Топотун жадно смотрел ей вслед, но ничего не сказал – молча поплелся в противоположном направлении.

– Вот  и замечательно, все разошлись, – Шеверт потер ладони, – а мы с тобой сейчас поговорим с Кером, это наш старейшина. Пусть решает, что с тобой дальше делать...

– А разве я сам не могу решить?

– Хе-хе, как же ты сам решишь, если не знаешь, откуда здесь появился?

Дар-Теен так и не нашелся, что возразить.

Он оперся на широкое плечо кэльчу и послушно захромал по дороге.

– Ты того... – Шеверт осекся и замолчал. Дар-Теен терпеливо ожидал продолжения, и оно, конечно же, последовало.

– Я вот что хочу сказать, – пробурчал Шеверт, – не хотел, ну да ладно. Наверное, ты неплохой парень... Насчет ключа, помнишь?

Ийлур кивнул. Сколько угодно можно гадать, что именно имел в виду Сказочник...

– Когда тебя нашли, у тебя за пазухой была спрятана записка, – выпалил на одном дыхании кэльчу, – я ее забрал, а теперь верну. Только ты скажи, будь добр, правду... Понимаешь, о чем там написано?

В пальцы лег свернутый трубочкой пергамент.

– Давай, присвечу, – Шеверт заботливо сунул под нос «факел».

– Что ж ты сразу не отдал? – ийлур прищурился на кэльчу, но тот и не думал смущаться.

Ответил безмятежно:

– Не знаю. Думал, что так будет лучше, хотел к тебе присмотреться... Гнилые топи слишком плохи для того, чтобы там найти кого-то действительно хорошего. Ладно, читай.

И Дар-Теен уставился на слова, написанные незнакомым почерком – ровным и гладким, как будто неведомый писец не испытывал ни сомнений, ни тревог, ни иных душевных терзаний.

«Ищи Темную жрицу, у нее ключ. Все еще можно вернуть».

Под сердцем кольнуло предчувствием. Темная жрица... Когда-то он имел несчастье столкнуться с таковой – и не только он, но и Эристо-Вет. Искала жрица что-то неведомое в горах Сумеречного Хребта, но что – этого Дар-Теен так и не узнал.

«Но о ней ли здесь идет речь? Что за ключ? И что, провались все к Шейнире, еще можно вернуть?»

Он честно посмотрел в графитовые глаза Шеверта.

– Я не понимаю, о чем здесь написано. Равно как не имею понятия о том, кто мне это подсунул.

Дар-Теен покривил душой только в одном: он не стал говорить, что чувствовал, когда ему подложили эту записку. В бесконечной пустоте…

Сказочник пожал плечами и понурился.  Его шепот был хорошо слышен в тишине огромной пещеры.

– Жаль. Я было понадеялся... Впрочем, – он бодро тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли, – может, еще вспомнишь? Пойдем же к Старейшине, а затем и к Эльде.

– К Эльде?

– Ну да, лечить твою ногу. Забыл уже, что ли?

Дом, обжитый старейшиной, был чуть лучше и чуть просторнее, чем прочие. Наверняка в далеком прошлом – до обвала – он принадлежал зажиточному торговцу пряностями, а может и преуспевающему искателю драгоценностей. Все говорило о невзыскательном вкусе старого хозяина, а заодно и о достатке. Основательный, приземистый силуэт строения, многочисленные колонны по фасаду – широкие и короткие, они были так обильно украшены каменной резьбой, что в целом дом сильно походил на широкую, расшитую оборками и кружевами нижнюю юбку... От которой, по-хорошему, чужому взгляду должна доставаться только нижняя кромка.

Маленькие окна, частично скрытые колоннами, были старательно завешены темными шторами. Если кто и жег свет, сквозь плотную ткань не пробивалось ни единого лучика. А вот дверь – низкая и широкая, окованная бронзой – была гостеприимно приоткрыта.

Шеверт, тяжело и с присвистом дыша, кое-как затащил Дар-Теена на крыльцо. Проклятая нога не желала слушаться, и с каждым ударом сердца под коленом как будто вспыхивал небольшой костер.

– Да я сам, – попытался возразить ийлур, хватаясь за мраморные перила, влажные и скользкие.

– Вижу, как ты сам,  – с легкой издевкой обронил Шеверт, – давай уже, не бойся.

И потащил дальше, в непроглядную темноту прихожей.

Правда, через несколько минут они свернули куда-то, Шеверт ногой толкнул следующую дверь – и Дар-Теен обнаружил себя стоящим на пороге просторной гостиной, залитой молочно-белым светом. В роли светильников выступали все те же черепа, собранные в гроздья вроде виноградных и щедро развешанные по углам.

Сама комната оказалась столь же вычурной и несуразной, как и фасад дома: богатая лепнина на потолке (изрядно осыпавшаяся), каменные вазы в простенках между окон (высотой в полный рост кэльчу), тлеющий углями камин у задней стены, старый диван сбоку. А строго в центре за большим обеденным столом их терпеливо поджидал хозяин дома.

Вид у старейшины был... Дар-Теен тут же мысленно обозвал его пройдохой: подвижное и моложавое лицо, узкие глазки, бегающие туда-сюда. Даже тонкий и длинный нос кэльчу беспрестанно шевелился, вынюхивая невесть что. А голова старейшины была украшена отнюдь не благородными сединами, а ярко-рыжими костяными чешуйками, что делало ее похожей на экзотический плод южных земель.

... Старейшина зацокал языком и сложил гибкие пальцы домиком.

– Шеверт! Побери тебя Шейнира! – фразы на Общем выпались бойко и горошинами отскакивали от стен гостиной, – а мне уже донесли, да... Но не верил, клянусь головой серкт!

– Я и сам не верил, – ворчливо сказал кэльчу, – вот, теперь не знаю, что с ним делать.

– А что с ним делать? – Кер бойко вскочил, мелкой рысью обежал стол и остановился перед Дар-Тееном, – конечно же, обедать, уважаемые! О-бе-дать!

«И это – старейшина?» – ийлур не знал, что и думать. В его представлении старейшиной кэльчу должен был стать белоголовый старик, чья мудрость оттачивалась прожитыми десятилетиями.

– На пустой живот такие вопросы не решаются, – подмигнул Кер и тут же обратился к Сказочнику, – мне кажется, что ты преувеличиваешь важность вопроса, уважаемый Шеверт. Один ийлур ничего не меняет и изменить не может. Все остается так, как было...

– Но он взялся непонятно откуда, – недовольно буркнул Сказочник, – и не помнит, как сюда попал. А вдруг где-нибудь на севере еще есть живые ийлуры?

– Все возможно, все! – пропел старейшина и трусцой вернулся на свое место, – прошу вас, садитесь, и будьте моими гостями!

...Не прошло и получаса, а на столе заманчиво дымился суп в большой серебряной супнице, на подносе призывно румянились птичьи тушки, рядом золотились хлебцы – маленькие, словно игрушечные. И, как всегда, ийлур понял, что дико проголодался – это ощущение голода даже приглушило ноющую боль в ноге.

За обедом прислуживала молодая девчонка из народа кэльчу, шустрая, как мышонок. Она ловко подкладывала добавку в тарелки, разливала прозрачный суп с кусками мяса и все пыталась строить глазки Керу. Тот же наоборот, посерьезнел, черные глаза впились в лицо Дар-Теена – недобро, почти угрожающе... Шут гороховый и балабол исчез, как исчезает снимаемая маска: за столом, откусывая маленькие кусочки хлебца, сидел правитель, мудрый и проницательный, взваливший на свои плечи тяжкое бремя власти.

– Шеверт, расскажи, как вы нашли ийлура, – тихо потребовал старейшина.

Сказочник поспешно проглотил кусок мяса, а затем спокойно изложил все обстоятельства встречи. И – ни слова про найденную записку.

– Гнилые топи – плохое место, – сдержанно улыбнулся Кер, – вечно там что-нибудь приключается. Ну, а ты, уважаемый, что расскажешь?

Дар-Теен честно изложил свою историю.

– Любопытно, – промурлыкал кэльчу, – даже не знаю, что и сказать. Хотя... минуточку, гости дорогие. Я сейчас к вам вернусь.

Он быстро поднялся из-за стола и выскользнул из гостиной.

Дар-Теен изумленно поглядел на Шеверта.

– Что это с ним?

Кэльчу пожал плечами.

– Наверное, какую-то мысль поймал. Ты не смотри, что Кер такой молодой, а уже старейшина. Он очень умный, этот парень... видишь, даже черепа скалозубов придумал использовать как светильники...

«Значит, скалозубы», – Дар-Теен окинул взглядом комнату. Светящиеся черепа, конечно, выглядели внушительно и зловеще, но – а почему бы и не использовать их? Ни чада, ни дыма, и не истаивают, как свечи.