Ливень хлынул буквально спустя минуту после того, как я залез в палатку. В ней было ужасно тесно. Мы сидели в ней втроем – я, Витька и Кира. Ива расположилась в машине. Струи воды барабанили по ткани палатки с такой силой, словно хотели пробить ее насквозь.

Потемнело. Из-за страшного шума низвергающейся воды и раскатов грома ничего не было слышно, разговаривать не имело смысла.

Витька свернулся клубком в углу палатки и вроде бы уснул. А мы с Кирой принялись обниматься и целоваться.

А чем еще прикажете заняться в такие часы? Интернета с соцсетями у нас нет, чтобы тупо втыкать в смартфон. Я начал возбуждаться и охотно перешел бы от поцелуев к более решительным действиям, но меня сдерживал спящий с нескольких сантиметрах Витька. Но и так тоже было интересно...

Я боялся, что непогода затянется на несколько дней, но уже к вечеру гроза переместилась на северо-запад. Мы поспешно организовали обильный ужин, согретый на газовой горелке. Отщепенцы в своем свежеустановленном становище тоже задымили очагами – наверное, заготовили себе сухих дровишек загодя.

Если бы до ночи ливень не прекратился, мы бы вернулись в шатер наложниц. Но в этой гористой местности погода меняется очень быстро, а долгоиграющие грозы – прерогатива более северных земель.

После плотного перекуса мы с Витькой и Кирой пошли в становище. Все равно делать нечего. Возле центрального, самого большого шатра наблюдалась какая-то движуха: бегали симплы, таскали тюки, горело несколько костров. Несколько Отщепенцев готовили длинную телегу, запряженную двумя конями.

– Они что, Джерома сюда привезли? – догадался я.

– Не в Прикордонье же его хоронить, – сказал Витька. – Отщепенцы – народ вольный, как монголы когда-то. Наверняка похоронят старейшину в чистом поле, а потом прогонят по могилке табун лошадей, чтобы никто захоронение никогда не нашел.

Он оказался прав насчет всего, кроме табуна лошадей.

Тело Джерома, закутанное в плотный саван, положили на телегу и повезли в степь на ночь глядя. Все были молчаливы и мрачны, в том числе Люция, которая встретилась со мной взглядом, но ограничилась коротким кивком.

– Мне кажется, нам надо с ними, – сказал Витька шепотом. – То есть не нам, а конкретно тебе. Ты же Отщепенец, и Джером тебя инициировал как ведуна. Надо отдать дань, так сказать.

Я и сам так подумал, но колебался. Во-первых, Джерома убил я, хоть и в соответствии с пожеланием самого старика и некоей суровой традицией. Уместно ли убийце присутствовать на похоронах жертвы?

Наверное, все-таки уместно. Самураи взрезают себе животы, а чтобы они не мучались лишний раз, голову им сносят так называемые друзья. Другом может быть, кстати, тот, кто победил самурая в схватке, после которой средневековый японец не захотел больше жить. На самом деле отрубание головы человеку, делающему харакири, – большая честь. Судя по всему, и я оказал Джерому честь.

Мы с Витькой взяли коня – того самого, на котором я “воевал” в надежде обратить на себя внимание Секуляров. Витька настоял, чтобы съездить со мной. Я не противился – пусть проветрится. Будет под присмотром.

Мы еле разместились в одном седле – я впереди, Витька сзади. В моем бывшем хозяйстве имелись еще лошади, но их неважно объездили.

Похоронная процессия медленно продвигалась в наступившей ночи по мокрой степи. Небо очистилось от туч, с него светили звезды и стареющая луна. В молочном свете кусты, трава и земля казались осыпанными бриллиантами. Мы остановились на пригорке в паре километров от берега и становища. Я подумал, что старейшину похоронят в Ведьмином круге, но дольменов поблизости не было видно.

Симплы вырыли круглую яму глубиной в рост взрослого человека. Пока рыли, Отщепенцы затянули унылую песню о богатыре, чей жизненный путь подошел к концу. В песне загробная жизнь не упоминалась. И я не припоминал, чтобы кто-то из здешних когда-либо говорил о богах, ином свете и чем-нибудь религиозном.

Телу Джерома придали сидячее положение и усадили в яму. Туда же положили лук со стрелами и какие-то тряпочные свертки – надо полагать, все же подразумевалось, что другой свет существует и в нем Джерому понадобятся некоторые вещи.

Затем яму закидали землей, сделав небольшой холмик. На холмик положили несколько валунов. И все. Больше ничто эту могилу от остальной местности не отличало. Ни символы, ни курганы, ни какие-либо иные отличительные знаки.

Вероятно, среди Отщепенцев не принято навещать могилы павших.

Когда мы ближе к полуночи двинулись в обратный путь, Люция проехала мимо на своей кобыле и похлопала меня по плечу. Тогда я не совсем понял, к чему был этот жест.

Но наутро ситуация прояснилась.

***

Проснулись мы с Кирой позднее обычного – уж очень утомились ночью. Витька ночевал в шатре по приглашению Артура, и палатка оказалась в полном распоряжении двух влюбленных, которые очень долго не имели возможности побыть наедине. Мы искупались в мутном после грозы Танаисе, потом вернулся Витька и сказал, что нас на завтрак ждут в шатре.

Отказываться было глупо. Мы пошли.

Становище вовсю жило своей жизнью. Симплы-пастухи выгнали скот на пастбища, покрытые молодой травой, которая разом поднялась после дождя. Стучали молотками кузнецы, женщины вывешивали сушиться белье, дети кричали и прыгали по лужам.

Наложницы восприняли мой завет более чем серьезно. Я даже удивился. Впервые на моей памяти они вели себя в шатре по-хозяйски, а не прятались в серали каждый раз, стоило мне зайти в жилище. Разговаривали, смеялись. Суетились, как приветливые хозяйки, но рабской униженности я больше не замечал.

Очевидно, наложницы и раньше не испытывали этой униженности по отношению ко мне. К Гришану – вероятно. Поговаривали, что это был еще тот ублюдок. Но Азалия и Катерина очень хорошо знали свою роль и никогда при мне из нее не выходили.

Теперь же они получили бессрочный отпуск, и дальше ломать комедию не имело смысла.

В принципе, такими – раскрепощенными и счастливыми – они мне нравились больше.

После завтрака я оставил Киру и Витьку в шатре – Кира увлеклась обсуждением с бывшими наложницами ведения хозяйства в условиях кочевой жизни, а Витька побежал с Артуром заниматься скотом. Я зашагал к центр становища, кивая всем встречным с видом старожила.

В центре, как я и ожидал, возвышался вечно пустующий шатер – самый большой в становище, предназначенный для редких собраний.

Траву вокруг еще не успели вытоптать, и идти по ней было приятно. Звук шагов полностью в ней тонул.

Уже издали я увидел стоящих перед входом симплов с луками, стрелами и копьями, а в шатре почуял присутствие ведунов. Они меня тоже почуяли, и в дверях показалась Люция.

– Ты вовремя, ведун Олесь, – сказала она с таким видом, будто я каждый день приходил сюда, как на работу. – Заходи.

Я зашел, слегка сбитый с толку. Я планировал упросить отдать мне этот шатер. Отщепенцы сошьют себе новый, а моему подросшему семейству нужна квартира побольше. Но тут выясняется неприятная новость: шатер востребован, и прямо сейчас в нем заседают! Мало того, почему-то приглашают и меня!

Внутри на толстых матрасах, постеленных на соломенные циновки, сидели старейшины: Алихан, Варвара, Мухаммед, Нэнси, Тимур, Рубен, Алевтина, Томирис и Тамара. Сидели полукругом, лицом ко входу. Место посередине этого полукруга оставалось вакантным – там просто лежала плоская подушка для сидения. Место Джерома.

В сторонке стояла обувь всех присутствующих.

Люция стряхнула сапожки, опустилась на свое место с краю и скрестила длинные ноги в просторных шароварах. Нэнси и Алихан, ничуть не удивившись моему появлению, указали на свободное место, и я, немного помешкав, разулся и уселся в центре, на место Джерома.

– На повестке дня наша будущая стратегия... – начал Алихан, когда я скрестил ноги и выпрямился, чувствуя себя не в своей тарелке.

Его слова заглушило громкое зевание. Тимур распахнул пасть и не потрудился его прикрыть. Выглядел он сонным и недовольным.