– Я его не только играть на барабане научил, но и ковать. Помнишь топорик, что ты купила ещё пять лет назад у меня? Тот, твой самый первый?

Я киваю, потому что влюбилась в это оружие, увидев изысканную резьбу на рукояти и кропотливую гравировку по металлу. Я тщательно ухаживаю за этим оружием, любя его всем сердцем.

– Его Ирай сделал.

Я едва не выплёвываю набранный в рот хмель. Часть всё равно начинает течь по подбородку, и я стремительно утираю напиток рукой.

– Пойду поем, – говорю я, резко поднимаясь на ноги.

Кузнец сверлит меня взглядом, но кивает, рукой указывая на столы с угощениями. Я ухожу, по широкой дуге огибая костореза с его друзьями, даже специально обхожу самый большой костёр, чтобы оказаться подальше. Мысль, что любимое и бережно хранимое мной оружие сделал Ирай, расшатывает моё спокойствие. Не уверена, какие эмоции испытываю, узнав об этом. Растеряна ли я, или это будоражащее волнение, которое не мешало бы заглушить хмелем?

Правильно сделала, что ушла от Гавана. Иначе и не заметила бы, как начала расспрашивать его об Ирае снова и снова. Чем меньше я о нём знаю, тем легче будет забыть о наших случайных встречах после сегодняшнего праздника.

– …давай! Ты не прыгал через костёр!

– Один не хочу! – жалуется юноша своим друзьям, когда я прохожу мимо.

– Так весь праздник пройдёт. У тебя же вчера был день рождения. Веселись!

– Тогда найдём… эй! Погоди!

Я не обращаю внимания на чужие разговоры и не сразу понимаю, что это кричат мне. Делаю ещё несколько шагов, прежде чем кто-то дёргает меня за локоть и я едва не расплёскиваю свой напиток.

– Прошу п-п-прощения, – внезапно начинает заикаться молодой человек, когда я поднимаю на него растерянный взгляд.

Ему от силы восемнадцать, он мил, но я уже не в настроении для новых знакомств. Он продолжает держать меня за локоть, пока я наклоняю голову набок, дожидаясь объяснения, чего же он хочет.

– Не желаешь прыгнуть со мной через костёр? – выпаливает он.

– Не с ним! Со мной! – встревает другой, прежде чем я успеваю ответить.

Этот юноша немногим старше, со светлыми волосами.

– Для тебя мы другую найдём, – не отводя от меня взгляда, моментально отвечает первый своему другу.

– Хватит самых красивых для себя выбирать!

– Ты забыл, чем владеет мой…

– Именно! – перебивает светловолосый. – Богатство принадлежит твоему отцу, а не тебе!

– А она приятно пахнет! – вмешивается третий.

У меня спина покрывается мурашками от ощущения чужого дыхания на волосах. Я с трудом давлю первый рефлекс ударить стоящего сзади локтем в живот. Не следует портить праздник и бить деревенских да уже и не особо трезвых юношей. Оно того не стоит.

Несколько раз напоминаю себе об этом, пытаясь расслабить челюсти, чтобы отправить их прыгать через костёр друг с другом. Я с недовольством смотрю на руку первого юноши: он наглеет, не отпуская мой локоть.

– Сегодняшнего утреннего подзатыльника тебе было мало, Игорь? – прерывает чужой спор знакомый голос. – Убери от неё руки.

Несколько юношей подбираются и как по команде отходят на шаг. Я не поворачиваюсь к Ираю, надеясь, что смогу ускользнуть, пока он будет занят разборками со знакомыми.

– А ты, – обращается к кому-то косторез, – ещё раз наклонишься к ней так близко, и разгибаться перестанешь.

Мне приходится прятать улыбку от побледневших парней. Но веселье сходит на нет, как только Ирай обнимает меня за плечи и тянет к себе. Я оказываюсь крепко прижатой к его тёплому телу, и меня раздражает собственная радость от этого.

– Без тебя праздники были веселее, – ворчит Игорь, нехотя выпуская мой локоть. – Когда ты снова уедешь, Ирай?

– Уверен, что без меня было веселее? Помню, что мы все хохотали, когда я тебе пинков в детстве раздавал, – голос Ирая сочится иронией, а его угрожающая улыбка больше похожа на мрачный оскал.

Один из друзей Игоря внезапно прыскает, но тут же получает толчок под рёбра.

– Я уже взрослый, ты больше не посмеешь меня бить! – рявкает юноша, выпячивая грудь.

Почти готова отдать должное парню за храбрость: он сам довольно худощав, да и меня выше всего на полголовы. Я же лишь чуть выше плеча костореза. А сравнивать комплекцию охотника и, как оказывается, племянника кузнеца с обычным человеком просто смешно. Ираю достаточно сдавить пальцы на шее Игоря – и у второго не останется шансов.

– Ты прав, ты уже взрослый, – растягивая слова, отвечает косторез, затем без спроса снимает венок с моей головы и надевает на свою. – Поэтому и отвечать будешь по-взрослому. Ещё раз тронешь мою невесту, и вместо подзатыльника я могу не сдержаться и что-нибудь тебе сломать.

Я стараюсь не подавать виду, что удивлена его поступком. Мне приятно, что теперь компания этих молодых людей ко мне точно не сунется, но косторез мог обойтись простой угрозой, называть меня невестой было необязательно. Я вздрагиваю, когда ладонь Ирая перемещается с моего плеча выше. Он гладит пальцами открытый участок кожи прямо у шеи, изредка задевая лунницу.

Юноши, не замечая моих сопротивлений, отступают и медленно уходят в поисках другой компании. Я всеми силами игнорирую неторопливые ласкающие движения тёплых пальцев.

– Венок пока не отдам, – тихо говорит Ирай, как и я, наблюдая за уходящими.

– Это ещё почему?

– Сзади многие слышали мои слова. Если бросишь меня спустя пять минут после того, как я назвал тебя своей невестой, то все будут судачить и пересказывать эти новости ещё долго. Ты, может, и уедешь, а мне здесь жить.

Я прячу усмешку и сбрасываю его руку с плеча, чувствуя разливающееся тепло в животе. Вот этого желания мне совсем не нужно.

– Тогда оставь себе. Я всё равно его не плела, – со снисходительной улыбкой бросаю я косторезу и демонстративно обхожу его, направляясь к столу с угощениями.

Только лично сплетённый венок можно считать символом девичьего сердца и готовности отдать избраннику свою жизнь и тело. Этот же венок, полученный от других, можно разве что сжечь в костре на удачу.

– Это было жестоко, – нагоняя меня за пару шагов, с наигранным оскорблением причитает Ирай. – Я уже представил, как ты трудилась, с любовью вплетая цветы, а это что?

Он стягивает венок с головы, разглядывает какое-то время, а потом недовольно морщится, но надевает обратно.

– Понятно. Один из тех, что здесь всем подряд раздают, – передразнивая мою улыбку, приходит к верному выводу собеседник. – Я ведь от всех венков отказался, потому что ждал твоего.

– Ага, конечно.

Я останавливаюсь у стола, Ирай, не спрашивая, забирает мой хмельной мёд, допивает оставшуюся половину и вновь наполняет кружку из кувшина. Вначале думаю возмутиться, но его лицо продолжает быть обиженным и недовольным, из-за чего я несдержанно усмехаюсь.

– Но я уверен, что заслужил благодарность за твоё спасение, – говорит он, возвращая мне полную кружку.

Я вопросительно приподнимаю бровь, откусывая половину свежей клубники. Ирай ждёт, наблюдая за тем, как я доедаю первую ягоду, а потом кладу в рот вторую. У меня по шее бегут мурашки, я почти физически чувствую его взгляд.

– Думаю, тебя сегодня уже достаточно отблагодарили, – бросаю я и отхожу от стола, желая избавиться от трепета, что покалывает пальцы, пока косторез находится рядом.

Молодой человек торопливо бросает в деревянную миску ещё немного клубники и пару яблок. Не успеваю я присесть на свободную скамью под раскидистым тополем, немного в стороне от веселящихся, как Ирай тут же оказывается рядом. Садится, занимая пустое место, и ставит миску с фруктами между нами.

– Ешь. Этот хмель веселит, но я не видел, чтобы ты ещё и ела что-то.

Я не уточняю, откуда он это знает, но мысль, что всё время косторез наблюдал за мной, приносит ощущение дрожи, которой не должно быть, и жара в теле. Будь у меня в кружке вода, я бы незамедлительно плеснула себе её в лицо, но у меня мёд, поэтому я делаю два больших глотка. И как можно настойчивее напоминаю себе о поцелуях костореза с незнакомыми девушками. Рядом с ним были три, и всех он перецеловал.