– Прошло так много времени, что и не сосчитать, Морана! Мы и так держим мерзейшие души в самой мрачной тьме наших чертогов! В такой глубине, что никому не найти и не выбраться! Мы сделали всё, что ты требовала, и моё наказание было несправедливым! – угрожающе обрывает Сумерла.

Её руки трясутся, на лице отражается как страх, так и злость. Она боится Морану, но в то же время ярости в ней всё же больше. Свет окружающего нас золота меркнет перед гневом богини, оттенки самоцветов блекнут, серебро сереет, хризолит по стенам трескается, а некоторые ларцы захлопываются. Моё сердце до боли сильно колотится в груди, когда Озем дёргает головой и морщится от раздражающего шума.

Нам конец.

Я вся напрягаюсь, готовая к побегу.

Внезапно лицо Сумерлы преображается, свет сокровищ возвращается, будто ничего и не произошло. Ярость сходит за секунды, уступая место любви и обожанию, а её глаза глядят куда-то за мою спину. Из свирепого чудовища за мгновения она вновь преображается в красивую и даже робкую женщину.

Меня окутывает несказанное спокойствие, когда чья-то ладонь ложится на моё плечо. Я опускаю взгляд, видя, как тени в плаще Морока удлиняются, окутывая мои ноги.

– Морана, ты привела его повидаться с нами? – голос царицы дрожит ничуть не меньше, чем её руки. Но теперь это волнение и радость. – Или ты наконец привела его домой? Погоди! Прости, Морана! Ты привела его домой. Я только Озема разбужу, он будет так рад! Забирай смертную, Морана, забирай! Забирай что хочешь, только его отдай!

Сумерла начинает лепетать, говорит сбивчиво, а её взгляд прыгает с моего лица на Морока. Пальцы Ирая сильнее сжимают моё плечо, а я чувствую отчётливое головокружение.

Она считает Морока своим сыном…

Морана не убивала его. Наша богиня…

– Нет! – уверенно отрезаю я, прежде чем Сумерла додумается разбудить Озема. Отдавать ей костореза я не собираюсь. Сумерла неуверенно замирает, а я поворачиваю голову к Мороку: – Забирай смертную и уходи. Я пойду следом.

Ирай намеренно до боли сжимает пальцы: к счастью, он подыгрывает и молчит, но демонстрирует отказ так, как может, и не двигается с места.

– Ты слышал, что я сказала? – с долей наигранного раздражения повторяю я. – Отведи её к выходу.

Я не повышаю голос, но говорю со всей строгостью, на которую сейчас способна. Я чувствую неодобрение и даже злость, исходящую от него в каждом медленном и напряжённом движении. Он подхватывает хныкающую Алию и скрывается за поворотом.

– Нет!! – взвизгивает Сумерла, но я преграждаю ей путь. Самая большая глупость, на которую я способна, – это встать на пути царицы Подземного царства. – Тебе было мало забрать у меня сына, Морана! Я помню, как ты отрезала свою тень и создала ему этот отвратительный плащ и маску, чтобы скрыть его глаза! Ты заставила нашего сына – царевича – служить тебе, отправляя души в самую глубину мрака! Так глубоко, что даже мы туда не спускаемся!

Свирепея, Сумерла топает, оставляя трещины в позолоченном полу. Я не вздрагиваю, но мой взгляд сам опускается ей под ноги.

Бесконечная Тень, куда отправляются души где-то внизу? Глубже этих царских чертогов?

– Я говорила тебе, что он никогда не рвал нити жизни этих жалких смертных, это делали мы с Оземом! – Сумерла вновь привлекает моё внимание, делая шаг вперёд, а я моментально отступаю, не в силах выдержать напор её ярости. Мне нельзя этого делать, я должна казаться равнодушной, но мне хватает хладнокровия, только чтобы удержать выражение лица, в то время как тело отступает. – Ты сказала, что из-за нас мертвецы начали оживать, и я молила тебя забрать меня! Я бы вместо сына этим занялась, но нет! Тебе хотелось поиздеваться надо мной, и ты влюбила его в себя и забрала! Как ты посмела превратить его в свою Тень и слугу?

Я стараюсь скрыть дрожь в коленях, руки потеют, и я с двойным усилием сжимаю топорик, чувствуя, как деревянная ручка становится влажной из-за моего пота. Я слушаю истинную историю Мораны и её Тени. Я в восхищении внимаю каждому слову и одновременно пребываю в ужасе, потому что не должна этого знать. Этот разговор между Мораной и Сумерлой. Он не для ушей Мары.

Морана действительно отрезала свою тень, но не так у неё появился спутник. Это сын Озема и Сумерлы. Поэтому у него чёрно-золотая маска. Как и его глаза. А если слова Сумерлы о влюблённости царевича правдивы, то он мог и сам хотеть уйти с Мораной и защищать её. Получается, что все знакомые мне легенды – северные и южные – ложны и правдивы одновременно. Они как одна история, разорванная на куски, и каждый из этих кусков оброс ложными фактами, создавая новый полноценный миф о Моране и Тени.

Я должна уйти.

– Верни мне сына, – сквозь зубы низко тянет Сумерла, от отчаяния переходя к угрозам. – Сними с него свою проклятую тень-плащ! Сними с него свой лживый дурман! Дай взглянуть на его лицо…

Царица резко обрывает речь, опуская взгляд мне под ноги. У меня по спине пробегает мороз от того, насколько расслабленным и скучающим становится её выражение лица.

– У тебя есть тень, – констатирует она очевидный факт. – Ты не Морана, а её жалкое подобие… Мара? Так вас…

Я, не дослушивая Сумерлу, разворачиваюсь и без единого укола стыда убегаю, скрываясь за поворотом.

После того как я попыталась наброситься на Морока в четырнадцать лет, сёстры стали называть меня безрассудной, но я почти уверена, что сейчас они бы мной гордились, потому что я в точности следую их наставлениям.

Если встретишь кого-то сильнее тебя – беги.

Разъярённый вопль Сумерлы догоняет меня, когда я пересекаю ближайший зал. Я никогда в жизни так быстро не бегала. Меня не волнуют швы: уж лучше они снова разойдутся, чем я попаду в руки царицы этих земель.

Пол под моими ногами вибрирует и трясётся, вторя ярости хозяйки. Я и так в панике, поэтому мысль о том, что нужно избегать ещё и камней, изредка обрушивающихся сверху, я принимаю с какой-то равнодушной безысходностью, петляя между золотыми горами. Я пробегаю ещё несколько залов, слыша позади проклятия Сумерлы и её обещания, что она разорвёт меня на куски, а потом соберёт обратно как марионеточную куклу и обязательно покажет Моране. Она вопит, клянётся залить моё тело золотом, а вместо глаз вставить куски изумруда.

Я не мешкаю ни на одном повороте, уверенная, что хозяйка и так не отстаёт от меня. Выскакиваю из туннеля, где мы с Ираем расстались, и бегу мимо чёрного озера. Дыхание становится тяжёлым, я задыхаюсь и с трудом остаюсь на ногах, пока все стены вновь сотрясает дрожь от ярости Сумерлы. Я пробегаю мимо окаменелых людей и трупов и слишком поздно замечаю, как камень на человеческих лицах трескается и осыпается. Я отлетаю в сторону, когда сбоку в меня врезается мертвец. Столкновение настолько сильное, что я врезаюсь в колонну из чёрных кристаллов, но те оказываются хрупкими и рассыпаются от удара. Со стоном шарю руками среди осколков в поисках топора. Ладони кровоточат, кристаллы режут не хуже стекла. Пальцами вовремя хватаюсь за рукоять, чтобы размашистым ударом вогнать лезвие в череп противника. Мои глаза от ужаса расширяются. Это определённо мертвец, но в камне он хорошо сохранил первозданный облик, и я словно убиваю настоящего человека, разве что глаза мутные и мёртвые.

Сбрасываю с себя тело и стремительно поднимаюсь на ноги. Ещё пятеро освобождаются от своей каменной оболочки. Вешаю топорик на пояс, меняя его на длинный кинжал. Острое лезвие с большей лёгкостью входит ближайшему в горло. Я вырываю одну оставшуюся нить жизни, перерезаю её и бросаюсь к следующему туннелю, решая не разбираться с остальными мертвецами. Мне нужно попасть к выходу, на поверхности Сумерла не сможет нас достать.

Мне кажется, что я бегу изо всех сил, но в действительности уже еле переставляю ноги. Тело отказывается слушаться, тяжелеет с каждым шагом, а ломота в костях и боль от порезов приходят одновременно. Уже даже мысль о мучительной смерти, кажется, не пугает моё тело, потому что каждый шаг даётся всё труднее.