В тот час, когда Иннот в ночном ресторанчике поглощал одно за другим деликатесные блюда, спешно восстанавливая силы, захваченный пиратами круизный лайнер оказался ввергнут в безумие разбушевавшихся стихий. Сгущавшиеся весь день облака к вечеру слились в огромную, иссиня-чёрную тучу. Ночь наступила часа на три раньше обычного — страшная мгла заволокла всё вокруг. Гром рокотал непрерывно и с такой силой, что, казалось, сейчас лопнут барабанные перепонки. Вспышки молний полосовали клубящуюся тьму за бортом; струи дождя хлестали со всех сторон. Баллон .. дирижабля раскатисто гудел, резонируя, и этот звук заставлял сжиматься в судорожном инстинктивном страхе все внутренности. Даже обезьянские пираты перестали зубоскалить и попрятались на нижних палубах и в рулевой рубке, задраив люки и предоставив пленников самим себе.

Хлюпик и Адирроза выбрались из бассейна. Пенистые потоки, стекая по оболочке дирижабля, стеклянистой завесой рушились вниз, на палубу. Дрожа от холода, Хлюпик всё-таки заставил себя сделать несколько шагов и оказался под хлещущими струями. Отфыркиваясь, он запрокинул лицо, с острым наслаждением чувствуя, как стремительно вымываются из волос присохшие нечистоты. Остальные пассажиры несмело шевелились, переваливались через бортик бассейна, брели, похожие во вспышках молний на неведомых чудищ, к фальшборту и окунались в дождь.

Ветер усиливался; теперь струи воды летели почти горизонтально вдоль палубы, закручиваясь на лету миниатюрными смерчиками, и тяжкими плюхами били в лицо. Дирижабль стало мотать из стороны в сторону. Внезапно, при близкой вспышке молнии, Хлюпик заметил, как по уходящему в ночь буксирному канату движется ползком что-то мохнатое и оскаленное. Обдав его пронзительными запахами мокрой шерсти и страха, мимо протопал огромный пират.

— Балласт за борт, сукины дети! — завопил он, грохоча кулаком в стены рубки. — Всё лишнее за борт! Даридуда, старый пень, куда же ты смотришь, шкот те в глотку и якорь в задницу, — корабль сейчас рухнет!!!

В рубке тотчас поднялась суматоха.

— Облегчить судно! — крикнул Даридуда, выскакивая под дождь, и поскользнулся, хватаясь за дверную ручку.

Пираты, совершенно не обращая внимания на пленников, суетливо забегали по палубе. Вниз полетели мешки с балластом.

— Газу в баллон добавить! — распорядился старый пират.

— Газу и так полно — дальше некуда! — прокричали ему. — Надо облегчить корпус!

— Руби мачты!

— Нет! Не сметь! — безумно сверкая глазом, заорал Даридуда; в уголках губ его выступила пена.

Гориллообразный Рахит взял старика за грудки и без видимых усилий оторвал от палубы. Ветхая тельняшка на груди пирата затрещала.

— Протри иллюминатор, оторва! Иначе нам не удержать его в воздухе!

Командор Блэвэ дёрнул Рахита за рукав. Испоганенную форму командор сбросил, оставшись в одних длинных чёрных трусах. Мокрый до нитки, взъерошенный, трясущийся от холода, сейчас он совершенно не походил на того элегантного лощёного офицера, каким был утром.

— Тебе ещё чего?!! — рявкнул пират.

— Вода! Вода из бассейна! Она растеклась по нижним палубам! Надо дать ей ход! Пробить днище!

— Ты слышал?! Делай, как он говорит! — взвизгнул Даридуда. — И поставь меня на палубу, ты, урод! Иначе я тебе самому глаз выколю!

Гориллоид с проклятиями разжал пальцы и кинулся вниз, опираясь сразу на четыре конечности.

— Чего раззявились?! — рявкнул вдруг один из пиратов на пленников. — А ну марш в бассейн! Законопатить все дыры, живо!

Хлюпик шагнул было вместе с остальными, но тут чьи-то цепкие пальцы ухватили его за локоть. Адирроза молча потянула смоукера за собой. Во всеобщей неразберихе бегство их осталось незамеченным.

Сипапоккула затащила Хлюпика на ют. Здесь было особенно ветрено — или так казалось? Мокрый флаг авиакомпании тяжело хлопал, обдавая беглецов мелкими брызгами. Присев на корточки под тёмным кормовым фонарём, они прижались друг к другу.

— Хлю, у меня есть план! — прокричала Адирроза. Разговаривать приходилось, буквально прижимаясь губами к уху — так громыхало вокруг.

— Какой план?

— Ты сможешь пережечь буксирный трос, если я раздобуду тебе твой талисман?

— Смогу, конечно… Но он же у этого пирата! Как ты…

— Я придумала как! — Адирроза готова была сорваться с места, но Хлюпик удержал её.

— Ну а потом что?

— Пиратов здесь от силы штук тридцать! А Ёкарный Глаз в такой ураган ничего не сможет нам сделать. Надо рискнуть, Хлю!

Хлюпик на миг задумался.

— Ладно! Только скажи мне сперва, что ты задумала.

— А вот что…

Команда обезьянцев под предводительством Рахита закончила пробивать дыры в днище. Сквозь рёв бури слышно было громкое журчание — это уходила скопившаяся на нижних палубах вода.

«Немудрено, что мы падали, — подумал Рахит, глядя сквозь пробоину в ночь. — Вон сколько балласта!» Обезьянцы отдыхали, развалившись на диванах. Часть вещей с корабля была вышвырнута за борт во время аврала, но волочь отсюда громоздкую, обитую натуральной кожей мебель оказалось слишком тяжело.

«Интересно, как там здешние матросы? Не учудили бы чего со скуки». С обезьянцами пираты обращались помягче, чем с людьми, — их попросту согнали в кубрик (народу там набилось, что сельдей в бочке) и заперли до лучших времён, приставив четверых охранять. Позже, на базе, им наверняка предложат пополнить ряды флибустьеров — и Рахит не сомневался, что многие с радостью на это пойдут. Ещё бы, ходить под командованием самого Ёкарного Глаза! А уж если шепнуть на ушко о тех богатствах, которые каждый пират прячет в укромном местечке… О-о! Тут, глядишь, не только обезьянцы соблазнятся весёлой разбойничьей вольницей!

Послышались тяжёлые шлёпающие шаги — кто-то спускался по трапу.

— Эй, Рахит! — Жирный почесал брюхо и осклабился. — Хватит прохлаждаться! Давай, тащи свою задницу наверх! Старый Даридуда хочет с тобой потолковать.

— Какого ему ещё надо? — заворчал гориллоид. — Знаешь, Жирный, со всякой хитрой механикой он обращается ловко, спору нет. Но капитаном его вроде никто не избирал.

Жирный пожал плечами:

— Ты бы предпочёл, чтобы это был Фракомбрасс? Когда ты последний раз получал от него бутылкой по кумполу, а? Иди давай и радуйся, что у Хуака нрав помягче.

— Иду, иду. А уж радости-то — полные штаны. Чего хоть случилось?

— Корабль всё ещё снижается, вот чего. А может, альтиметр шалит — сам знаешь, такое бывает. В общем, с «Тяжёлой Думы» просигналили: всё, что только есть тяжёлого, — за борт!

— Понятно… То-то каким-нибудь куки радость. Представь, сидишь в этаком шалашике, а тут сверху начинают валиться роскошные мебеля!

Жирный заржал:

— Ага, диваном по кумполу — и каюк! Гориллоид заглянул в рубку:

— Звал, старый?

Хуак стоял за штурвалом, широко расставив ноги. Единственный глаз обезьянца пристально вглядывался в непогоду.

— Давай-ка, возьми с десяток парней покрепче и почисти это корыто! Мы продолжаем снижаться. Видишь? — Он щёлкнул ногтем по стеклу альтиметра в нактоузе. — Если так пойдёт и дальше, минут через десять мы обдерём брюхо о верхушки деревьев!

— Слышь, там на камбузе полно всякой дряни! Давай вышвырнем всё это за борт.

— Кэп сказал — камбуз без крайней нужды не трогать! Пошерсти по каютам, там много всякого!

Рахит негодующе фыркнул, но отправился выполнять поручение. На нижних палубах царил полумрак — большинство светильников пришло в негодность после протечки. «А не взять ли пару-другую здешних матросов? — подумалось ему. — Всё лучше, чем на своём горбу таскать».

— Какой же я умный — это что-то! — пробормотал он себе под нос и вдруг заметил, что в дальнем конце коридора мелькнула маленькая тень.

«Неужели снова эта пигалица? Ну как есть — она! — подумал Рахит. — Теперь-то я её точно выкину за борт. Вот тебе и балласт!»

Протопав по коридору, обезьянец рванул дверь последней каюты. Он был уверен, что та заперта; но дверь неожиданно легко распахнулась. Каюта была ярко освещена. Адирроза сидела на застеленной койке в соблазнительной позе, нога на ногу. Короткая юбочка задралась так, что дальше некуда.