Я свернул во двор. И остановился.

Прямо напротив моего подъезда стояла машина неопределенной или, во всяком случае, неизвестной мне марки. На ее грязновато-оранжевом боку красовался угольно-черный вытянутый крест инквизиции. И не возникало сомнений — это за мной.

Первая мысль была: как там Ирина? Нужно немедленно сдаться, пока они что-нибудь с ней не сделали.

Вторая: атаковать с ходу, вырубить всех, благо инквизиторов вряд ли много — в такой машине поместится человек пять-шесть, не больше, да и бойцы из них наверняка неважные.

Третья: бежать, пока не засекли!

Я не сделал ни того, ни другого, ни третьего… Просто успел.

Все-таки я ошибался. Может быть, большинство инквизиторов действительно являлись не слишком умелыми бойцами, но за мной послали несомненных профессионалов… Вполне логично, учитывая сложившуюся определенных кругах мою репутацию.

Первый инквизитор — автомат наготове — появился из-за угла дома всего в десяти метрах от меня. Второй вышел из подъезда сбоку. Третий призраком мелькнул в окне одной из квартир, которую на радость хозяевам он превратил в свой наблюдательный пункт. Все трое держали меня на прицеле. Грамотно проделано…

Что мне остается? Кувыркнуться назад, уходя с линии огня, нырнуть за вон тот мусорный контейнер, под его прикрытием отползти за угол дома… Мечты прервал сухой щелчок передернутого затвора. Я обернулся. Сзади стояли еще двое инквизиторов. Неплохо. Я даже не заметил, как они подошли.

На меня практически в упор смотрело пять автоматных стволов… Готов поклясться, у них там серебряные пули в магазинах. Как против нечисти.

Выхода не было. Я неохотно поднял руки.

— Оружие на землю. Медленно.

Осторожно, стараясь не делать резких движений и тем самым не давая инквизиторам повода прошить меня очередью, я вытащил меч из ножен и уронил его к своим ногам. Покрытая ровными рядами серебряных чешуек сталь сердито дзинькнула об асфальт.

— И кинжал тоже.

Я вздохнул и подчинился. Подняв голову, взглянул наверх. Может быть, Ирина сейчас смотрит на меня в окно?.. Нет, не смотрит. Жаль. Хоть за нее я был бы спокоен.

— Иди к машине. Без фокусов.

Провались все к чертям в ад. До чего же я устал! Куда опять ехать? Спать хочу!

Получив ощутимый толчок в спину, я послушно переступил порог. Следующие по пятам конвоиры — не те, которые столь профессионально подловили меня у дома, другие, местные, — вошли следом. Всего двое. Очевидно, охрана решила, что в хорошо охраняемом и патрулируемом центральном штабе инквизиции один безоружный человек все равно не сумеет сотворить ничего предосудительного. Верх самоуверенности — на меня не стали даже цеплять наручники. Впрочем, они не так уж были и нужны — бежать или устраивать драку я все равно не собирался. И инквизиторы это тоже понимали.

Комната, в которую меня втолкнули, представляла собой выдержанный в строгих тонах рабочий кабинет. Обитые деревом стены, паркет на полу, в углу — внушительного вида сейф для бумаг. Мерцающий белым светом экран компьютера — несомненная ценность в наши дни. Пара телефонов, примостившихся на заваленном бумагами столе, за которым сидел и что-то писал священник в аккуратной белой мантии с вышитым на груди инквизиторским крестом. Когда мы вошли, он поднял голову, и мне не понадобилось много времени, чтобы узнать это сухое скуластое лицо.

Отец Василий. Верховный инквизитор Челябинской епархии.

— Так-так. Уже прибыл, значит. — Глава местной инквизиции поднял бровь и едва заметно улыбнулся. — Ну что ж, Суханов, проходи, коль уж зашел, не стой на пороге. Садись.

Я подавил рвущийся с языка комментарий и, молча шагнув вперед, занял единственный находящийся в комнате — если не считать того, на котором сидел сам верховный инквизитор, — стул. Оба охранника остались стоять у двери. Я спиной чувствовал их невыразительные взгляды.

Повисло молчание. Отец Василий, отложив бумаги, спокойно разглядывал меня, не говоря ни слова. Я молча ждал, глядя ему в глаза.

Привычная игра. Столкновение взглядов и воль. Кто окажется сильнее на этот раз?.. Молчаливое напряжение нарастало. Я позволил себе мимолетную улыбку, глядя на застывшее лицо верховного инквизитора.

Отец Василий отвел взгляд первым. Сморщился, как от зубной боли. Вполголоса спросил у одного из конвоиров:

— Где его вещи?

— В хранилище.

— Принеси.

Охранник кивнул и поспешно вышел. Мягко хлопнула закрывающаяся дверь. Не знаю почему, но от этого негромкого звука по плечам вдруг пробежали холодные мурашки. Словно волна холода плеснула в спину. Я вздрогнул и поежился.

Отец Василий едва заметно улыбнулся… Ну что ж. Один — один.

Вернувшийся охранник положил на стол меч и небрежно замотанный в вылинявшую тряпку сверток. По поводу того, что там находится, у меня не было никаких сомнений. Мягкую пульсацию разливающейся в воздухе тьмы не почувствовать невозможно. Недаром охранник бросил сверток на стол так, словно старался поскорее от него избавиться, а потом — я краем глаза заметил — брезгливо провел рукой по штанине. Словно надеялся таким образом стереть налипшую на ладонь тьму.

Глупо, конечно. Тьма к рукам не липнет. Невидимая, неслышимая, неощутимая, она поражает душу, ломая изнутри и исподволь подчиняя себе человека… Но парня я понимал. Мне иногда самому хотелось вытереть руки. А еще лучше — вымыть их с мылом.

Отец Василий равнодушно отодвинул меч и первым делом потянулся к свертку. Отброшенная в сторону скомканная тряпка не удостоилась особого внимания, а вот с глухим стуком выпавший из нее кинжал надолго притянул к себе взгляд инквизитора. Он изучал его долго и вдумчиво, игнорируя нарочито брезгливые взгляды охранников.

Наконец вывод был сделан. Верховный блюститель чистоты веры спокойно отложил кинжал в сторону и повернулся ко мне.

— Опасная вещь, — коротко констатировал он. — Очень опасная. Злая. На твоем месте я давно уже выбросил бы ее куда подальше или утопил в речке. Не пойму, почему ты, Суханов, все время таскаешь эту штуку с собой? Ведь я знаю, что ты ее ненавидишь…Почему?

Я молча пожал плечами. Ответ не стоил даже того, чтобы его озвучивать. Ненавидеть что-то и иметь возможность избавиться от него — это совершенно разные вещи. Подчас абсолютно несовместимые.

— Ясненько…— спокойно протянул верховный инквизитор. — Значит, осознаем свои грехи, но раскаиваться не желаем?.. Ты хоть понимаешь, что одного вот этого, — он ткнул пальцем в лежащий на столе кинжал, — уже достаточно для официального обвинения? По закону мы можем казнить тебя, Суханов.

Я снова пожал плечами. Окружающая обстановка, ничуть не напоминающая ставшие притчей во языцех церковные подвалы, отсутствие наручников, ленивое благодушие отца Василия, да и вообще сам этот разговор совершенно не напоминали допрос в том виде, как их обычно проводят в инквизиции. И значит, можно пока помолчать… Тем более что до сих пор я еще не слышал ни одного вопроса, который бы по-настоящему нуждался в ответе.

— Молчишь… Ну и что мне с тобой делать, Суханов? С одной стороны, ты, несомненно, виновен. И казнить бы тебя надо, да вот беда — не могу. За одно и то же два раза не судят. Но позволить тебе запросто расхаживать по улицам и смущать народ я тоже не имею права. Ты очень необычный человек, Суханов, всегда себе на уме. Я просто не знаю, чего от тебя еще можно ожидать. Если смотреть со стороны, то каждое твое действие по отдельности кажется вполне оправданным. Но вот общая картина…

Верховный инквизитор устало вздохнул и поерзал на своем стуле. Жесткое сиденье явно не доставляло ему радости. Я мимолетно удивился, почему верховный инквизитор не может позволить себе такую мелочь, как мягкое кресло, но потом отбросил эту мысль. Очень даже хорошо, когда человек пытается действительно приобщиться к церковному аскетизму. А то видывал я некоторых святых отцов — в дверь с трудом проходят.

— Тебя только одно оправдывает, Суханов. Ты хотя и идешь во тьме, но в прямом содействии ей замечен никогда не был. Я даже готов поверить, что по-своему ты стараешься сделать как лучше. Но вот и беда-то в том, что именно по-своему. Пытаясь поступать по совести, ты обычно создаешь проблем еще больше, чем решаешь… Кстати, в том, что равновесие света и тьмы нарушилось, косвенно виноват тоже ты. Это ты год назад сдал тьме именно те карты, которые ей и были нужны. То, что мы сейчас имеем, — это все благодаря твоим стараниям.