросил он Млада. - Ведь ты был сильней его? Или мне это показалось?

Млад помолчал: он еще не успел обдумать происшедшее. У него болела порванная губа - гораздо сильней, чем рубец на груди, - и мешала ему сосредоточиться. На лице почти не осталось следов драки, разве что чуть ниже виска наливался кровью неподдельный синяк и потихоньку сползал под глаз. Немного побаливал разбитый нос, и горела ободранная ногтями Градяты шея. Словно драка эта не была настоящей, словно все произошло понарошку. Млад тронул губу пальцем: ему казалось, она разорвана, самое малое, на полвершка, на деле же палец с трудом нащупал махонькую ранку в углу рта.

- Не шевели руками, - велела Дана.

Родомил сел за стол и повторил вопрос:

- Что он сделал, а? Что это было?

- Он не мог меня убить. И я его - тоже, - сказал Млад, пропуская вопрос главного дознавателя мимо ушей. - Он понял это и захотел уйти. Рано или поздно сила бы его иссякла, и тогда ты взял бы его голыми руками. Я не знаю, как это выглядело со стороны, но мне казалось, что от его удара головой в нос у меня должны были проломиться кости…