Рядом с крыльцом большого дома нашлись вилы, и я бросился к ним. Заодно и Игнатыча поищу.
Чертовски неприятное и непривычное чувство — полная тишина. Я не слышал собственных шагов, не слышал дыхания, не слышал собственного матерного бурчания. Это даже не вата в ушах, а полная пустота. Вакуум, похожий на сон, где все становится далеким и медленным. В спектре ауры все вокруг выглядело обычным, только в воздух был наполнен мельчайшими частицами, похожими на пыльцу.
«…это какая-то магия, но я не понимаю ее природы…» — заметил Ларс: «…и не вижу ее источника… осторожней, может быть не только глушняк, но и невидимка…»
Я забежал на крылечко и зачем-то постучал в дверь. Разрыв мозга какой-то — вижу пальцы, чувствую, как костяшка долбит по доскам, а дальше команда, которая должна дать мозгу информацию о звуке, не проходит. Сигнал обрывается. Теория вроде бы есть, что звука на самом деле не существует, что это только мозг так реагирует. Типа, все иллюзия. Если дерево падает в лесу, где никого нет рядом, чтобы это услышать, то звука нет. Есть изменения в давлении воздуха и вибрация почвы. А звук существует только у нас в голове.
А в моей сейчас была тишина, хорошо хоть фобосы «говорили» со мной на какой-то иной волне. Или я их придумал себе сам?
«…Матвей, эк, тебя понесло в какие материи…» — хихикнул Ларс: «…это пыльца мозги пудрит… по сторонам лучше смотри…»
Да, смотрю я, смотрю. Я подхватил вилы, повертелся на пороге и толкнул дверь. Обычная горница — печка в углу, лавки, сундуки, иконы на стенах. В центре длинный стол с двумя лавками, а на ближайшей спиной ко мне сидел Игнатыч.
Я облегченно выдохнул, позвал его, но не услышал ни себя, ни его. Подошел, дернул за плечо и отскочил от неожиданности. Еще теплое тело Игнатыча покачнулось, стало заваливаться вбок и беззвучно рухнуло на пол.
Остекленевший взгляд, перекошенное от ужаса лицо и потоки крови, засохшие под ушами.
Ничего не слыша, скорее почувствовал чужое присутствие. Попытался отскочить от стола, но не успел. На меня неслась волна воздуха, за которой сразу же пришел удар.
Веслом по хребту? Или сразу невидимой дверью. Ударило не точечно, а будто по всему телу разом и отбросило на стену. Чудом не выронил вилы, поднялся, смахнул кровь из разбитого носа и попытался отмахнуться вилами по широкой дуге. Не понимал, где нападавший.
Один раз крутанул вилами, второй, смахнул еду со стола. Все также бесшумно, разбивая глиняные кувшины с тарелками. Вроде, пирожок один по странной траектории полетел, будто уперся во что-то невидимое. Направил вилы туда, крутанул еще раз, но неудачно — зацепился за оконную раму, зацепив стекло и запутавшись в занавесках.
И пропустил еще один удар. Это уже не дверь из весел — тут целый Камаз в меня влетел. Под натужное кряхтение мейна меня выкинуло из дома. Я добил стекло, выбил оконную раму и пересчитав те косяки, которые не смог выломать, вылетел на улицу. Каким-то чудом, так и не выпустил из рук вилы.
Откатился на дорогу, присел в хонгильдонскую позу шаолиня — типа левая рука с указательным пальцем смотрит вперед, вторая рука с вилами отведена за спину и там же задняя нога, готовая к рывку. Зафиксировался и только тогда проорался от боли.
«…да не реви ты, все равно никто не слышит…» — хмыкнул Муха.
Действительно, что я пятилетка какая-то. Ну, выкинули из дома, этаж-то всего первый. А боли не существует, она, как и звуки, только в голове. Сейчас только Харми пару позвонков вправит…
Входная дверь колыхнулась, сильно шире, чем от сквозняка. А потом еще раз и еще. Плюс занавески кто-то или что-то дернуло.
«…минимум четверо…» — прокомментировал Ларс.
«…пятеро…» — подсказал Муха: «…петуха с забора спихнул кто-то…»
«…Ларс, готов? С него и начнем…» — я все продолжал вертеть головой и указательным пальцем, на ходу придумывая план действий, а потом уже «брюслишным» жестом вытянул ладошку и поманил невидимых врагов к себе. — «…рвем их, только это… чтобы ни одна курица не пострадала…»
Я начал разворачиваться, распрямляя руку с вилами и ведя их по кругу. Направил на птиц, толкущихся возле кормушки и «активировал» Ларса.
Куриная толпа будто взорвалась — в воздух полетели перья, зерно, комья грязи с песком и пылью. Целое облако мешанины из того, что профессор смог выжать из трехметрового пространства возле забора. И это облако мы пустили по кругу.
Практически сразу часть перьев уткнулась во что-то и облепила половину человеческого силуэта. И я уже был рядом — чуть-чуть сбился только, не видел удар сбоку, но почти ушел от него на скорости. Только в плечо ударило, развернув так, что уже мой удар вилами пришелся не в перья, а левее и выше.
Я почувствовал, как вилы вошли во что-то мягкое. Только один зубчик уперся во что-то, дернув руку. Я вдавил сильнее и сразу выдернул, глядя на капли крови, стекающие по металлу. Воздух на этом месте загустел и через мгновение в нашу реальность выпало окровавленное тело сектанта. На лице перекосилась дырявая маска, а из разорванной шеи хлестала кровь.
Радоваться, что теперь хотя бы есть ясность, против кого воюем, было некогда. Не видя удара, но, понимая, что он должен быть, я кувырком ушел в сторону. И вовремя — в труп сектанта влетел невидимый таран и отбросил его к забору.
Я стал раскручивать свое перьевое облако. Если в ауре вокруг разлиты мельчайшие частицы, то здесь у меня будет свое облако. Перья разлетелись широким кругом и окрасились в красный цвет — Ларс еще крови хапнул, натекшей из сектанта. И понеслось!
Четыре неявных силуэта двигались в нашем облаке, смещая, тормозя и спутывая перышки. И пусть всего я не видел, но замахи и попытки ударов, получалось считать. Я покрепче сжал вилы и передал бразды правления Мухе. Замах, удар, кувырок в сторону, поднять невидимое тело на вилы. Сбросить, ударить черенком через правое плечо, развернуться слева и колоть, колоть, колоть.
Я крутанул вилами на уровне и головы, и из пустоты вылетела разбитая маска. А на втором витке — примерно оттуда же — и пустого места полетели брызги крови. И только потом проявилось, рухнувшее на землю тело.
Пятый решил свалить, оставив за собой широкую просеку, раздавшихся в стороны перьев. Туда я и метнул вилы, добавив Мухе еще и силушки мейна. Тоже получилось красиво — вилы, будто наткнулись на невидимую стену, а потом с ускорением полетели дальше, но уже с насаженным на зубчики худым телом в балахоне.
И теперь включился звук.
Кудахтали курицы, петух орал дурниной, переругиваясь с воющей собакой. Я с шумом выдохнул, наслаждая хриплым звуком, сбитого дыхания. И подставил руки, оседающим с неба перьям.
Мычащего Бориса я нашел на сеновале. Он лежал в углу со связанными руками и новой шишкой на затылке.
— Проверь нас, теперь точно никаких маячков, и еду собери. А я пока людей поищу.
— Ушли все, я видел, как женщины в лес бежали, — ответил Борис, разминая ладони, засветившиеся бледным светом.
— Эх, к сожалению, не все, — я подождал пока Борис облапает нас своими детекторами, дождался кивка, что все в порядке и пошел забирать свои вещи из бани, а потом к большому дому.
Прости Игнатыч, разберемся со всем и потом еще твоей семье поможем, и дом новый отстроим. Я выгреб из кармана охапку серебряных изделий: несколько подсвечников, шкатулки, зеркальце в толстой оправе и запихал все это под кровать.
— Матвей, поехали, — в дверях появился «рассветный». — Они на колесах были, я моторку нашел.
«…Белка? Ну как так-то?» — высказал мое возмущение Муха.