«Дар-Теен?!!» – Элхадж едва не выкрикнул это имя, но вовремя прикусил язык: Аль-Мааш уже тягучей, расслабленной походкой отходила к очагу, а следом за ней тяжело ступал широкоплечий кочевник.

– Ты, – он кивнул Элхаджу, – поднимайся. Владыка желает с тобой говорить.

Синх вздохнул. Шейнира побери этого недалекого ийлура! Неужели еще захотелось предсказаний?

Он поднялся, накинул теплую куртку.

– Я готов.

– Да пребудет с тобой Дар, – пробасил ийлур. Затем, обернувшись к Аль-Мааш, добавил, – ты тоже должна его сопровождать. Слишком темно, я не хочу его упустить, ежели он задумает бежать.

Ийлура только хмыкнула.

– Слишком темно. Слишком опасно. Может быть, он и синх, но Фэнтар еще не отобрал у него разум.

С тем и пошли, причем Аль-Мааш крепко держала Элхаджа за локоть.

«Сбежишь от вас, как же», – уныло подумал синх.

Но, оказавшись вне теплого шатра, Элхадж понял, что в такую погоду побег был бы прямой дорожкой в царство Шейниры. Буря ярилась так, что, казалось, каждый следующий порыв ветра будет последним для зеленых пирамидок шатров. В кромешной тьме ледяной ветер хлестал по лицу, швыряясь колючим снегом. На зубах захрустел невесть откуда взявшийся песок – тут Элхадж догадался, что буря принесла с собой не снег, а пыль, поднятую где-то на востоке. И, само собой, кромешная тьма окутала стойбище – впереди идущий ийлур пробирался почти наощупь, вытянув вперед руку.

– Стой! – надрываясь, прокричала Аль-Мааш, – пришли! Глаза открой, что, ослеп?

Кочевник обернулся к Элхаджу. Затрушенные пылью глаза его слезились, ийлур щурился, то и дело тер их, но от этого становилось только хуже.

– Иди же, владыка ждет, – с трудом расслышал Элхадж.

А в следующее мгновение ийлур сгреб его за шиворот и, точно котенка, сунул внутрь шатра, даже не озаботившись перед этим отдернуть край полога.

Шершавая шкура щера прошлась точильным камнем по щеке, в лицо дохнуло жаром и запахом свежезажаренного мяса. Элхадж торопливо протер глаза – так и есть. Владыка степей Тхо-Ра возлежал на шкурах и предавался развлечению, которое, судя по всему, было любимым. Ел то есть.

Синх счел нужным раболепно поклониться – пусть себе думают, что он послушен, как ягненок.

– Великий Тхо-Ра пожелал меня видеть?

Ийлур вытер пальцы о кусок полотна, ухмыльнулся.

– Да, пожелал. Я вижу, ты и сам этому рад, презренный синх – что ж, это хорошо.

Он поднялся, прошелся по шатру и остановился перед Элхаджем. Синх съежился, глядя на нависшую над ним живую гору мускулов; оказывается, он едва ли доставал Тхо-Ра до подбородка…

«Одной рукой мне шею свернет, как цыпленку», – мысль промелькнула и исчезла, запутавшись в предположениях – отчего владыка захотел повидать своего синха в столь поздний час.

Тхо-Ра задумчиво теребил ус, рассматривая пленника. Затем вдруг положил Элхаджу на голову руку, развернул синха лицом к свету.

– Скажи-ка, предсказатель… Ты в самом деле видишь то, что предрекаешь?

Элхадж выругался в душе и еще раз мысленно пожелал владыке степей как-нибудь свалиться со щера.

– Э… образы являются мне, – выдохнул синх. Ему до смерти хотелось стряхнуть со своей головы огромную пятерню, но – понимал, что это чревато самыми неприятными последствиями.

– Смотри мне в глаза, ящерица, – прошипел Тхо-Ра, одновременно усиливая давление на череп Элхаджа.

Тот послушно взглянул в черные глаза-щелки, мимоходом отметил, что щека ийлура подергивается.

– Но я вижу только образы, – сказал Элхадж, – ты столь велик, что должен знать… Каждый видит в предсказании свое.

Тхо-Ра удовлетворенно хмыкнул и шагнул назад; синх вздохнул и невольно покрутил головой, словно пытаясь убедиться – а не свернули ли ему шею?

– Значит ты, проклятое дитя Шейниры, хочешь сказать, что твое дело – увидеть, а мое – истолковать с помощью Фэнтара?

Элхадж низко поклонился.

– Именно так, о владыка.

Ложе угрожающе заскрипело под весом ийлура. Тхо-Ра, подперев кулаком голову, задумчиво смотрел на синха, и в черные его глазах плясали, отражаясь, огненные искры.

– Скоро я получу доказательства, – произнес кочевник, – и горе тебе, синх, если ты солгал. Я ведь ни разу не слышал о том, чтобы синхи умели предвидеть будущее.

Оба сердце Элхаджа на миг замерли.

«Значит, он догадывался с самого начала? Тогда… К чему весь этот балаган?»

– Я надеюсь, что все мной предсказанное сбудется, – с поклоном проговорил Элхадж.

– Это будет хорошо, синх, для тебя. Потому как если я не увижу Черного Убийцу, висеть твоей голове у входа в мой шатер.

Элхадж молча поклонился еще раз. Знать бы еще, кто такой этот Черный Убийца… Истинно говорят: язык мой – враг мой.

– А теперь пошел вон, ящерица. Аль-Мааш, надеюсь, хорошо справляется с поручением?

– Несомненно, владыка.

И Элхадж уже было повернулся, чтобы уйти; нырнуть под хлещущий ветер казалось более приятным, нежели беседа с Тхо-Ра… Но уже на пороге услышал бас ийлура:

– Да, я хочу тебе сообщить радостную весть, синх. Я освободил тебя от твоего хозяина-северянина. Теперь ты принадлежишь мне и больше его не увидишь. Ты доволен?

Элхаджу захотелось взвыть. Кинуться на это огромное пугало, вцепиться когтями ему в лицо, чтобы брызнувшая кровь смыла отвратительную, самодовольную ухмылку. Шейнира! Кто бы мог подумать, что услышать о гибели Дар-Теена будет до такой стпени больно? Да и сам Элхадж, разве он помышлял о том, что Дар-Теена попросту зарежут? А может быть, ийлур сопротивлялся, и погиб в бою, изрубленный кривыми мечами кочевников?..

Синх обернулся, низко поклонился Тхо-Ра и решительно шагнул в исходящую злобой ночь. И когда крепкие пальцы Аль-Мааш вцепились в предплечье, Элхаджу померещилось, что его ведут на казнь. После того, как Тхо-Ра так и не заполучил своего Убийцу.

Наутро все было решено. План побега, поначалу мутный, осел четкими, прозрачными кристалликами, и Элхадж собирался претворить задуманное в жизнь. Теперь, когда Дар-Теена больше не было, помощи ждать не приходилось. А потому, с именем темной Шейниры на губах, синх собирался выцарапать себе свободу… Сам, без чьей-либо помощи.

– Скажи, Аль-Мааш, – он отставил миску с кашей, – тебе в самом деле интересно узнать, что у синхов под альсунеей?

Ийлура моргнула и в недоумении уставилась на синха.

– А что такое альсунея?

– Это наша одежда. Та, которую ты спалила… Впрочем, эта рубаха тоже походит на нее. – Элхадж с деланным равнодушием пожал плечами, – помнится мне, ты говорила…

Он не успел и глазом моргнуть, как она оказалась рядом. Совсем близко, так, что в ноздри ударил запах здорового ийлурского тела смешанный с приторно-сладким ароматом немудреного благовония. Крепкие пальцы вцепились в ворот рубахи, и ткань угрожающе затрещала.

– Э, погоди, – он крутнулся и вывернулся из рук Аль-Мааш, – это не так… все не так, милочка.

Ийлура только приподняла брови. Видимо, слов она не находила.

А Элхадж, воздев руки к небу, тихо произнес:

– Это ритуал, Аль-Мааш, понимаешь? И если тебе так хочется проверить, правдивы ли слухи, то придется следовать обычаю…

Она прикусила губу, испытывающе поглядела на синха.

«Ну, давай же, моя удача», – он даже не смел шевельнуться, не смел даже мысленно взывать к Шейнире – потому как темная покровительница вряд ли бы помогла. Помочь могли только глупость и сладострастие ийлуры.

– Что за ритуал?

И Элхадж понял, что она согласна. На все. Потому как Аль-Мааш смотрела на на пленника так же, как смотрит изголодавшийся ийлур на миску с жареным мясом щера.

«Странная женщина. Бесстыжая и глупая донельзя», – подумал синх. А вслух сказал:

– Мы принимаем особые травы, понимаешь? Ну, для того… гм… чтобы продлить…

Аль-Мааш, кажется, все-таки покраснела. Совсем чуть-чуть.

Затем, приблизив губы к ушному отверстию синха, хрипло прошептала:

– Где мне взять эти травы, Элхадж?