– Уже можно ругаться.

– Дура! – Аарон зло и быстрее всех реагирует, когда Даниил успевает лишь рот раскрыть.

– Это всё? – фыркаю я.

– Нет!

Но, к моему удивлению, больше он ничего не добавляет, лишь раздражённо сжимает губы. Даниил опускается на одно колено рядом, осматривая мою ладонь.

– Аарон правильно сказал. – Принц также недоволен и рассержен. – Только вчера я сказал тебе быть аккуратней и не волновать меня.

– Тогда будет лучше, если вы покинете комнату, потому что осталась ещё одна нить.

– Как с такой рукой ты планируешь продолжать, Агата? – шокированно выдыхает Елена, когда подходит ближе, но она сразу отворачивается, заметив почти чёрную полосу вдоль ладони и множество красных волдырей.

Рука выглядит и вправду отвратительно, а пахнет ещё неприятнее. Я пробую сжать или разжать пальцы, но кожа в некоторых местах лопается, и выступает кровь.

– У меня в комнате я приготовила специальную мазь и чистую ткань, поэтому буду благодарна, если кто-нибудь обработает и замотает мне руку после того, как я закончу. Аарон, поможешь?

– Помогу.

– А закончу я с помощью своей левой руки. К счастью, у меня их две.

Даниил разочарованно стонет в ответ на мою глупую попытку пошутить и отходит подальше, а Елена предпочитает выйти, потому что от запаха её начинает мутить. Аарон не двигается, продолжая поддерживать Николая. Я выдыхаю, собираясь с силами, и аккуратно вытягиваю последнюю нить. Её я также захватываю в кулак, сглатываю ком, который встал в горле от ожидания боли, и вновь затягиваю молитву. В этот раз почему-то требуется больше времени, под конец я цежу слова сквозь зубы, морщась от отвратительного запаха и боли. Кожа шипит, а моя левая рука трясётся. Аарон, наблюдая за мной, напряжённо сжимает пальцы на плечах Николая и расслабляется, только когда я замолкаю. Я возвращаю нить на место и со стоном опускаю левую руку на колени, пальцы продолжают нервно дёргаться, когда я напоследок оглядываю работу, теперь все три нити жизни Николая кажутся живыми, сильными и одинаково прочными.

– Я закончила. Аарон, уложи обратно Николая. – Встаю, стараясь сохранять безразличное лицо и не тревожить руки. – Ваше высочество, расскажите королю, что всё прошло успешно. Теперь я буду проверять его каждый день, и всё что нам остаётся, – это ждать.

Принц кивает, а потом поворачивается к своему другу, который укладывает Николая на место и накрывает одеялом. Состояние старшего наследника пока не изменилось, но цвет лица стал чуть лучше, да и дыхание ровнее и глубже.

– Аарон, позаботься об Агате, – это звучит как недовольный приказ, Даниил выходит из комнаты, а я и мой охранник выходим последними.

Молодой человек открывает мне дверь, потому что я ни к чему не могу прикоснуться без приступа боли, и мы вместе идём в сторону моей комнаты. Всю дорогу мы шагаем молча, хотя я отчётливо чувствую раздражение спутника. Говорить Аарон начинает только после того, как прикрывает дверь моей комнаты и успевает подхватить меня, когда я, привалившись к стене, стала заваливаться набок.

– Я думал, ты в порядке!

На самом деле нет. Боль в ладонях пульсирует так сильно, что у меня нестерпимо болят виски и хочется плакать и выть от этих ощущений.

– Никогда не показывай слабости перед монаршими особами, – кисло улыбаюсь я, опираясь плечом на его грудь. – Так меня учила наставница, которая, к слову, тоже не любила наследников королевской крови.

– Значит ли это, что мой статус достаточно низок, чтобы мне доверять? – Аарон пытается перейти на наши привычные вопросы с ироничным подтекстом, но сейчас это не походит на шутку из-за его слишком серьёзного лица.

– Ты не светловолосый и не принц, уже целых два пункта в твою пользу.

Парень вновь усаживает меня в кресло и находит на туалетном столике заранее приготовленную миску с чистой водой, чтобы промыть раны, куски ткани и мазь.

– У тебя какая-то особая ненависть к светлым волосам? – интересуется он.

– Что-то вроде того… шш… аккуратнее!

Я болезненно закусываю нижнюю губу, когда он распрямляет мне пальцы на правой руке и кожа вновь трескается. Ничего не говоря, он встаёт, проходит в маленькую дверь, что ведёт в мою умывальню, и возвращается с ещё одним тазиком с водой. Ставит его передо мной, так же молча хватает меня за запястья и суёт мои руки в ледяную воду. Ладони словно обжигает вновь.

Вначале я кричу, пытаясь вырваться из его хватки, потом шиплю проклятия, вою и даже прошу отпустить, но Аарон, не меняясь в лице, продолжает держать мои и свои руки под водой. Он вынимает их только тогда, когда моя боль становится тупой, а его собственные руки идут красно-белыми пятнами от холода.

– Нужно было сразу так сделать, – оправдывается он, аккуратно вытирая мои ладони полотенцем.

И опять он прав. Когда в первый раз я делала укрепление нитей, после этого Ирина выволокла меня из дома того человека и так же насильно запихала мои руки в ближайший сугроб. Тогда стояла середина зимы, и я смотрела, как тает снег вокруг моих ладоней, окрашиваясь в красный, и я скулила, прося её меня отпустить.

Я слабо киваю в ответ на его слова, и мои волосы падают вперёд.

– Ты делала такое раньше? – спрашивает Аарон, словно читая мои мысли, но, как мне кажется, он просто пытается меня отвлечь, чтобы продолжить обрабатывать ожоги.

– Да. Один раз. Это болезненный процесс, поэтому мы делаем такое очень редко. К тому же не каждая способна вытерпеть эту боль, а попытка укрепить нити есть лишь одна.

– Как это одна?

– Процесс нельзя прерывать до завершения. Если ошибёшься, остановишься или отпустишь нить раньше времени, то во второй раз это не сработает, сколько бы ты ни пытался.

Он раскрывает баночку с мазью, и в нос мне ударяет запах алоэ. Я дёргаюсь, когда парень начинает размазывать прохладную мазь по повреждённой коже на правой руке. Его левая ладонь, которой он поддерживает мою руку снизу, кажется такой тёплой, что невольно я расслабляюсь и продолжаю рассказывать:

– Мне было пятнадцать, а за окном стоял морозный январь. Недалеко от храма был город Зарич. Небольшой такой, скорее даже деревня. Не знаю, существует ли он до сих пор.

– Существует. Теперь это и вправду город, – сразу отвечает Аарон.

Я киваю, чувствуя, как внутри разливается тепло, что он внимательно слушает, хотя занят перевязкой.

– На всю деревню был только один лекарь Алексей. Ему было около сорока, но почти все его волосы к тому времени поседели. Мары не раз к нему обращались, а я знала его с тех самых пор, как стала одной из них. Он был добр ко мне, относился как к любому другому ребёнку, несмотря на алый плащ. А яблочный пирог его жены был лучшим из тех, что я пробовала.

Заметив, как губы Аарона растягиваются в улыбке, я смущаюсь своей откровенности и возвращаюсь к более простому рассказу без этих эмоциональных подробностей.

– Он был добрым человеком и лечил всех, кому мог помочь, даже если ему не могли заплатить. Но той зимой он сам подхватил тяжёлый грипп от одного из своих пациентов. С болезнью Алексей справился, но это подкосило его здоровье так, что он с трудом передвигался. Среди Мар только самая старшая, Кира, и моя наставница, Ирина, могли укрепить нити, но почему-то Ирина решила, что я тоже смогу. А нет способа проверить… кроме практики.

На последних словах я спотыкаюсь, вспоминая страх, что не удержу нити Алексея и он умрёт из-за меня. Только тот ужас, охвативший всё моё сознание, помог забыть о боли и держаться до самого конца.

– Ты справилась?

– Да.

– Он прожил долгую жизнь? – Аарон бережно заматывает мою вторую руку.

– Надеюсь, – он поднимает на меня взгляд, удивлённый моим неуверенным ответом, а я грустно улыбаюсь, пожимая плечами, – я умерла раньше.

– Готово, – парень укладывает мои забинтованные руки мне на колени. – С Николаем ты закончила, меч ещё какое-то время точно держать не сможешь, Морок уехал, и впереди у тебя свободная неделя, – задумчиво перечисляет он, а я с недоумением смотрю на собеседника, не понимая, к чему он ведёт.