Мне здесь было неуютно. Больные скрюченные деревья, отсутствие живности, не считая, каркающего над головой воронья и изъеденной бледными личинками лошади на задворках одного из хуторов. И почему-то еще живой.

Как здесь жили люди, мне было непонятно. У меня единственное желание — взять огнемет и сжечь здесь все к едрене-фене. Гнилые деревья, мотки паутины, толстых слизней, косящихся на нас гнойниками на глазах. Здесь все болело. Лучше сжечь, а потом уже что-нибудь нормальное посадить.

Я на все смотрел глазами горностая. Точнее, смотрел сам, а вот чувствовал все через его призрачные лапки, которые шустрили по округе. Видел людей, не только патрули, но и обычных жителей. Разных — где-то уставших болезненного вида стариков, где-то бодрых и наглых мужчин и женщин. Почему-то захотелось назвать их кулаками. Зажиточные лощеные крестьяне как их изображали на агитационных плакатах. Скверна их такими делала или общая атмосфера, но если среди крестьян и работяг были бы мажоры-буржуи, то они все собрались здесь.

Деревня, в которую нас привез Гидеон, выглядела совсем плохо. Домов двадцать. Часть домов сгорела, и теперь только черные печные трубы торчали. Возвышаясь над завалами, покрытыми странного вида красной плесенью. Другая часть избушек покосилась, где-то расползлись бревна или даже целиком обвалились стены. Сквозь прорехи в крыше росли сорняки. Старое серое дерево пахло гнилью, и еще ветер периодически приносил что-то сладкое, но неприятное. Какие-то красные цветочки, которые цвели вокруг церкви.

Сама церковь, точнее, то, что от нее осталось, возвышалась в конце единственной улицы. Некогда высокое и очень красивое здание сейчас представляло из себя унылое и жалкое зрелище. Три целых стены, четвертая со здоровой дырой, будто там слон прошел. Пустые темные, а в ауре непроглядно черные, дверные и оконные проемы. Внутри расколотый алтарь, сломанные лавки и пол со вздыбившимися досками, заспанный битыми витражами. Над головой выцветшие образы и звездное небо в больших дырах.

Гидеон, погруженный в свои мысли, начал бродить по развалинам. Останавливался возле памятных для себя мест, прикладывал руку и что-то шептал, закрыв глаза. Сначала в церкви, а потом вышел на улицу к группе невысоких, заросших травой холмиков. Мешать ему не стали, объехали деревню по кругу и спрятали «буханку» в практически целом, но пустом сарае.

Пока шли обратно, я заметил первого фобоса.

Маленький серый призрак. Настолько слабый и невзрачный, что больше был похож на астральный след, а не полноценную энергию. Серый не только по цвету, но и по сути. Не было черной злости, но и светлого ничего уже не осталось. Вероятно, при жизни это была женщина. Маленькая, аккуратная и хрупкая, от которой сейчас остался только осунувшийся дряблый силуэт.

Я попробовал дотянуться до нее, но лишь спугнул. Фобос дернулся, задрожал и рванул в сторону леса. Пролетел насквозь древнюю ограду, а метров через пятнадцать подскочил в воздухе, будто его за невидимый ошейник дернули, и побрел обратно к церкви.

«…не может уйти, держит его что-то…» — предположил Ларс.

«…ага, и не только его…» — добавил Муха и потянул меня обернуться в другую сторону.

Из-за церкви, со стороны, где виднелось нечто похожее на дверь в погреб, стали появляться фобосы. Мужчины, женщины, дети — бледные тени даже не людей, а просто нормальных призраков. Все зашуганные и будто привязанные к этому месту.

«…брр…бедолаги…» — вздохнула Харми: «…это даже хуже, чем мой музейный опыт. Меня как-то с одной мумией заперли в подсобке, когда на реставрацию отправляли, так я за неделю чуть с ума не сошла…»

«…понимаю…» — ответил Муха: «…когда к нам профессора подселили, мне тоже тяжело было. Но ничего, свыкся…»

«…слышь, свыкун, попросишь в следующий раз тебе завязки на перчатках подтянуть…» — насупился Ларс.

— Изгнать или, лучше сказать, отпустить их получится?

«…получится…» — кивнул профессор: «…только фобоса, который их привязал, надо убить или чтобы святоша их очистил…или и то и другое вместе…»

Ну, что-то подобное я и предполагал. Банши осталась на улице — пошла организовывать наблюдательный пункт и искать подходящее место для ночлега. А я вернулся в церковь, где Гидеон уже начал подготовку. Расчистил центр от мусора, насыпал там защитный контур из полыни и сейчас дополнял его святыми знаками по кругу.

Кого конкретно мы ждем, он не знал. Когда все это произошло, его в деревне не было — уехал на соседний хутор, где разрыв появился раньше. А когда вернулся, вся деревня уже была мертва. Неизвестная сила загнала жителей в церковь и устроила кровавый ритуал, противовес которому Гидеон и планировал запустить.

— Оно придет? — я тоже начал расчищать завалы, но не ради рисунков, а понимая, что свобода маневра может очень сильно пригодиться.

— Не знаю, — пожал плечами священник. — Мне нужно будет время, чтобы собрать всех и прочитать молитву, просто не подпускай его ко мне. Но только пообещай, что, если будет тяжело, не геройствуй, а забирай Банши и валите дальше.

— Хорошо, — посмотрел бы я на того, кто решиться откуда-нибудь забрать Банши против ее воли, но спорить с Гидеоном не стал. Проще наврать, что я с ним согласен.

Через два часа мы были готовы. В «кочегар» заряжены «светлячки», огневик заправлен и дополнительные флаконы с полынью в зоне быстрого доступа. Банши вернулась, сказав, что церковь — это лучшее место во всей деревне, где можно остаться на ночь, и стала оборудовать спальное место. Мы развели костер прямо в глубокой яме прямо на полу у входа, дополнительно сделав что-то типа очага, скрывающего огненные отсветы.

Получилось так себе — пламя видно не было, но общее оранжево-красное зарево все-таки блестело под потолком. Со стороны это должно быть выглядело, зловеще и мрачно. Но, надеюсь, отпугивающе для возможных сторонних наблюдателей.

Гидеон опустился на колени в своем круге и начал читать молитву. Сначала тихонько, словно не хочет спугнуть израненных призраков. Шептал, меняя интонацию в голосе, вкрадчиво выманивая фобосов. Банши зевнула, попросила ее разбудить, если будет, что интересное, и уже через пару минут безмятежно засопела.

Завидую! Голос Гидеона убаюкивал, особенно когда он перестал шептать, стал громче, а звуки молитвы перетекли из речитатива в протяжное песнопение. Но в отличие от блондинки, у меня помимо звука была еще и картинка.

Я видел призраков. Истерзанные оборванные серые сгустки начали прибывать. Проходили сквозь стены церкви, подлетали к Гидеону, останавливаясь на границе круга, и начали кружить вихрем. Сначала один, потом второй, потом третий — через несколько минут под потолком носилось уже несколько десятков теней.

Гидеон, не открывая глаз, протянул руку вперед. Пересек защитный круг и кончиками пальцев дотронулся до ближайшего фобоса, пролетавшего мимо. Мелькнула бледная вспышка света и Гидеон медленно потянул руку обратно, втаскивая в круг серый сгусток.

Тот не сопротивлялся, только задрожал, когда пролетал над полынью. Остановился внутри, прямо напротив груди священника и начал светлеть. Из темно-серого стал просто серым, потом грязно-белым и продолжал «выгорать», будто его в отбеливатель макнули. Гидеон все это время продолжал читать молитву и даже (хотя может это игра света) начал светиться. Из груди, прямо от сердца, из него струился поток света, который и обелял фобоса.

Еще пара секунд и призрак, замерцал и растаял в воздухе, будто дневная солнечная пыль, улетевшая под потолок, а потом дальше через дыру в крыше в ночное небо. Гидеон запустил новый виток песнопения и снова протянул руку за следующим.

«…а хоровое пение он не практикует, часом? А то до утра провозимся…» — проворчал профессор.