От меня не укрылось, что только Морок всё понял. Его не восхищает ни голос, ни мелодия, он напряжённо опускает руки, ранее сложенные на груди, и делает несколько стремительных шагов в мою сторону. Не задумываясь, я поднимаю руку вверх, чтобы он оставался на месте, и, к моему удивлению, он послушно замирает, возможно, решая дать мне шанс.

По-честному, я сильно рискую. Мары прибегали к ритуальному призыву, только если рядом, бок о бок, стояло не меньше трёх сестёр. Но моя собственная смерть сделала меня беспечной.

Я продолжаю напевать ещё несколько минут, растягивая ноты, чувствуя, как звук вибрирует в грудной клетке, как лёгкие наполняются воздухом, а буквы сами складываются в знакомые слова. Я чувствую, что они просыпаются. Как я и ожидала, упырь не единственный, кто услышал меня. По земле пошёл гул, отдаваясь слабой вибрацией в ногах, птицы замолчали, напуганные тварями, что решили спрятаться в их лесном доме. Я заканчиваю петь и скидываю с себя мантию, которая будет только мешать. Под ней у меня лишь простые чёрные штаны, рубашка и наглухо застёгнутый кафтан бордового оттенка. Ничто из этого не спасёт меня ни от лезвия, ни от когтей и зубов, но я хотя бы смогу быстро двигаться. Я сжимаю в руках меч и кинжал, спиной чувствуя напряжённое ожидание, которое буквально давит на всех присутствующих. Выдыхаю и начинаю медленно про себя считать до тридцати, чувствуя каждый их шаг.

Девятнадцать…

Двадцать…

Двадцать один…

– Дорогая Агата, – протянул за спиной Даниил, уставший ждать.

Двадцать три…

– Ты пойдёшь в лес или тебе требуется помощь? – В его голосе появилась тонкая насмешка.

Двадцать четыре…

Двадцать пять…

Первый выныривает из тени деревьев быстрее, чем я рассчитывала. Мерзкое создание, больше похожее на демона, чем на человека. Тонкие руки и ноги с когтями, серая кожа с неприятным зелёным оттенком плотно обтягивает кости, а рот полон острых зубов. Я преграждаю ему дорогу, когда он пытается ринуться в сторону солдат. Уклоняюсь от его когтей, ныряя под протянутую руку, и, оказавшись сзади, размашистым ударом вонзаю лезвие меча в сгиб между шеей и плечом. Меч входит в его плоть с отвратительным звуком ломающейся ключицы и рвущейся кожи. Тварь, споткнувшись, падает. Всё произошло так быстро, что никто и не успел вскрикнуть, но я вижу, как побелело лицо принца, когда он смог рассмотреть сморщенную кожу упыря, который теперь лежит лицом в жухлой траве. Он старый, давно бродит по земле, а его кожа и клочки оставшихся волос и вправду отвратительны. Я наклоняюсь, чтобы быстрее завершить дело, показать настоящее колдовство, потому что воткнуть меч в тварь может любой из присутствующих. Касаюсь пальцами шеи упыря и ухватываю их – сверкающие, переливающиеся, словно бледное золото, нити, тянущиеся вдоль позвоночника. Нити жизни.

Именно это – наш особый дар, при желании мы можем их видеть, можем вытащить и укрепить, а можем оборвать. Их должно быть три, но у живых мертвецов всегда одна или две уже разорваны. У этого упыря до сих пор целы две. Я выпрямляюсь, сжимая сверкающие нити в кулаке как трофей, натягиваю их до возможного предела, позволяя и обычным людям их увидеть. А потом, встречаясь с взглядом карих глаз принца, который не сдерживает восхищения, рву нити рукой, резко дёргая вверх. Тело упыря содрогается и вновь затихает уже навсегда, а нити исчезают.

Руку саднит после этого, на ладони появились два глубоких пореза, но кровь почти не выступает, потому что сердце не работает и не гоняет красную жидкость по моим венам. Я скрываю порезы, сжимая ладонь в кулак. Мне стоило просто перерезать нити кинжалом, как мы делали всегда. Но я специально сделала это руками на глазах у Даниила, чтобы он знал, что при желании я и его жизнь оборву с такой же лёгкостью. Я надеялась, что он ужаснётся, но в глазах принца загорается живой интерес, а лицо озаряет почти счастливая улыбка, улыбка человека, который нашёл алмаз вместо кварца. Я не успеваю задуматься над этим, как из леса выскакивает ещё один упырь. Поворачиваюсь к нему, теперь сжимая один лишь кинжал, ожидаю, что он бросится ко мне. Но тварь игнорирует меня, резко уходя в сторону. Я едва успеваю развернуться и швырнуть кинжал в голову нечисти, и та падает прямо под ноги принцу, не добежав до него буквально пары метров.

Отдаю должное королевскому наследнику, в обморок он не рухнул. Только сделал несколько шагов назад, но от улыбки и след простыл.

– Богиня… – выдыхаю я, понимая свою ошибку.

Мы переглядываемся с Мороком. Я не могу видеть его лица или понять, что он чувствует, но у меня ощущение, что мы оба подумали об одном и том же. Я рассчитывала, что все твари будут нападать на меня, так как я ближе всех к линии леса, но я забыла, что сама ходячий труп. А нежить тянется к горячей крови. Я подбегаю ко второму упырю, вытаскиваю кинжал из его тела и перерезаю нити, чтобы он вновь не встал.

– Стоит ли мне волноваться, Агата? – натянуто спрашивает принц.

– Что вы, ваше высочество! – вру я, криво улыбаясь. – Или уже желаете сменить первый ряд на последний?

Он не успевает ответить, когда из леса начинают выходить новые твари. Хотя среди них ещё лишь один упырь и три призрака. Со вторыми проще, вероятно, это даже души тех, кого упыри смогли утащить в лес. Но меня удивляет Морок, который выходит вперёд, чуть в стороне, чтобы твари вначале обратили внимание на него, а не на принца. Вероятно, он может справиться с нежитью голыми руками при желании, но мужчина поворачивается ко мне и кивает, ожидая… что я буду его защищать? Помогает мне, давая справиться в одиночку?

Может, у громилы есть немного сострадания ко мне, той, которой нужно доказать свою полезность королевскому отпрыску, чтобы он не решил, что моё воскрешение было бесполезной затеей?

Моя догадка подтверждается, когда твари кидаются к нему, а он и головы не поворачивает, продолжая смотреть на меня. Будь он не столь опасен, я бы закричала на него, покрывая самыми изысканными бранными выражениями, но я едва успеваю добежать, чтобы перехватить первого призрака, который тянет длинные руки к мужчине. С призраками проще, потому что их тела не настоящие, а мягкие, будто из слишком плотной энергии. Они ранят не столько руками, сколько сводят с ума при прикосновении, но на таких, как я, их сила не действует, и я просовываю руку с кинжалом прямо сквозь тело призрака, разрезая нити вдоль позвоночника.

Я задерживаю дыхание, чтобы не чувствовать смрад от призрака, но склизкие ощущения на руке, которая прошла сквозь его тело, и мерзкий трупный вид делают своё дело – к горлу подступает тошнота. Призрак растворяется как раз в тот момент, когда упырь прыгает на Морока, и я, сделав безрассудный шаг, загораживаю мужчину собой. Не позволяю себе вскрикнуть, лишь шиплю, когда нежить впивается мне в одно плечо зубами, прокусывая его насквозь и ломая какую-то кость. Я надеялась, что не буду чувствовать боль, но как бы не так. Боль почти как настоящая, как при жизни. Во второе плечо тварь вгоняет мне свои когти, повисая на мне, как огромная пиявка. От его мерзости внутри поднимается волна злости, и я отрываю упыря от себя, разрывая свои же раны и увеличивая боль. Как только мне удалось его сбросить, сразу пинаю тварь и втыкаю нож ему в шею. С остальными двумя призраками я разбираюсь быстрее, а потом проверяю, чтобы у каждой нечисти были перерезаны нити жизни. Призраки сразу исчезают, растворяясь в воздухе, а вот упыри остаются лежать смердящими кучами костей и плоти.

Я замираю с тяжёлым дыханием, понимая, что на сегодня это всё. Из леса больше никто не собирается вылезать. Как могу, я оглядываю плечи, отмечая испорченную одежду, разорванные раны, сквозь которые видно повреждённые мышцы. Крови больше, чем на ладони, но обильного кровотечения нет. Однако боль всё ещё пульсирует, а руки начинают неметь. Морок с таким равнодушием смотрит на мои повреждения, что я не могу сдержаться и бросаю на него злой взгляд.