Моя боль растягивает мгновения, и я отчётливо вижу раздражение и ярость на лице Квинтилия, пока он поворачивается к моему Назари, сжимая меч в одной руке и кинжал в другой. И я перестаю слышать что-либо, включая биение своего сердца. Я перестаю кричать. Боль ещё есть, но она приглушённая, предсмертная, словно тени во мне сдались, ощутив приближающийся конец.

Теперь кричит Клетус. Я не слышу ни звука в своей пустоте. Отмечаю, как болезненно напрягается лицо Рушана, искривляя знакомые черты. Не понимаю, что происходит и что кахари делает, до момента, пока по его пальцам потоком не идёт золотистый свет. Он выходит из Клетуса и по коже перетекает в Рушана, исчезая в районе его предплечья. Кожа самого короля сереет, становясь пепельной. Серость расползается в стороны, покрывает всю шею и очень медленно течёт по подбородку. Все уже не знают, на кого смотреть. Даян кричит на Рушана, но тот и головы не поворачивает.

Тогда четвёртый нас вновь всех обманет…

Он отбирает его Дар. Забирает свет. Без Дара Света пропадёт и Метка контроля, жизни Айлы ничто не будет угрожать.

Он отбирает…

Он…

От этой мысли весь пейзаж кренится, и меня шатает даже при учёте, что я уже стою на коленях. Я ещё не знаю, что произойдёт дальше, но с новой силой начинаю биться в хватке сестры, хотя это сродни попытке разжать пальцы статуи. Мой взгляд мечется между Айлой и Рушаном, который стонет, а по вискам его стекает пот от напряжения.

Воспоминания вразнобой обрушиваются на меня, сознание лихорадочно ищет ответ, как и почему это происходит.

Я вспоминаю,

как спрашиваю Рушана, у кого Дар забирать силу, но он обрывает мой вопрос поцелуем.

как он чтит теялийские традиции, даже старые.

как он с гордостью носит длинные волосы.

как он близок с семьёй Юн.

как силён его Дар Воды для кахари.

как вместе с Юном он любит носить чёрное.

как Шиун не может читать его эмоции, точно так же, как Айла не может без разрешения посмотреть мои воспоминания.

Привилегия родственной крови.

Я задыхаюсь, сбивчивые мысли топят меня в ярком серебряном свете сестры, но я всё равно не могу сложить пазл. Что бы память мне ни подкидывала, что-то не сходится. Если Айла зазвонила в колокол о моей кончине, то Рушан этой тайной вогнал в меня нож.

Однако Клетус всем нам напоминает о том, что Рушан – кахари, когда оказывается сильнее, напрягается и с криком вгоняет меч прямо в живот Назари. Мои глаза болезненно расширяются при виде лезвия, пронзающего тело насквозь. Этого недостаточно, Рушан продолжает крепко держать короля, и Клетус всаживает противнику кинжал в бок. Звук лезвия, входящего в плоть, отрезвляет нас всех. Даян бросается к ним, пытаясь расцепить, но отшатывается, будто прикосновение к чужой коже обжигает ему руки. Попытки предпринимают Самия и Эол, но с таким же успехом. Кровь обильно стекает у моего любимого изо рта по подбородку и вниз по шее. Только теперь он поворачивается ко мне, и в его взгляде столько же вины, сколько и у Айлы. И я почти ненавижу их обоих.

Тьма во мне сдаётся, подчиняясь контролю, заполняющему моё тело, и сестра отпускает. Она падает назад, где её подхватывают Рой и Анис, а я просто валюсь в подтаявший снег, перемешанный с грязью.

Все звуки возвращаются, прибивают меня к земле, как увеличивающееся давление. Это какофония криков, ругани и плача. Я на секунду проверяю, что Айла в сознании, а потом, руками загребая грязь, поднимаюсь и бегу к Рушану. Падаю несколько раз, толком даже не понимая, как это происходит. Где-то на середине моего пути сзади на Клетуса запрыгивает Суа. Принцесса кладёт свои ладони мужчине на лицо и с упоённой жестокостью качает его свет, отбирая то, что Рушану уже не под силу. Я спотыкаюсь о мёртвое тело, но меня подхватывает Самия и тащит на себе ближе к месту трагедии.

Когда мы добираемся до них, Даяну и Шиуну удаётся отцепить Назари. Они усадили его, не в силах положить из-за меча, проткнувшего его насквозь. Пока его нельзя вытаскивать. Даян вливает в рот кахари мою кровь, но большую часть Рушан бессознательно выплёвывает обратно вместе со своей, не в состоянии сдержать тошноту. Его взгляд рассеянный, он едва в сознании. Я сама с трудом вижу, что происходит перед глазами из-за пелены от слёз и ужаса. Вырываюсь из рук Самии, выдёргиваю кинжал из ножен у ближайшего трупа и режу себе запястье, зная, что это опасно, но мне нужно, чтобы кровь выходила быстрее.

Даян беспрерывно ругается, я запрокидываю голову Рушану и затыкаю рот порезанным запястьем, заставляя его глотать так много, сколько он сможет.

Часть он продолжает выплёвывать, но что-то с трудом проглатывает.

Я отпускаю его ненадолго, давая сделать вдох, и вновь заставляю пить.

Я не знаю, кто он.

Рушан мотает головой, показывая, что не нужно больше, и только тогда я отпускаю его. Шиун отрывает кусок своей накидки и помогает мне затянуть рану, чтобы остановить кровь. Даян с отвратительным звуком вынимает меч из тела Рушана, и кахари дёргается. На секунды он теряет сознание и получает хлёсткую пощёчину от Даяна, которая вновь приводит Рушана в сознание. Я даю ему ещё немного своей крови, и вся содрогаюсь, пока Самия вытаскивает кинжал из его бока. Я почти опускаю глаза, чтобы посмотреть, насколько всё плохо, но Рушан свободной рукой хватает моё лицо. Пальцами крепко сжимает подбородок и щёки, оставляя липкую кровь.

Свою кровь, в которой, я уверена, есть Дар самого Шейна.

– Не смотри, – шепчет он мне. – Не смотри, а то не сможешь забыть.

И я не смотрю.

Я заливаюсь слезами, потому что Даян говорит, что всё заживает.

Рушан наконец ложится на снег.

Он устало закрывает глаза.

Дышит. Его тело то ли лихорадит от боли, то ли Рушана трясёт от холода, но он дышит.

Я смотрю, как мучительно медленно затягиваются его раны. Даян даёт кахари пару новых пощечин, приказывая оставаться в сознании. И тот подчиняется. Брат собирает пузырьки с кровью у Самии и Шиуна, поит Рушана кровью до тех пор, пока на месте ран не появляется розовая кожа.

Я не уверена, действительно ли стоит такая мёртвая тишина или звон в моих ушах достиг апогея, перекрывая всё вокруг.

Рушан открывает глаза.

Он жив.

Я оборачиваюсь на Айлу, она тоже жива и в сознании.

Оба живы.

Но что они сделали со мной?

Слёзы останавливаются, звуки постепенно возвращаются во всей полноте, и я слышу шипение возвращающегося легиона. Демоны окружают нас всех, наслаждаясь запахом крови Первых. Никто ни с кем не сражается. Мы все теперь лишь горстка выживших людей в центре сжимающегося чёрного круга, которому не видно конца, в какую сторону ни посмотри. Пошатываясь, я поднимаюсь и отхожу на десять шагов. Падаю на колени, заношу сцепленные руки над головой и ударяю в землю, отпуская всю ярость и причинённую мне боль.

– Пошли вон!!!

Мой приказ сотрясает воздух ничуть не хуже, чем обычно это делает Даян. Я вбиваю контроль, отданный Айлой, не зная, сколько его надо. Земля идёт волной от моих рук во все стороны, несколько ближайших ко мне солдат падают от того, что почва уходит у них из-под ног. Демоны скуля разбегаются, словно косяк испуганных рыб. Я вколачиваю свою злость в землю ещё несколько раз, пока не остаюсь уверена, что легион исчез.

Наступает тишина.

В которой я слушаю своё тяжёлое дыхание, свесив голову, так и оставаясь на коленях в луже чьей-то крови.

– Какого чёрта вы сотворили?

Я едва узнаю голос. Вяло поворачиваю голову на звук, удивляясь, что Клетус ещё жив. Его кожа почти вся посерела, особенно жутко выглядят тёмные следы на шее, глаза все красные из-за лопнувших капилляров. Сам король немного съёжился, усох, но жив и всё равно выглядит внушительным мужчиной. Хотя его рассудок явно так же далеко, как и мой. Клетус пошатываясь осматривает присутствующих рассеянным взглядом.

– Это не мы… это ты, отец.