Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Это казалось Шеверту подозрительным, он не раз намекал на «странность» Андоли Старейшине Керу, но тот упрямо бормотал о том, что «девочку нашли в таком состоянии, что она не стала бы врать»...

Так вот, Андоли... Была молодой элеаной, очень маленькой – ростом ниже Топотуна и чуть повыше самого Шеверта. Светлокожая и черноволосая, как и большинство детей Санаула, с огромными, на пол-лица аметистовыми глазищами, она отличалась от своего народа лишь тем, что не имела крыльев. О том, куда делись крылья, никто Андоли не спрашивал: в ту ночь, когда ее нашли близ Гнилых топей, знахарка Эльда осмотрела ее и сказала, что на спине девушки есть два белых рубца. Неудивительно, если Андоли побывала во дворце Царицы... Если, конечно, она там действительно побывала в той роли, о которой потом рассказывала.

Шеверт вздохнул вторично и устало привалился спиной к поросшему мхом валуну. Дворец, Царица, жуткие подземелья и не менее жуткие опыты над теми, кто хозяйничал в Эртинойсе  в старые добрые времена.

Не мудрено, что память пропала, не выдержала и предпочла спрятаться за черными занавесками. Все, что осталось – страх. Каждый камень в подземельях сочился болью тех, кто попался в руки жрецов проклятого народа. А что было до того? Сосущая и голодная пустота. Шеверт не помнил ни себя, ни родных. На диво, в разорванном решете памяти задержались воспоминания о прежнем Эртинойсе, каким он был до исхода богов – и до пришествия странного народа, именующегося себя серкт. С той поры прошло... Двадцать лет.

Он вздрогнул, с трудом вырываясь из липкой паутины воспоминаний. Ночь окончательно вступила в свои права, и над Эртинойсом, сквозь тонкое кружево облаков, помигивали звезды.

Там, в небе, было чисто и холодно – а здесь, в Гнилых топях, грязно и мокро.

– ... Я о том же и говорю, – терпеливо пояснял Хитрец, щурясь на огонь, – вот ты, Андоли, все никак дружка не заведешь. Да, да, чего головой мотаешь? И кому от этого хорошо?

Элеана кокетливо стрельнула глазками в сторону Топотуна, обернулась к Милю.

– И что ты предлагаешь, Хитрец?

Шеверт поежился. Не нужно было брать с собой элеану в поход, не нужно... Пусть она и стала отменной лучницей, но зато почти перессорила Миля и Топотуна. Хитрец – он старше, и превосходно держит себя в руках, а Топотун совсем раскис, смотрит на девицу как на божественный лик самого  Хинкатапи. Элеана, судя по всему, получала удовольствие от этой бестолковой игры.

– Сама умная, догадаешься, – ухмыльнулся Миль и выразительно взглянул на младшего в отряде.

Топотун побагровел, сжал огромные кулаки и уставился на угли.

– Догадалась уже, – хихикнула Андоли, – не волнуйся, Миль, ты будешь не последним в списке.

«Язва», – про себя констатировал Шеверт, но предпочел молчать. Пусть себе...

– А длинный он, твой список? – хрипло поинтересовался Топотун.

– Достаточно, – Андоли невинно захлопала ресницами, но при этом сказала как отрезала, – давайте спать, что ли?

И потянулась как дикая кошка. Миль хмыкнул и отвернулся. Топотун бросил на элеану умоляющий взгляд, а затем с преувеличенным вниманием принялся рассматривать лезвие боевого топора.

«И когда же ты образумишься?» – Шеверту стало жаль парня. Желание схватить Андоли за шиворот и как следует встряхнуть стало почти необоримым.

Он окинул взглядом свой горе-отряд.

– Спите, я посижу.

Никто не стал перечить. Улеглись, кто где, Андоли свернулась клубочком и укрылась плащом, Миль и Топотун просто растянулись на траве, чтобы ноги были поближе к костру, и вскоре над лагерем воцарилась тишина, прерываемая лишь треском веток в огне да тревожными криками ночной птицы.

Шеверт посидел-посидел, прислушиваясь. Конечно, Гнилые топи были плохим местом, но пока никто не вылез из трясины и не нападает... Он нащупал в дорожном мешке свою находку и осторожно – упаси Хинкатапи повредить – извлек на свет.

Это была самая обычная книжка, которую Шеверт нашел в Лабиринте. Толстенькая, в пухлом переплете из шершавой замши, написанная на старом, ныне почти забытом наречии  кэльчу. Когда Шеверт впервые открыл ее, то удивился – как могли старые легенды народа Хинкатапи попасть в Лабиринт? Но потом решил – какая разница, как они там оказались? Главное, что теперь их можно было прочесть... Откуда-то он помнил старую речь, теперь уже и не узнать. А чтение легенд – удовольствие, которого Шеверт был лишен вот уже Боги ведают сколько лет.

Шеверт осторожно перелистывал страницы, одну за другой, испещренные каллиграфически правильным почерком переписчика. Создание Эртинойса, четверка богов-покровителей, Бездонный кошелек Хинкатапи... Боги, и как же давно все это было! Правильный мир, четыре народа – и четыре Покровителя. Шейнира, темная мать всех синхов, Хинкатапи, отец кэльчу, Фэнтар Свет несущий, создатель ийлуров и Санаул, отец вечерних сумерек и крылатых элеанов. Где они теперь, боги? Ушли, сгинули в вечности, бросив своих детей на растерзание могущественным чужакам.

Шеверт погладил разворот книги – там был начертан пресловутый квадрат Мироздания, а в центре, как раз на пересечении диагоналей, серебристой краской была отмечена жемчужинка, покоящаяся в кольцах бесконечного драконьего хвоста. Дракон, Стерегущий само время... И пока он спит, продолжает плыть над бездной и сам Эртинойс.

Шеверт тихо выругался. Пропади все пропадом, это ведь сказки! Все эти боги, да и сам Великий Дракон... Если бы они все существовали, разве допустили бы то, что уже случилось?!!

Он листал дальше. Невольно улыбнулся, высмотрев легенду о Великих путях кэльчу; пожалуй, единственное, что следовало бы признать правдой. Эти пути действовали и по сей день, иначе от Кар-Холома до Дворца бессмертной Царицы проклятых пришлось бы добираться не одну седьмицу...

«Вот те раз», – удивился кэльчу, когда пальцы наткнулись на вложенный в книгу новый листок, не пергамента – самой настоящей бумаги.

«Наверное, чье-то письмо», – такой была следующая мысль, пока Шеверт разворачивал послание.

Костер злобно пыхнул, обдав лицо жаром – и Шеверт прочитал название текста, записанного чьей-то явно дрожащей рукой.

«Сказочник».

Ему вдруг стало нехорошо. Взметнулась мутная тревога, дурное предчувствие. Сказочник... Это ведь он, Шеверт, удостоился такого прозвища! Потому что умел читать, и потому что рассказывал бледной и вечно голодной детворе занятные истории...

«Сказочник».

– Плохо дело, – пробормотал кэльчу, поспешно сотворяя оберегающий знак.

Хуже некуда, когда твое имя, или даже прозвище упоминается совершенно чужими тебе кэльчу. Предзнаменование поворота в судьбе...

Где-то далеко, словно подтверждая опасения Шеверта, заухал филин. И кэльчу приступил к чтению. Потом начало сыпать мелким холодным дождем, но костер горел жарко – Шеверт только накрыл голову плащом так, чтобы на книгу не капало.

* * *

Многомудрый Хинкатапи, бог утренних сумерек, восседал на троне. Алмазные чешуйки на его голове, именуемые альтес, играли в солнечных лучах, отбрасывая на пол и стены мириады крошечных солнечных зайчиков. Тут же, у подножия трона, на маленькой скамье устроился Сказочник. Он казался маленьким и бесцветным по сравнению с Отцом-Создателем, да в общем-то и был он самым обычным кэльчу, которого Хинкатапи забрал к себе не иначе как за умение сочинять и рассказывать истории.

Вот и сейчас Сказочник торопливо записывал что-то в толстый альбом, придерживая его на коленях и ловко макая перышко в пузырек с чернилами.

– А что, – сказал вдруг Хинкатапи, – у тебя недурственно выходит.

– Но мне не сравниться с тобой, отец-покровитель, создавший нас, – быстро ответил Сказочник, продолжая записывать.

– И когда это ты научился льстить?

Воцарилось молчание. Впрочем, и теперь Сказочник не отложил пера, выводя букву за буквой на листах пергамента.

– Хотя это не важно, – вздохнул Хинкатапи и почесал затылок. Несколько алмазных чешуек упали на пол и тут же рассыпались золотистой пылью. – Плохие времена настают, мой друг. Неужели не чуешь?

1149
{"b":"872932","o":1}