– И ещё сил у тебя больше, чем у нормально человека, – припоминаю я, как отлетел каиданец после того удара Дарена. – Похоже, ты всё-таки жульничал на занятиях с Роем.

В ответ на это заявление друг тихо усмехается. Пока он осматривает рану, я оглядываюсь вокруг, понимая, что пейзаж изменился. Сейчас мы находимся в чаще бамбукового леса. Я сразу узнаю стройные зелёные стебли, уходящие высоко вверх. Рассеянные лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака, приобретают успокаивающий зеленоватый оттенок, проникая сквозь листья этого интересного растения. У нас дома на Островах в семье Сесциа тоже есть подобный побег. Года три назад Рой отправился по делам на Континент и привёз Лайле в подарок маленький саженец бамбука. Наверняка было непросто его достать, но лицо приёмной матери так и светилось от радости, как будто это растение было самой большой драгоценностью. Сейчас, вдыхая свежий аромат бамбукового леса полной грудью, я задумываюсь, насколько же на самом деле Лайла скучает по здешним местам. Запрокинув голову вверх, я вновь поражаюсь высоте и возрасту стеблей, ведь наш домашний саженец не дорос ещё даже до потолка.

Я настолько глубоко погружаюсь в свои мысли, что вспоминаю о боли в руке, только когда Дарен начинает промывать ранение, отчего я снова принимаюсь шипеть, заставив его виновато опустить взгляд.

– Рана аккуратная, кровь остановилась, но, Ойро, я всё равно предлагаю её зашить.

Меня передёргивает от этой мысли, однако парень упрямо смотрит мне в глаза, и я нерешительно киваю. Знаю, что друг сделает всё аккуратно, в кузнице он уже имел дело с порезами, ожогами и другими травмами. Бросив один взгляд на своё плечо, я сразу же отворачиваюсь. Мне стыдно, что боль я терплю стойко, а просто смотреть на рану не могу. Мне неприятно, а после всех перемещений я почти уверена, что меня точно стошнит. Я благодарна Дарену, что он хорошо владеет хотя бы основными навыками целителей и что притворяется, будто не замечает моей глупой слабости.

Приятель роется в своей сумке и достаёт всё необходимое. Он явно подготовился к путешествию лучше меня, хотя, возможно, Лайла тоже собрала некоторые лекарства и мази. Я жмурюсь и шиплю от первого прикосновения иглы, но после второго стараюсь не реагировать, концентрируя всё внимание на собственном дыхании и умиротворяющих звуках леса. Я открываю глаза только после того, как Дарен заканчивает зашивать и убирает иглу.

– Почти всё, – бормочет кахари, запечатывая раны густой жижей, похожей на крем и пахнущей какими-то травами.

– Как далеко ты нас перенёс? – хрипло спрашиваю я.

– Дальше, чем думал. В этот раз я смог сделать три прыжка, скорее всего, от прилива адреналина. Полагаю, выиграл нам ещё полдня. Но не думаю, что Смотрители за нами погонятся, они не знают, куда именно мы направляемся. Наверняка бросят все силы в Астару, решив, что мы шли туда, – Дарен аккуратно забинтовывает моё плечо. Теперь я немного расслабляюсь, чувствуя, как прохладная мазь снимает боль, а голова перестаёт кружиться. – Но я полностью истощён, и если честно, то даже ненадолго вырубился вслед за тобой после третьего перемещения.

Я только сейчас внимательно смотрю на друга, замечая, что его лицо неестественно побледнело, глаза покраснели, а под ними залегли глубокие тёмные круги. Его губы тоже бледнее обычного. Он выглядит измотанным.

– Тогда останемся здесь до утра. Судя по всему, уже скоро наступит закат, – я указываю подбородком вправо, где на небе начинают появляться красновато оранжевые всполохи. – Далеко от нас залив?

– Нет. Минут пятнадцать пешком, и снова окажемся на дороге.

Дарен помогает мне надеть его чистую рубашку свободного покроя. Она пахнет мятой и едва ощутимо – лимоном. Я непроизвольно втягиваю голову в плечи и опускаю нос к груди, позволяя приятному запаху окутать сознание.

Воздух остаётся достаточно тёплым для того, чтобы не думать о разведении костра. К тому же сейчас делать это слишком опасно, Смотрителям будет легче нас найти, если они всё же решат проверить местность южнее от столицы.

Мы перекусываем оставшимися припасами, состоящими из сухофруктов, хлеба и сыра. Этого, конечно, не хватает, чтобы полностью насытиться, но я и не собиралась так поступать из опасения исторгнуть всё съеденное, хотя травы, которые Дарен заставил меня пожевать, немного помогают унять тошноту. Постепенно неприятная пульсация в плече сходит на нет, хотя рука всё ещё плохо слушается и сжать нормально пальцы не получается. Дарен всё это время жуёт молча, кажется, даже не задумываясь о своих действиях и не чувствуя вкуса. Пока не стемнело, он чистит наше оружие и раскладывает покрывала, готовя спальные места. Когда сумерки сгущаются и друг без сил валится на своё место, я кутаюсь в тёплую ткань и решаюсь задать вопрос.

– Дарен, когда мы прыгнули… – Я запинаюсь, не зная, как объяснить то, что со мной произошло. – Когда мы прыгнули, ты видел, как моя рука почернела? Это твой Дар так подействовал?

Молодой человек приоткрывает сонные глаза и почти сразу снова их закрывает.

– Почернела? Я ничего не заметил, – едва слышно бормочет он в ответ.

– Я почти уверена, что видела, как тьма ползла по пальцам вверх по предплечью…

– Скорее всего, тебе… показалось. Возможно, от боли… – голос Дарена делается всё тише, пока он не обрывает мысль на середине предложения, а его дыхание становится размеренным. Он проваливается в сон.

Как могу я поправляю покрывало друга, чтобы ему было тепло, двигаю своё спальное место поближе к нему и присаживаюсь, не решаясь закрыть глаза. Я тоже устала, но пока сон меня не сморил, я принимаю решение хоть немного покараулить. Возможно, мы поступаем глупо, и стоило бы по очереди сторожить, однако толку сейчас от нас обоих мало. Дарен истощён, а я не в состоянии даже нормально стоять. Кахари и илосийка ночуют в темноте, на чужой территории, когда неподалёку рыщут Смотрители. Глупо. Следовало позаботиться о несении караула, но я знаю, что ни Дарен, ни я сейчас не в состоянии бодрствовать, поэтому решаю продержаться хотя бы немного, пока усталость не возьмёт верх и я не провалюсь в сон.

Я ложусь на спину, завернувшись в покрывало, и поднимаю правую руку над собой, разглядывая ладонь на фоне темнеющей в вышине листвы бамбука. Сумерки нехотя уступают место ночи. Вспоминая, как чернели мои пальцы во время прыжка, я всё никак не могу смириться с тем, что увиденное было простым обманом зрения. Однако то, что я не испытала страха от увиденного, удивляет меня сейчас куда сильнее. Наоборот, в груди разлилось странное и отчего-то знакомое чувство.

Засыпая, мне чудится, как тёплый ветер касается моего лица, донося шёпот нескольких голосов, но сон утягивает меня раньше, чем получается разобрать хоть какие-то слова – и были ли они там вообще.

Она маленькая. Не старше шести лет. Держа кого-то за руку, она идёт по коридору. Стены из серого камня кажутся простыми на первый взгляд, но от пола до потолка их покрывает сложная узорчатая резьба, а на мраморном полу лежит праздничный золотистый ковёр, который заглушает шаги. Тут нет привычных окон, зато через прозрачный потолок, тянущийся на протяжении всего коридора, проникают рассеянные солнечные лучи. Девочка бросает взгляд наверх и замечает, как ветер гоняет песок по стеклянному куполу. Из-за этого освещение в коридоре постоянно меняется: где-то оно ярче, где-то – мягче. Коридор такой большой и длинный, что она недовольно думает о том, что уже устала идти, хотя они преодолели всего пару пролётов. И ещё на ней глупое платье, белое и красивое, но непривычное и неудобное, как и все остальные подобные наряды.

Я не могу понять, кто я. Мне кажется, что я наблюдаю со стороны, но в то же время чувствую эмоции этого ребёнка.

Вдруг она слышит, как кто-то спотыкается о складку ковра и едва не падает где-то справа. Девочка поворачивает голову, чтобы посмотреть, но всё выглядит таким расплывчатым. Кажется, что по ту сторону кто-то другой держится за руку взрослого и идёт вместе с ними. Кто-то третий. Теперь девочка поднимает глаза на того, кто держит её за руку.