А еще я заметил, что некоторые старейшины склонны прислушиваться именно к моим словам. Лица у них были невозмутимые, крикунов они не поддерживали, но мой сканер показывал, что от них исходят волны одобрения и заинтересованного ожидания.

Мухаммед огладил черную бороду и елейным голосом поинтересовался:

– Если не нужна тебе власть... если на север уйдешь... Зачем Николая ударил, разговаривать не стал?

Это он про косого, догадался я.

– Потому что не время собачиться! – ответил я. – И палки в колеса вставлять!

Я понадеялся, что Отщепенцам знакома метафора с палками и колесами.

Мухаммед слегка кивнул, в бороде сверкнули белые зубы.

– Чем докажешь, что уйдешь после победы? – тем же вкрадчивым тоном спросил он. – На твоей стороне северяне и, надо думать, россы. У тебя слишком много силы, чтобы просто так отступить!

Под конец фразы он возвысил голос, и орава снова пришла в возбуждение.

Я тоже улыбнулся, глядя на него снизу вверх:

– Не суди по себе, дорогой мой бро Мухаммед! Ты бы на моем месте обязательно покорил всех, да повел в завоевательные походы, верно? А вот мне такой геморрой не нужен!

Если про палки в колесах Отщепенцы слыхали, то идиома с геморроем была им в новинку. Варвара и Нэнси залились визгливым смехом, его подхватили некоторые другие воины. Алихан сдержанно улыбался, наблюдая за нашей с Мухаммедом пикировкой.

– И правда, сис и бро, – заговорила Варвара, – не время собачиться.

Люция продолжала буравить россов и Викентия взглядом. Эх, Джерома она им нескоро простит... Если вообще простит.

– Россы мне не друзья, – решил я прояснить ситуацию, пока не поздно. – Они держали в плену мою подругу! И до сих пор хотят отобрать мою волшбу – видите, она особенная, со всего Поганого поля собранная? Нам с друзьями пришлось взорвать их стену, чтобы они нас отпустили...

И тут я попал в точку. Все мигом заглохли, словно их выключили. Если б не взрыв стены, и остальным становищам не унести ног с Прикордонья. Именно после взрыва у россов поубавилось апломба, и они стали куда сговорчивее.

Даже байкеры перестали гадко ухмыляться.

Викентий воспользовался паузой и сказал:

– Россы пришли именно сейчас, бро и сис, потому что мы с Франсуа доложили им о положении дел... Сложно все. Россы знают легенды о Повелителе Поганого поля – а тут все в точности совпало! Аналики... Аналитики Республики Росс, – не с первого раза выговорил Викентий, – полагают, что у Единого есть особое время для того, чтобы в силу войти, а есть время, когда силу потерять. Он – как луна!

Он тыкнул пальцем в небо, и многие послушно задрали головы, хотя никакой луны видно не было в светлеющем утреннем небе.

– Фазы активности – вот как это называют аналитики, – вспомнил Викентий умные слова. – В некоторые фазы его можно убить. Нельзя такое упускать, бро и сис. Хватит прятаться за стеной...

Алихан степенно и миролюбиво спросил Викентия:

– Чем россы вас с Франсуа купили? И когда?

Рыжий Отщепенец не смутился:

– Много лет тому. И не покупали они нас. Просто все мы одно дело делаем. Для того и дрались мы все в Прикордонье, чтобы боевых умений не растерять и в нужный час выйти против общего врага...

Внезапно над моим ухом ядовито свистнуло, Викентий молниеносно поднял круглый и легкий щит, и стрелы, пущенные в него, звонко ударились о металлические нашлепки. Викентий тут же опустил щит и вытянул вперед руку ладонью вперед. На ладони темнел Глаз Урода.

Невероятная реакция Викентия и его волшба застали стрелков врасплох. Вероятно, Викентий просто заставил коней встать на дыбы, уронив седоков. Магический удар вышел отличным – совсем как тогда, когда таким же приемом Викентий выбил из седла Киру.

Я осознал, что выключил Знак Лапы Дьявола, беспокоясь за Отщепенцев перед россами. Сделал это почти бессознательно. Вот Викентий и ушатал стрелков. Кстати, они были мне незнакомы – прибыли из восточных становищ. Силен наш рыжий...

Но сила и быстрота Викентия не впечатлила восточных кочевников. С криками ярости они пришпорили коней и ринулись в атаку на россов и двух “предателей”. К восточным присоединилась и гортанно завопившая что-то Люция, которая, казалось, только и ждала начала драки.

Времени рассусоливать, уговаривать, искать коня и оружие не было абсолютно. Плохо понимая, что делаю, я ринулся наперерез самому первому из восточных, как регбист, и врезался сбоку в круп коня. Сила богатырская не подвела – удар оказался такой мощности, что конь рухнул вместе с Отщепенцем и встал далеко не сразу.

Я развернулся и выдернул второго атакующего из седла, схватив его за ногу и руку, как это когда-то сделала Ива. Кто-то попытался рубануть меня саблей, но я включил боевой режим, увернулся, отобрал саблю и отправил противника в полет в его же соседа. Оба повалились по ту сторону испуганной лошади.

Наверное, это противостояние одного безоружного, но здоровенного и разукрашенного мужика с целым конным отрядом впечатлило всех свидетелей данного действа. И меня самого в том числе. Я знал, что Знак Дольмена развил во мне чудовищную физическую силу, но какую именно, я и не подозревал. Я был как Портос, раздающий затрещины гвардейцам кардинала; как Геракл, вразумляющий пьяных греческих гопников; как взрослый дядя, лупящий расшалившихся салаг.

Тем не менее бой уже было не остановить. Отщепенцы – народ дикий и воинственный. Если у собаки Павлова слюнки текут от вспыхнувшей лампочки, то у Отщепенцев включается инстинкт сражения, стоит только начать. Я подозревал, что если уничтожить девяносто процентов воинов, оставшиеся десять будут биться до последнего вздоха и ни разу не дрогнут.

Но на мою сторону неожиданно перешли блистательные правнучки шаманки – Рената, Регина и Злата, – а также Кира Огнепоклонница, Варвара и еще несколько женщин из “нашего” становища. Сделали ли они это из женского упрямства, женской мудрости, женской глупости или вовсе ничто женское тут ни при чем? Не знаю. Но бабский отряд вломился в взбесившихся восточных кочевников с силой колуна из закаленной стали.

Правнучки почти сразу вырубили Люцию и принялись за остальных. Я работал на пределе сил, со страхом ожидая, что скоро выключится мой боевой режим. Или что к сражающимся присоединятся другие Отщепенцы.

Я начал пробиваться между гарцующими всадниками к Кире, раздавая удары направо и налево без разбора, но не успел – сражение закончилось. Тех, кто атаковал россов и Викентия, оказалось всего пара десятков. Все они валялись на земле – кое-кто с вывихнутыми руками и разбитыми мордами. Кони разбежались и стояли неподалеку, нервно прядая ушами и взмахивая хвостами.

Россы же за все это время не шелохнулись, наблюдая за сварой с ехидными ухмылками, словно на них никто и не нападал. Не двинулось и большинство Отщепенцев, сидящих на лошадях с невозмутимыми физиономиями, как у Чингачгука на тропе войны.

После этой захлебнувшейся атаки мне пришлось потратить немало времени на то, чтобы вбить в твердые головы восточных кочевников, что россы отныне – наши союзники. Не надо их любить и уважать. Просто надо работать плечом к плечу. Ничего личного, просто работа. Все ведь видели, что россы спокойно сидят на своих байках и ни на кого не нападают? Все согласны с тем, что напали именно восточные кочевники и кое-кто из наших, демонстрируя тем самым свое бескультурье?

Я подошел к Люции, которая сидела прямо на земле мрачная, перемазанная в глине, с разбитыми губами. Не знаю, кто ее ударил – возможно, я сам в пылу драки.

– Люция! Да как ты не поймешь: не время драться друг с другом! – обратился я к ней. – Вот победим Единого, тогда и разберешься со своими обидами.

Она ответила не сразу. Дернув мощным плечом, процедила:

– Уж я-то разберусь...

Проигнорировав мою протянутую руку, она рывком поднялась на ноги и ушла широким мужским шагом.

Ладно, подумал я с мрачной удовлетворенностью. На первый раз и такая реакция сойдет. Пока проблем от нее ждать не стоит, не подлый она человек. Как, собственно, и все Отщепенцы, которые всегда предпочитают драться в открытую, а не интриговать за спиной. И к отравлению прибегнут в случае крайней нужды. Инфантильный они народ – но в этом есть и что-то симпатичное.